В Москве немало попрошаек — я сталкиваюсь с ними каждый день по несколько раз. Обычно люди стараются взаимодействовать с ними как можно меньше, но я решил наблюдать и записывать наблюдения.

За год жизни в столице накопил такой списочек:

• Если у попрошайки нет возможности остановить проходящих мимо людей, то их конверсия в подаяния чрезвычайно низкая. Такие ребята скорее надеются на милостыню, чем просят.
• Глупые ребята сидят или стоят в случайных местах: на улицах. Ребята поумнее встают там, где велик поток людей: в подземных переходах. Еще более умные ребята занимают позиции там, где люди снижают скорость движения: у дверей метро или магазинов. Часто попрошайки работают там, где люди вынуждены долго стоять на месте. Например, они всегда есть на переходном переходе через Смоленскую площадь, где десятки людей и машин ждут зелёного сигнала светофора.
• Многое зависит от «предложения» — фразы, которой попрошайка пытается завязать контакт. Типичные фразы вроде «Уважаемый», «Братишка», «Друг», «Молодой человек» — звучат фальшиво и не работают. Однажды ко мне обратились «Эй, высокий!» — я улыбнулся про себя, и от неожиданности остановился. Мне трудно представить фразу, которая работала бы очень хорошо. Наверное, это должно быть чем-то модным и неожиданным. «Эй, хипстер!»
• Я встречал попрошаек, которые максимально похожи на обычных людей и обыгрывают ситуацию «Блин, кончился проездной и кошелек дома забыл!». Приятный внешний вид помогает попрошайке пробить барьеры. К сожалению, такие ребята обламываются на предложение просто провести их через турникет. Короче, если вы хотите быстро набрать полные карманы мелочи, нужно выглядеть как утка как обычный парень и вести себя как обычный парень.
• Раздражают люди, которые «якорят» людей, засовывая им в руки копеечную безделушку. Обычно это трубочка от коктейля. Человек останавливается, смотрит на трубочку, пытается отдать обратно — попрошайка не берёт и начинает быстро рассказывать про благотворительность, больных детишек, протекающие крыши храмов и прочее.
• Бывает немного иная ситуация. Попрошайки-пауки смиренно ждут, когда кто-нибудь провзаимодействует с ними самостоятельно, а потом активизируются и требуют денег. Так действуют, например, ростовые куклы на Арбате. По пешеходной улице бредут грязные Чебурашки или олимпийские Леопарды, и ждут, когда их обнимет ребёнок или сфотографирует турист.
• Неприятный тип попрошаек мимикрирует под уличных музыкантов. Обычно это сиплый, вечно молодой и пьяный парень с гитарой, который лабает что-то из классики русского рока, лабает в меру сил и таланта. Вокруг него бродят девушки с шапками и пристают к прохожим. Иногда пристают очень навязчиво и агрессивно, пытаясь выяснять отношения с теми, кто демонстративно не подаёт. Разумеется, к уличному творчеству всё это не имеет отношения. Подозреваю, что «активные продажи» в этом случае повышают конверсию подаяний.
• Заметил, что хорошо работают уличные музыканты, продавцы и попрошайки, у которых есть фишка. Например, в чехле виолончелиста на фотографии смирно сидит шарпей. На Арбате есть женщина, которая стоит с котом и собирает ему на операцию. Еще в центре встречается женщина преклонных лет, которая воодушевленно кружится под музыку из небольшого проигрывателя. Она вовлекает людей в танец, а потом просит денег.
• Очень раздражают люди, которые пытаются собрать «на операцию», водят с собой девочек в медицинских масках и говорят надрывным голосом. Я не видел, чтобы им кто-нибудь когда-нибудь подавал. Они не вызывают сочувствия.
• Еще редко вызывают сочувствие люди без ног или те, кто демонстрируют свои травмы и язвы.
• Мне нравятся попрошайки, которые не просят деньги просто так, а меняют их на свой талант, пусть даже самый скромный. Они поют, читают стихи, играют на музыкальных инструментах. Люди любят платить за услугу, пусть даже они её не заказывали. Это снимает блок в сознании людей.
• Не знаю, можно ли назвать торговцев барахлом попрошайками, но среди них встречаются профессионалы экстра-класса. Они садятся в вагон метро, и за минуту между станциями устраивают маленькое представление со своим товаром: счищают шкуру с яблока или продают игрушки-липучки, показывая их возможности прямо на вагоне. Видно, что всё это очень тщательно отрепетировано, похоже на маленький стендап.
• Странно, что попрошайки не учатся выделять маленькие житейские проблемы горожан, и не пытаются их решить за деньги. Почему летом в жару на улицах не продают прохладную воду? Почему в дождь у метро не торгуют бахилами или дешевыми зонтиками?

Одним словом, идеальный попрошайка максимально похож на нормального человека, он улыбается, говорит вежливо. Он стоит там, где люди замедляются, останавливает и привлекает людей фишкой. А еще он не просит, а меняет на деньги свой скромный талант или труд.

А что вы думаете о попрошайке? Подаёте? Встречаете необычных?

Прочитал книгу Наталии Лебиной о бытовых аспектах советской «оттепели»: от внебрачного секса до нейлоновых носков

Это довольно небольшая (170 страниц) книга о культурных аспектах советского быта. По сути это исследование того, как жили наши дедушки и бабушки — на основе научных источников, архивных свидетельств, фотографий, с упором на личные отношения.

Книга написана академично и довольно занудно (как и полагается настоящему исследованию). Её основную мысль можно сформулировать так:

В Советском Союзе 1960-х было мало красоты и сексуальности на общественном уровне. Но при этом всё было: аборты, добрачный секс, модная одежда — это создавал отдельный «тайный» мир.

А сейчас — избранные цитаты из книги:

• Публичное пространство 1950-х годов было важнейшим местом для общения мужчин и женщин. Мужчины и женщины знакомились или на танцах, или на домашних вечеринках. Этот факт, подтверждённый социологическими опросами, нанёс мощный удар по официальной риторике — она заявляла, что людей объединяет труд, а не отдых.
• Газета «Смена» от 15 января 1924 года в материале «Смерть тустепам» рассказывала, что в одном из комсомольских клубов под музыку песни «Смело, товарищи, в ногу», танцующим предлагается исполнять танец «За власть Советов», в ходе которого они импровизированно изображают «все периоды борьбы рабочего класса». Неудивительно, что молодые люди, собиравшиеся в клубах на вечера, предпочитали вальсы, польки, танго и тустеп.
• В конце 1930-х годов в города приехало много деревенских парней и девушек, для которых гулянка с пляской была самой распространённой формой выражения полового символизма, знакомства, проведения досуга.
• Обязательной частью послевоенных школьных праздников были костюмированные карнавалы и балы на манер дореволюционных. И это в весьма голодные годы! Школьные вечера, как писали современники, «представляли собой странную смесь концлагеря и первого бала Наташи Ростовой».
• Танцевальные пристрастия у Аксёнова выступать маркером социальной позиции личности. Суперположительный Зеленин из «Коллег» всегда предпочитает вальс, легкомысленный Карпов — фокстрот, а скептически настроенный Максимов знает о существовании буги-вуги.
• Бродский вспоминал о своём школьном детстве: «Помню, во время урока кто-нибудь проползал под партами через весь класс к столу учительницы с единственной целью — заглянуть к ней под платье и выяснить, какого цвета сегодня на ней трико. По завершению экспедиции он с драматическим шепотом возвещал классу: «»Сиреневые»».
• Литератор Яцкевич вспоминает: «Еще в 1944 году мы увидели фильм «Серенада солнечной долины», где на экране люди целуются, тогда как в советском суперфильме «Свинарка и пастух» влюблённые герои всю картину поют о дружбе».
• В конце 1960-х годов добрачные половые контакты поддерживали 62% молодых мужчин и 55% молодых женщин. До совершеннолетия половая жизнь начиналась у 14,5% девушек и 52,5% юношей.
• Советский бытовой язык заставлял людей искать новые формы для обозначения сексуальных отношений. Так, наряду со словом «дружить» появилось слово «встречаться».
• Для многих молодых людей-шестидесятников местом первых половых опытов становился подъезд.
• Новый обряд бракосочетания требовал специальных нарядов, колец. В конце 1961 года в Ленинграде был создан закрытый салон для новобрачных, где наряду с кольцами продавались многие дефицитные бытовые вещи. Одновременно возникла мошенническая практика: люди подавали заявление на регистрацию только чтобы получить талоны в салон и приобрести дефицит, а до свадьбы дело не доходило.
• В шестидесятых господствовал идеал трудящейся женщины-матери. По словам Таллина, женщина представлялось как нечто среднее между коровой и генератором.
• Причиной исключения самарского механика из рядов партии стало следующее: «моральное разложение, вызванное сожительством с женщиной и уход из семьи».
• Пышные женские причёски как в кинематографе осуждались. Она делалась в парикмахерской и не расчёсывалась неделями. Для её создания парикмахеры сами варили лак из мебельного лака и одеколона.
• Журнал «Работница» советовал женщинам мыть волосы мылом или горчицей не чаще одного раза в 10-15 дней.
• В середине 1960-х годов мужчину-«волосатика» могли остановить на улице, принудительно постричь, не пустить на занятия в школу или институт. М. Сафронова от задержания милицией спасла серебряная медаль, которая случайно оказалась у него в кармане. Сочетание длинной причёски и серебряной медали так удивили милиционеров, то они отпустили «волосатика» с миром.
• Герой романа Битова «Пушкиной дом» так описывал наведение женской красоты: «Его радовала закопчённая железная вилка, которую Фаина уходила калить на кухню на газе, возвращалась, отставив руку в сторону с раскаленной вилкой и помахивая ею (на вилку она наматывала прядь, совершая последний и самый выразительный локон), и столовый нож, которым она с поразительной лёгкостью загибала себе ресницы, и иголка, которой она разделяла ресницы уже накрашенные».
• Советские дома моделей в начале 1960-х годов не разрабатывали образцов «мужской молодежной моды», этого понятия вообще не существовало. И двадцатишестилетний манекенщик Васильев демонстрировал одежду для мужчин зрелого возраста. Для создания правдоподобного образа ему приходилось рисовать морщины на лбу и впадины под глазами.
• Васильев испытывал повышенное внимание КГБ перед каждым заграничным показом. В средине 1960-х ему удалось отказаться от «почётной» должности «стукача». Васильев ярко описал трудности работы манекенщика. «Я же единственный мужчина-манекенщик в показе коллекции, мне нужно часто менять костюмы. Переодеть носки не успеваю, поэтому перед показом надеваю сразу четыре пары и снимаю по одной.
• В Ленинграде шестидесятых годов было очень трудно купить готовую одежду. Лёгкая промышленность только-только восстановила довоенные объемы производства. Шили мало и примитивно. В магазинах лежали страшные серые пальто и платья немодных фасонов.
• О. Яцкевич вспоминает: «Попался мне как-то польский журнал «Вице Варшава» и там на развороте стоит Ренье князь Монако с светлом пальто с поднятым воротником — элегантно до безумия. Фотография отложилась в памяти, посему я пошёл в магазин «Ткани». Вижу бобрик светло-песочного цвета и подумал: «А что, если сшить такое же пальто?». Купил ткань недорого — и в ателье. Портной, пожилой еврей говорит: «О, я вам сделаю такую штучку — в Голливуд поедете и там вас будут снимать. Чтобы я так жил!». Получилось весьма неплохо. Пальто из бобрика вызывало восторг друзей и полное неприятие толпы. Захожу в гастроном и сзади: «Вот вырядился!». Я бы достаточно скромен и стеснителен, и мне не нравилось такое внимание. Потом какая-то старуха сказала: «Вот шут гороховый!». В общем еще два-три замечания — и я утром отнёс пальто в скупку».
• В хронике есть свидетельства драк за швейные машины в универмагах. В розницу сильно изношенные «Зингеры» продавались за 800-850 рублей. Хлеб стоил 12 копеек.
• Известный советский модельер А. Игманд вспоминает: «У меня был приятель по кличке Шнапс, который из обыкновенных туфель делал платформы. Он разрезал автомобильную покрышку, вырезал по контуру подошвы и прикреплял к ботинку. В народе такие ботинки назывались «танками»».
• Советские полуботинки «Скороход» конца 1950-х годов весили 1 кг 200 г.
• Обычные мужские трусы-«семейники» были дефицитом и выглядели неважно. Некоторые мужчины носили вместо них плавательные трусы. А те, кто хотел выглядеть особенно пикантно, покупали и носили детские трусики, которые придавали «тугую элегантность».
• В конце 1920-х годов выпускались ткани с рисунками «Комсомол за работой», «Участие красноармейцев в уборке хлопка», «Коллективизация», «Военно-морской флот». Женщины были вынуждены шить себе одежду с изображением лампочек, сеялок, заводов и аэростатов.
• Б. Рейн впоминал, что один из его приятелей узнал о новейшей американской ткани «дакрон» — и поклялся достать себе из неё костюм. На это ушло года три. На поверку оказалось, что это ужасная синтетика — аналог советского лавсана.
• Варвара, героиня романа Ю. Германа «Я отвечаю за всё», летом красила ноги в коричневый цвет и рисовала сзади шов, чтобы создать иллюзию чулка на ноге.
• В период оттепели вошли в моду синтетические носки, у которых была резинка (обычные носки крепили на лодыжке манер чулка — с зажимом и поясом. Ленинградский художник Ковенчук щеголял по городу в нейлоновых носках и ставил ногу на витрину, ловя завистливые взгляды прохожих.
• Вершиной советской обувной промышленности явились ботинки из прорезиненного войлока на толстой резиновой подошве, которые грустно прозвали «Прощай, молодость».

 

• Продуктовые градиенты, господа.
• Дмитрий Чернышев интересно рассказывает о поездке в район чернобыльской катастрофы.
• Разбор закона о защите прав потребителя в контексте обмена или возврата товара. Понравился, например, вот такой хак: «Но если вы не нашли ничего подходящего или вам по каким-то причинам нужно вернуть деньги, тогда могу рекомендовать разве что такой алгоритм. Обрисуйте продавцу следующую перспективу: вы возьмёте аналогичный товар, через день вернётесь, скажете, что этот товар тоже не подошёл по фасону, и попросите обменять на аналогичный – и так до тех пор, пока вам обоим это не надоест. Закон теоретически это позволяет – ведь к «аналогичному» товару, который вы получили взамен первоначально купленного, применяются те же правила об обмене и возврате. Скорее всего, продавца такая перспектива не обрадует и он выполнит ваши требования».
• Авиапарад над Москвой глазами авиадиспетчера.
• Большая и структурированная коллекция плакатного дизайна.
• Фотограф Джеймс Моллисон путешествовал по миру и фотографировал детские игровые площадки.
• Анна Савина потихоньку публикует на медиуме отрывки из своей дипломной работы об объяснительной журналистике: «В тексте Ринеарсона много технических описаний, но он использует короткие и интересные анекдоты, чтобы удерживать внимание читателя. Например, в третьей главе «Designing the 757» подробно описан забавный тест, которые должны проходить новые модели самолетов: в их окна из воздушной пушки запускают куриц, чтобы проверить прочность иллюминаторов. Американский писатель и ученый Дон Фрай считает этот эпизод отличным примером «золотой монеты» или «печенья Oreo» — так он называет интересный момент, которым можно подбодрить читателя и убедить его читать дальше. «Примерно на половине любой длинной статьи читательский интерес и энергия ослабевают. […] Так что нам нужно поместить что-то замечательное как раз перед этим моментом, что-то, что ободрит их — награду за то, что они прочитали так много», — пишет Фрай».
• На аукцион выставили большую коллекцию шпионских фотокамер.
• Огромный и классный пост Лизы Жуковой об адовом состоянии российского книжного мира: «Вот Дмитрий Песков признается, что в школе не любил “Анну Каренину”, сразу переходя к выводам: “наверное, это наша общая проблема – самые серьёзные произведения нас заставляют читать в самом юном возрасте, мы это воспринимаем как пытку”. Вот член общественной палаты Роман Дощинский, председатель Ассоциации учителей русского языка и литературы Москвы, во время обсуждения списка обязательной для изучения литературы зачитывает План Даллеса и призывает задуматься: “вот к чему может привести поощрение различной вариативности в образовании”. Вот комитет по делам общественных объединений и религиозных организаций Госдумы совместно с российским книжным союзом рассказывают о планах по «патриотизации литературы», призывая убрать из школьной программы романы Достоевского и Толстого. Высказывается депутат Ярослав Нилов, который еще недавно настаивал на привлечении режиссера Тимофея Кулябина к уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих. По словам Нилова, школьную программу нужно кардинально пересматривать: “по себе могу сказать — в 9-10 классах сложные философские вопросы проходить рано! Изучать «Войну и мир», «Преступление и наказание», Булгакова и прочих – сложно и рано!”. Обычно подобные новости на этом и заканчиваются, что не так интересно, но в этом случае в Госдуме творится настоящий праздник духа и депутата поддерживает Роман Путин, племянник нашего президента, занимающий должность председателя Русского академического фонда. Он сообщает, что в школе «Войну и мир» тоже не читал. Выступлю сейчас в роли типичного пользователя фейсбука, простите, но может их по этому принципу туда и отбирают? Масонская ложа двоечников?»
• Потрясающие истории раздолбайства ядерщиков на атомных электростанциях: «Как-то раз в начале 1980-х инженеру полночной смены в зале БЩУ позвонил сотрудник с площадки перезагрузки топлива и сказал, что что что-то свалилось внутрь реактора. Инженер приказал тут же сделать запись о падении в подобающий журнал на перезагрузочной платформе. После затянувшегося молчания сотрудник доложил, что тросик, на котором висел зажим, оборвался. Так что зажим вместе с журналом покоился в воде внутри реактора. Инженер-реакторщик распорядился немедленно остановить все работы впредь до поимки зажима. Через час нервной рыбалки зажим удалось выудить из реактора. Вся информация из промокшего и слегка радиационно зараженного журнала была аккуратно переписана в свеженький сухой, который подвесили на новеньком зажиме на новеньком тросике».
• Леонид Парфёнов рассказывает о том, как он снимает свои фильмы: «Естественно, были придуманы замещения, фоны. Потому что для того, чтобы фотография жила… Не то что я так себя люблю… ну, люблю, конечно… Но ее нужно согреть внутренне, там должно быть какое-то движение, какие-то взаимоотношения между нами сегодняшними и тем снимком. Потому что красная цена хронометража — пять секунд, ну семь — вы ничего не сумеете разглядеть. Вот семья на покосе, над Шексной… Это просто не вяжется с экраном. Вы привыкли на нем к динамике. И нам нужен был такой вот песочек, чтобы такой уклончик шел — и я по этому песочку… Песок, и трава, и вода, они-то неизменны. На чем все и строится, что из XXI века можно перейти на сто лет раньше. И нам нигде не попадался песочек. Я уже плюнул, думаю, ладно, купим полсамосвала песку, это недорого стоит в масштабах бюджета фильма, насыплем в нужном месте и снимем. Но на турбазе, где мы жили, снимая Кивач, вдруг нашелся такой откосик. В общем, ерунда, но из такой ерунды все и состоит. Поэтому, в принципе, получается делать один фильм в год-полтора».

Сегодня утром шли с А. по пешеходному мосту через реку Москву и увидели такую картинку:

По мосту растянуты пластиковые баннеры, похожие на огромные и мутные файлы для документов. В баннеры вставлены десятки, сотни детских рисунков: с кошками, птичками и суровыми милиционерами. Проходя мимо этих рисунков у меня слетела шляпа я ощутил чувство неприязни.

Откуда у нас такой культ детского рисунка? Почему везде можно встретить импровизированные выставки каляк-маляк?

Эти рисунки нельзя назвать творчеством — в них нет посыла и труда, ребёнок рисует подобные картины пачками, не умея отличить хорошую от плохой. Более того, все эти картины плохие, и взрослые понимают это. Я никогда не видел взрослого, который всматривался бы в детские рисунки, все проходят мимо.

Не имею ничего против студенческих или ученических работ. Однако считаю, что детские рисунки — это вещь для личного, семейного архива. Они должны лежать в папочке рядом с снимками малыша на горшке или фотопортрета с измазанной в каше рожей. Пускай бабушки показывают это друг другу и умиляются. На публике это выглядит пошло. Детские рисунки не воспитывают вкус ни взрослых, ни детей.

Однако выставка — это еще ладно. Часто конкурс детского рисунка приравнивают к конкурсу праздничного плаката. Нужно нарисовать картинку к юбилею Победы? Организуем конкурс, и выберем Васенькину мазню. Устами младенца глаголет истина, и его руками рисуются логотипы и иллюстрации.

Любое искусство и творчество — это удел профессионалов. Непрофессиональное творчество оскорбляет эстетический вкус независимо от того, детское оно или взрослое.

• Развенчание мифа о «пальце императора» на железной дороге Санкт-Петербург → Москва: «Железная дорога была построена по прямому направлению, что было ошибкой, обусловленной отсутствием нормальных карт и волей начальства —«строить прямо». Через овраг речки Веребьи линия проходила по уникальному девятипролетному мосту высотой 53 м и общей длиной 590 м — самому высокому на тот момент в России. Его проектировал и строил молодой инженер, впоследствии известный теоретик мостостроения М.И.Журавский. Он применил ферму американской системы «Гау», но разработал теорию ее расчета, при этом чуть ли не впервые в мире сделал ее неразрезной на все 9 пролетов. Ферма состояла из деревянных поясов и раскосов, стянутых железными тяжким. Опыт первых же лет эксплуатации показал все недостатки «прямого варианта». Подъем из оврага в сторону Москвы был не только самым крутым на всей линии — 8,2 тысячных, но очень длинным, затяжным. Маломощные паровозы того времени физически не могли вытянуть наверх тяжелые составы, их приходилось расцеплять в Бурге и проводить частями по 10-12 вагонов, для чего на этом участке дежурили четыре дополнительных локомотива. При спуске тормоза вагонов перегревались, теряли эффективность, и хотя прямолинейность линии спасала от тяжелых последствий, к Мстинскому мосту поезд вылетал иногда с непозволительно большой скоростью. Станция Веребьинская находилась на уклоне перед самым мостом, что вносило много трудностей в ее эксплуатацию».
• Алексей Черенкевич побывал в большинстве белорусских замков (есть и такое чудо), и составил по ним подробный гид.
• Справедливо об ущербности национальных государств: «Когда-то средневековая система казалось человечеству правильной и справедливой. Потом, по мере развития общества она начала расшатываться — и рухнула под напором демократов, значительная часть которых, кстати, происходила из сравнительно привилегированных слоев общества. Сейчас большинство людей воспринимают сословную систему – и ее подобия, типа северокорейского сонбуна — как воплощение несправедливости. Думаю, что когда-нибудь так будет восприниматься и нынешняя система национальных государств».
• Симпатичный блог с техническими гифками.
• Интервью с исследователем человеческой памяти: «Трудно себе представить, но еще 150 лет назад люди не представляли, как выглядели их бабушка с дедушкой. Была какая-то память о себе, но она была очень короткая. Люди, например, не знали и не могли знать, как они выглядели в детстве. «Я» — это я сейчас. Если человек был относительно состоятельным, то он мог еще в зеркало посмотреть, а простой крестьянин мог разве что услышать, как соседские девки говорят: «А парень-то видный!» И все. То есть все, что для нас сейчас развернуто в длинную историю, в те времена ограничивалось примерно двумя-тремя годами. Обычные люди даже не знали, сколько им лет. Ну и не очень интересовались».
• Симпатичное видео Антарктики, снятое с дрона. Всё-таки беспилотные летательные аппараты меняют наше представление о реальности. Еще пять лет назад подобные видео были вау, а сейчас — ну так, прикольно.
• Антон Реппонен рассказывает о балансе профессионального и личного: «Я не хотел бы работать в продакт-компании, или, как это сейчас называется, стартапе. И я не думаю, что хотел бы сейчас заниматься только одним проектом. Мне нравится работать с разными проектами, с разными людьми и над разными вещами. Сейчас мы делаем 4 личных проекта, и ничего из этого мы не делали раньше. Я учусь, как делать часы, изучаю индустральный дизайн. Я никогда не делал приложение с нуля с такой бизнес-моделью, как у Urban Walks. Я никогда не снимал документальные фильмы, вообще без понятия, как это делается. У меня есть возможность учиться новому, и это мне намного интереснее, чем если бы я делал один продукт по 8 часов в день на протяжении года или двух. Хотя этим я не хочу сказать, что, работая в стартапе, даже над одним проектом по 8 часов в день, ты не учишься ничему новому. Конечно, учишься, но совершенно другим вещам».
• На «Йоде» вышел огромный рассказ об истории Арбатской площади.
• Отрывок из книги про Ленинград периода оттепели: «К новым формам досуга, связанным с распространением в быту автомобилей, можно отнести путешествие автостопом. Это явление пришло в СССР с Запада в конце 50-х годов, где в это время была уже довольно развитая система организованного использования для туристических целей попутных автомашин. Останавливая автомобиль, человек предъявлял водителю специальный жетон и так мог проехать часть пути. К началу 60-х годов автостоповское движение стало реальностью и в советской действительности. В Ленинграде, например, оно зародилось в 1961 году, и по талонам «Автостопа» за первый год ленинградцы проехали 150 тыс. км, а за 1963 год — уже 10,5 млн. км. Желающему путешествовать этим предельно дешевым способом в областных советах по туризму при профсоюзах выдавались книжки «со знаком остановки машин на обложке». Кроме того, за очень небольшую плату поклонники автостопа приобретали талоны на проезд. Водитель, взявший пассажира, как предполагали организаторы, теоретически мог собрать эти талоны, затем отправить их в совет по туризму и получить шанс выиграть в специальной лотерее шоферов­автостоповцев. Однако это была трудоемкая и малоэффективная работа. Более выгодной водителям представлялась система сдачи талонов «Автостопа» в бухгалтерию собственных предприятий для получения денежной компенсации. Но эта идея тоже оказалась трудновыполнимой».
• Подборка классных иллюстраций на тему «блистающей» научной фантастики.

Год назад я написал пост про нетворкинг, который стал самым популярным постом в моём блоге. В комментариях к посту мои читатели представлялись, рекомендовали свои социальные сети и блоги, и даже предлагали работу. Знаю, что в комментариях к тому посту подружилось и сработалось несколько моих читателей.

Давайте повторим этот опыт?

Пожалуйста, расскажите о себе в комментариях к этой записи:

• Напишите, как вас зовут и чем занимаетесь.
• Приложите ссылку на блог, социальные сети, портфолио.
• Расскажите, как другие люди могут помочь вам: советом, работой, связями.
• Покажите эту запись своим друзьям.

Поехали!

Так получилось, что уже несколько лет я неторопливо собираю марки. Решил рассказать о том, зачем это делаю — в свободной форме, без претензии на обстоятельность. Рассказ проиллюстрирован несколькими марками из коллекции. Они любимы мною за вид, а не за ценность.

Марка — это прекрасный дизайнерский объект. Это маленький плакат размером с ноготь, на котором удаётся изобразить историческое событие, личность или просто занятную абстракцию. Создание марки требует от почтовых дизайнеров особого умения: любви к деталям, мастерства «не перекрутить», способности выйти за пределы банальности, но не желать шедевральности.

Мне нравится смотреть на марки и понимать: вот это классная штука, я хотел бы увеличить её в тридцать раз и повесить на стену, или набить на себя в виде татуировки. Для меня это примерно одна марка из ста. Такая попадает в альбом (специальный альбом для марок называется кляссером). Остальные, обычные марки живут вповалку в большой коробке.

Мне нравится в марках то, что невозможно собрать их все. За всю почтовую историю выпущены миллионы различных марок — целый вагон! Большая часть этого вагона состоит из обычных, ничем не примечательных марок с птичками и цветочками, которые печатаются годами и не представляют никакой ценности (филателисты продают их буквально на вес, коробками). Меньшая часть вагона — это редкие марки и самая желанная для коллекционера часть — марки с опечатками.

Филателия предлагает человеку смириться с ограничениями и сразу решить, что ему интересно. Кто-то собирает марки с Путиным, кто-то — французские марки первой половины XIX века, третьи ищут в коллекцию знаки почтовой оплаты ракетной почты.

Мне нравится в марках то, что их легко и недорого собирать. Это особенно заметно на любительском уровне — просто симпатичные марки без признаков редкости или ошибочности не стоят ничего. Можно прийти на любой блошиный рынок и купить за пару сотен рублей горсть маленьких плакатиков, и рассматривать их дома, в тиши.

Филателия — это увлечение неторопливых, это не какой-нибудь там футбол. Марки собирают годами, десятилетиями, в пассивном режиме. Кляссер лежит себе в шкафу и время от времени пополняется новыми экземплярами в коллекции. Моя прелес-с-сть!

Мне нравится в марках то, что они отражают историю и культуру человечества. Марки — это проекция человеческой жизни на самоклеящуюся бумагу. Крупные события, веяния и мода оставляют свой след на знаках почтовой оплаты. Нужно только уметь читать это.

Историк может изучать политических деятелей, дизайнер — стилистику, шрифты. Даже обычный человек после получаса разглядывания марок учится разделять их. Вот марки островных государств, безликие и скучные. А вот марки имперских времён, советские и немецкие — они выглядят монументально, графически яростно.

Мне нравится, что марки живут своей жизнью и продолжают использоваться. Они регулярно обновляются, путешествуют по миру на открытках и письмах. Раньше я вёл активную международную переписку и каждый раз радовался, когда получал новые марки на конверте.

Пару раз нужно было срочно отправить письмо, но «технических» марок не было под рукой. Тогда я просто доставал из коробки повторяющиеся марки Почты России, клеил и отправлял с богом.

Ну а еще филателия — это очень сексуально. Все девушки любят коллекционеров марок! Стоит только раскрыть перед ней свой кляссер, как она уже твоя. Хотя ладно, чего это я…

Ну вот, я такой неторопливый безыдейный филателист. Если вы тоже выбирали между пауэрлифтингом, пилотированием спортивного самолёта и коллекционированием марок, то смело выбирайте правильный вариант!

• Максим Ильяхов — о своём творческом пути.
• Юлиус Видеманн, издатель Taschen, рассказывает о роли книги в современном цифровом мире: «Очень важно, чтобы аудитория могла себя ассоциировать с контентом, не должно быть отторжения и непонимания. И здесь я использую правило «30/30/40». 30% из того, что вы предлагаете людям, — это «зона комфорта», узнавание — то, что им уже известно. Так возникает интерес, и следующие 30% — это уже «зона любопытства». Например, человек уже знает что-то об Испании в общем, но ничего не знает о городе Валенсия, и вот вы ему об этом и рассказываете. И, наконец, 40% — «зона познания» — это то принципиально новое знание, которое приобретает человек, например, о неведомой пещере в Испании. Сегодня мы вынуждены постоянно бороться за человеческое внимание, и для того чтобы его привлечь, необходимо все время давать возможность узнать что-то новое — люди жаждут знаний. «Золотой закон» — это скорее образ мышления, и он может применяться в разных ситуациях. Соотношения могут быть и другими, например, 20/20/60, но важно, чтобы присутствовали три компонента: зона комфорта, зона любопытства и зона познания».
• Томас Биттебир пишет о том, что выдуманные дизайнерами иконки никогда не заменят слова.
• Социолог Ирина Широбокова исследует городские библиотеки: «Работая с городскими библиотеками, мы сталкивались с несколькими позициями: были те, кто активно не хотел никаких изменений, и те, кто хотел всего и сразу. Были примеры, когда библиотеки пытались сами креативничать, это не работало, и они не понимали почему. Приведу в пример одну библиотеку. Когда мы в первый раз туда пришли, сотрудники рассказывали, что у них новый дизайнер поставила книжные полки ромашкой. «Вот ходим, неудобно, но ничего, привыкли». А зачем вы так сделали?! Почему не поставить полки так, чтобы всем было удобно ходить? То есть вроде бы пытались сделать что-то креативное, но оно не работает. Потому что в целом в библиотеках нет идеи, к чему стремиться, и нет концептуального подхода. Есть хаотичный предметный дизайн. В библиотеках дизайн до сих пор мыслят книжными полками, столами и стульями. Но суть дизайна заключается в концепции, разработке: кто, где, что будет делать. И только потом всё это должно выходить на предметы, чтобы заданные идеи посредством пространства формировали социальные отношения».
• Главный экономист всея Руси добротно глаголет: «Чтобы вырулить на другую орбиту, нужно сперва согласиться с тем, что есть определённые «замки», которые нас удерживают. После надо найти пружину, которая вытолкнет нас на другую траекторию. При настроенной на сырьевую модель экономике наши институты заточены на выдавливание ренты. Это так называемые экстрактивные институты, как их назвали Дарон Асемоглу и Джеймс Робинсон. Ещё бывают инклюзивные институты, которые создают привлекательную страну. Одни и те же европейцы выдавливали из Конго ренту и строили там экстрактивные институты, а жили в Канаде и там создавали инклюзивные. Мы в этом смысле в Конго. Цель людей здесь — что-нибудь схватить, а семью разместить в стране с инклюзивными институтами».
• Классный калифорнийский таймлапс.
• Шоколад не виноват: «Как правило, владельцы какао-ферм не знакомы с динамикой цен и поэтому зачастую продают свой урожай вполовину меньше средней биржевой цены. Согласно данным Fairtrade Foundation, в середине 80-х годов фермеры получали 16% дохода от продажи своей продукции. Но к нулевым годам ситуация изменилась в худшую сторону: фермерам оставалось в среднем 3,5–6,4%, в то время как производители и ритейлеры делили большую часть дохода между собой».
• Акунин вспоминает: «Девушка из Esquire сказала, что перезвонит, и разговор закончился. Все было, как всегда. Смутило меня только одно. Сотрудниц глянцевых журналов всех без исключения зовут Яна, Вика, Олеся или в крайнем случае Алена (ни в коем случае не Лена), а эсквайровскую звали Машей. Это было немного тревожно. Короче говоря, Маша перезвонила».
• Лингвист Вадим Киммельман рассказывает о жестовых языках: «В грамматике русского жестового языка есть много такого, чего в грамматике русского языка нет совсем. Например, там активно используется пространство. Если говорящий описывает на жестовом языке расположение мебели в комнате, то, по сути, он как будто выстраивает виртуальную модель этой комнаты, располагая соответствующие жесты в небольшом пространстве перед собой. Это маленькое пространство перед говорящим является проекцией того большого пространства, о котором идет речь. И это тоже часть грамматики русского жестового языка. Но есть, конечно, и более простые примеры языковых различий. В русском языке отрицательная частица «не» ставится непосредственно перед тем членом предложения, который отрицается. А в русском жестовом языке отрицание ставится после — то есть чтобы сказать «Я не пришел», надо сказать примерно «Я пришел нет»».

Когда я разговариваю со знакомыми о тексте, у них открывается одна на всех проблема: люди не знают, как начать.

С одной стороны, есть информационный стиль и понятные методики вроде микеланджеловского отсечения всего лишнего. С другой стороны, еще нечего отжимать, редактировать и отсекать — текста-то нет. Есть только клубок мыслей в голове, вертишь его, крутишь, но не знаешь: с чего начать? Как это на бумагу переносить?

Когда люди начинают писать, они обычно делают это плохо. Им кажется, что они пишут банально или наоборот, слишком сложно. Они ныряют в поток на несколько секунд, потом пытаются текстово пошутить, спотыкаются и зачем-то возвращаются на начало, чтобы перечитать и отредактировать то, что еще не написано. Создание текста похоже на изощрённую пытку. Я знаю людей, которые скорее будут лечить зубы без наркоза, чем напишут пару десятков связных предложений.

С другой стороны, мы все умеем интересно рассказывать истории. Человек, который полчаса мучительно рожал фразу вроде «С целью недопущения самовольного перемещения…», может в беседе с приятелями рассказывать так интересно и так живо, что у всех остывает чай на столе и удивлённо раскрытые рты начинают болеть от восторга. История сразу связывается, выходят из тени юмор и стиль. Человек говорящий человеку пишущему кажется старшим братом, которому всю жизнь завидовал, и у которого хотел научиться.

У программистов есть шутливый, но эффективный метод: Rubber duck debugging. Когда программист не может найти ошибку в своём коде, он ставит перед монитором маленькую резиновую уточку для ванны и начинает рассказывать ей суть программы, проходит по алгоритму, комментируя свой код. И вдруг он замечает ошибку, о которой не подозревал. Кря-кря!

Я предпочитаю учиться у своего старшего брата. Поэтому, создавая текст, я частенько использую мнемоническую практику «разговор с другом». Я представляю себя за столом в уютной кафешке. На столе — стакан сидра (или кофе), за окном по дождю ходят пешеходы. Передо мной сидит старый друг, которого я давно не видел и с которым так хочется поговорить. У нас есть всё время мира. Друг спрашивает: «Ну, что новенького?». И я начинаю.

Я начинаю рассказывать ему и незаметно записываю за собой. Рассказываю, как радиоведущий Максим заказал мне текст для своего сайта. Рассказываю, что у Максима такой голос и харизма, что у официанток подкашиваются ноги, они облокачиваются на бар, строят ему глазки и семью. Он ведёт свадьбы, на которых весело и кандидату наук и кандидату в мастера спорта. Кажется, что этот разговор длится всего несколько минут, но у меня на салфетке оказывается солидный кусочек текста с прожилками историй, юмора и словесных находок. Я допиваю мысленный сидр, прощаюсь с вымышленным другом и покидаю придуманное кафе — до следующего раза.

Забавная штука: когда я знаком с автором лично, то его текст озвучивается в моей голове его настоящим голосом: со всеми паузами, интонациями, шероховатостями речи. 

Когда я работал в издательстве «Манн, Иванов и Фербер», у нас было своё маленькое булшит-бинго из слов, которые нельзя использовать в рецензиях на свежие издания. В этом списке наряду с «настольной книгой» и «лучшим руководством по…» была моя собственная фраза: «Книга похожа на хороший неторопливый разговор с автором, словно мы сидим с ним в одном кафе за одним столиком». Я совал эту фразу в каждую свою рецензию, так что она довольно быстро избилась. Фраза избилась, а смысл остался.

Я верю в то, что хороший текст — это разговор c невидимым собеседником, разве что в роли придуманного друга выступаю я настоящий. Классный текст получается, если я-настоящий и я-выдуманный писателем, совпадают. Это целая магия, платоническая любовь между автором и его читателем.

Любой текст — это проекция речи, которая достигает читателя с неизбежными искажениями. Плохой писатель пытается избавиться от сути хорошего текста и фокусируется на буквенной порнографии. Хороший писатель пишет, как говорит, учится у самого себя и рассказывает увлекательные истории выдуманным друзьям.

На правах дружеского пиара: 1 и 2 мая в Москве пройдёт дизайнерский фестиваль «Просмотр».

Кажется, билетов на фестиваль почти не осталось, однако ребята обещают видео выступлений в своём ЖЖ. Я планирую посетить первый день — надеюсь, смогу написать конспект в блог.