Это японский фотоаппарат из середины восьмидесятых, простой и массовый. У него почти нет органов управления. Нельзя установить диафрагму, сфокусироваться. В Конике Поп только выбирают ИСО (от 100 до 400) и нажимают на кнопку «Спуск». Еще при желании включают вспышку. Всё!
Я предполагал, что фотоаппарат станет мне повседневным плёночным, но это не очень получилось. Коника Поп оказался слишком ломо-фотоаппаратом. Впрочем, смотрите сами:
Люди любят приукрашать свои достижения. Наверное, они делают это для того, чтобы выглядеть в глазах других важнее, больше, умнее. Люди как кошки, выгибают невидимые спины и распушают хвосты.
Это может выглядеть вот так: к человеку-настоящему прибавляется воображаемый человек, которого он приукрашивает в глазах окружающих. В детстве учил французский в школе, и теперь кичишься франкофонством? Добро пожаловать в заштрихованную часть.
Я разделяю враньё и приукрашивание. Вранье — это сознательное искажение действительности ради выгоды. Приукрашивание — бессознательное явление, когда человек «подтягивает» свои качества в глаза окружающих.
Всё это естественно, но плохо.
Приукрашивание всегда открывается на практике. Говорил, что неплохо катаешься на лонгборде? Мы тут все едем на лонгах, вот твой — погнали! Рассказывал, что разбираешься в вёрстке? Нужно срочно поправить сайт, на тебя вся надежда.
Люди не разделяют приукрашивание и враньё. Ты подсознательно ляпнул о своих знаниях и умениях, не хотел никого обмануть. Но когда это откроется, люди не будут относиться к этому как к маленькой словесной шалости. Они будут смотреть на тебя, как на трепло.
Приукрашивание — это бомба замедленного действия. Можно исходить из принципа, что оно всегда откроется, и обязательно нанесёт вред. Чтобы этого не случилось, лучше приуменьшать свои достоинства.
Все самые крутые профессионалы, которых я видел в жизни, не считают себя такими. Они не признаются в том, что отлично делают свою работу, что они известны. Зато когда доходит до дела, то у окружающих округляются глаза. Вместо пускания пыли в глаза, в глаза бросаются мастерство и профессионализм.
Вот несколько способов быть скромным:
Помните, что фотограф, редактор, программист, дизайнер — это профессии. Заявлять о них стоит только тогда, когда вы зарабатываете этим деньги.
Будьте готовы проявить заявленные умения на практике, немедленно. Рассказываете в баре, что жмёте 150 кило от груди? А что если прямо сейчас вызовут на спор? Никого не будет волновать, что вы имели в виду счастливую юность.
Один или несколько случаев не дают достаточного профессионального опыта. Если ты два раза получал американскую визу, или был в Берлине три раза, то это не делает тебя специалистом по немецкой столице и визам в США. Я советую брать за основу число шесть, и представлять себе кубик для игры в кости. После каждого случая нужно переворачивать кубик на новую грань. Дошёл до шестёрки — можно хвастаться.
Универсальный принцип: «Не болтать». Если говорить поменьше, и побольше слушать, то снижается шанс ляпнуть что-то о себе. Кроме прочего, слушать людей всегда полезно.
Важно пресекать в себе чувство «А я…». Разговор — это не обмен информацией о поездках, покупках и случаях. Важно ловить себя на чувстве «А я…», ловить и молчать. Ничего не случится, если вы не расскажете бесполезный факт о себе. Разумеется, к интересным случаям это не относится.
Скромность — это свойство супергероев. Представьте если бы Бэтмен или Зорро хвастались умением летать на плаще или владением шпагой.
Я тут столкнулся со странной проблемой организации рабочих задач. Про себя называю эту проблему «бульдозеризмом». Рассказываю.
Сначала — пару слов о моём рабочем процессе.
В день я работаю пять часов. Спустя пять часов мой мозг устаёт, я теряю фокус и тружусь плохо.
За день делаю две большие задачи (они отмечены жёлтым) и горстку небольших зелёных задач.
На большую задачу трачу примерно полтора часа. Это большая статья с начальной редактурой. На маленькую задачу уходит примерно 15 минут. Зеленая задача — это, например, пост в фейсбук.
Рабочий день начинаю с маленьких задач (писал об этом в посте про метод вытяжного парашюта). Примерно за час я расправляюсь со всеми маленькими задачами и приступаю к большой. Примерно к двум часам дня желтая задача решена — я кладу ноутбук в рюкзак и иду на обед. Предполагаю, что вторую большую задачу я сделаю после обеда или вечером.
Однако дальше случается неприятное. Иногда за вторую большую задачу я так и не берусь — переношу её на другой день. Это происходит по разным причинам:
После обеда я решаюсь прогуляться домой пешком. Трачу на это час или полтора. Прихожу домой уставшим, и решаю отдохнуть за книгой или RSS-ридером. Прихожу в себя уже вечером, часов в семь, когда А. приходит домой из Я.
Вместо того, чтобы поработать дома вечером, мы идём в гости к друзьям, на лекцию или в бар за крафтовым пивом. Домой возвращаемся уже вечером и не в том настроении, чтобы работать.
Утром у меня случается встреча, урок пения, какой-нибудь стоматолог или еще что-нибудь. Я не успеваю сделать жёлтые и зелёные задачи до обеда, и к вечеру у меня остаётся большая задача. А сил уже нет.
Так невидимый бульдозер сгребает задачи на конец недели. В этом нет ничего страшного, я почти всегда делаю за неделю всю работу, за которую брался.
Но бульдозеризм — это опасный симптом. Он говорит о том, что моя система лажает. Часто я вместо отдыха в выходной день фигачу плотнее, чем в любой будний день. Кроме того, иногда от переноса задач страдают заказчики.
У меня нет идеального способа победить бульдозеризм, есть только гипотезы и заплатки. Зелёное — это то, что я придумал и внедрил (уже приносит результаты). Жёлтое — это идеи, которые я примеряю частично. Красное — это вредные идеи, я не хочу их использовать.
Не назначать на утро встречи и мероприятия. Утро — моё самое продуктивное время.
Учитывать вечерние активности в рабочем плане. Если вечером лекция, то лучше не брать в этот день вторую большую задачу. В любом случае перенесётся, а так не будет лишней фрустрации.
Делать только одну большую задачу в день. Это значит, что мне следует сразу повышать стоимость работ в полтора раза. Я не хочу делать так с заказчиками, с которыми мы работаем давно и по договору с фиксированными условиями.
Дробить большую задачу на маленькие и средние. Иногда я действительно так делаю. Но большую статью лучше писать за одно большое погружение, разделить её на несколько задач не получится.
Распределить в день по одной большой задаче и брать работу только с большой записью вперёд. Если сделать так, то новые проекты придётся брать на месяц-полтора вперёд. Мало кому нужен текст через полтора месяца.
Не сдвигать задачи, обязательно делать две большие в день. Так будет страдать качество. Странно работать пять часов, думая о качестве, и два часа из них трудиться через силу.
Отказаться от вечерних активностей, работа есть работа. Это уже попахивает офисным рабством. Еще немного, и можно покупать форд фокус в ипотеку.
У вас есть похожие проблемы? Как справляетесь? Буду рад вашим советам.
Сегодня утром покатался на вейкборде. Это первый раз, когда я стоял на какой-либо доске.
Катаются на вейкборде так:
Надевают гидрокостюм — чтобы не было холодно в воде. Поверх гидрокостюма надевают спасательный жилет. Он тонкий, спортивный, не стесняет движений.
На ногах закрепляют доску. Она довольно тяжелая, но не тонет. Ноги вставляются в ботинки вроде сноубордических.
Затем спрыгивают в воду, и, лежа на спине, подтягивают колени к лицу. В руках — фал, который прикреплён к катеру.
Катер начинает разгоняться, и доска загребает воду впереди себя, словно ковш у трактора. Затем скорость достигает какого-то предела, и доска начинает выталкивать человека из воды. В этот момент важно встать и развернуть доску вдоль движения. Всё, можно ехать!
На самом деле всё довольно непросто, особенно первый раз. Доска не прощает ошибок. Чуть напрягся — всё, полетел в пену. Наоборот, расслабился — туда же. Если навстречу прошёл катер и создал большую волну — она с большой долей вероятности «съест» неопытного вейкбордиста.
Вставать из воды тоже непросто. Друзья сперва пугали нас, что мы первый день будем только учиться вставать, и мы с А. немного приуныли. Но на деле всё оказалось проще. Я встал со второй попытки и поехал довольно комфортно. А. вообще встала с первой, а на второй раз проехала полреки.
Перед первой поездкой в лодке показывают, почему важно расслаблять тело. Ты просто сидишь на попе и держишь в руках фал. Фал тянут, и в этот момент важно не напрягать рук и ног, совсем. Важно дать катеру самому вытянуть тебя на поверхность, иначе улетишь к чертям.
С опытом на вейкборде можно делать всякие штуки: перемещаться влево и вправо от катера, прыгать, делать всякие трюки. Вот, К. демонстрирует:
Удивительно, как много в Москве любителей этого спорта. Мы загрузились на катер примерно в семь утра, и по Москва-реке уже носились туда-сюда лодки с вейкбордистами. К. говорит, что в Москве немало клубов и вообще всё это довольно развито.
К. и К. предпочитают вейкборду вейксёрф. Это доска вроде сёрферской, без ботинок и жёсткого закрепления на ногах. Катер так же разгоняет спортсмена фалом, но затем фал отпускается, и сёрф скользит на волне, которая образуется за катером. Чтобы волна была побольше, корму катера утяжеляют. В этот раз для утяжеления вейксёрфинга на корме сидел я, но зато в следующий раз я буду за кормой, на доске!
Многие люди странно относятся к профессиональной критике, и плодят вокруг неё мифы. Хочу рассказать, что я обо всём этом думаю.
«Профессионалы всё делают хорошо с первого раза»
Никто не делает работу с первого раза. Это происходит потому, что результат работы — это что-то вымышленное, виртуальное. Когда результат обретает воплощение, то оказывается, что он немного не похож на описанное в ТЗ или представленное в голове.
Нельзя с первого раза попасть стрелой в «яблочко» — нужно выстрелить пару раз и покрутить прицел. Нельзя отправить человека на Луну с Земли — придётся корректировать маршрут в космосе. Так нельзя написать отличный текст или сделать хороший дизайн с первого раза.
Если клиент принял вашу работу без доделок, то это не потому, что вы крутан и сразу сделали прекрасно. Скорее всего, он сам не понимает, что такое хорошо в данном случае, или ему просто не хочется возиться.
«Стыдно выслушивать о недоделках»
Если работу с первого раза сделать нельзя, то кто-то же должен рассказать, чем она не идеальна? Что исправить, где докрутить, куда дальше двигаться? Задаче нужен арт-директор.
Большинство людей сами себе арт-директора. Но быть самокритиком тяжело, требуются опыт, знания, чувство прекрасного. Кроме прочего, всегда хочется махнуть рукой и сказать: «А, да и так вроде ничего…». Арт-директор не допустит этого, не пропустит лажу.
Здорово научиться сдавать работу. Стажёр сдаёт работу дизайнеру, дизайнер — арт-директору. Программист, редактор, журналист действуют аналогично. Такая сдача по цепочке кажется вознёй только первое время. Достаточно посмотреть на кучу ошибок и шелухи, которую удастся выявить, и поймёшь — эта система работает.
«Клиент — мудак, и ничего не понимает»
Так приятно назвать клиента мудаком, если вы не сработались. Это профессиональная индульгенция, последний аргумент в споре со своей совестью. А еще это позиция слабака.
Попробуйте представить, что клиент — это седой старец, который полвека сам писал рассылки и рисовал промо-сайты. Не мудак, а умудрённый. Просто у него стиль общения такой, высокомерный и непонятный. Постарайтесь настроить общение с ним. Этот человек платит вам деньги, и, я надеюсь, немалые. Он как-то заработал их, верно? Этого уже достаточно для того, чтобы не считать его дубиной.
Кроме прочего, слово «мудак» запрещено употреблять после договора о работе. Вы же назвали ему сумму, согласились, верно? Если взяли деньги у мудака, то теперь он не мудак, а клиент. А мудак теперь вы.
Если критикуют, то всё, пиши-пропало!
Если критикуют — то снимают с вас бремя внутренного арт-директора, занимаются тяжелой и неблагодарной работой. Причём бесплатно, и, вероятно, с некоторым удовольствием.
Чтобы сделать критику приятной, попросите о ней. Сдавая работу, скажите прямо: «Хочу критики. Что я сделал плохо? Где недоработал? Что стоит исправить?». После такого ожидаешь шитшторм, а в ответ обычно слышишь: «Ну, вообще мне всё нравится. Разве что вот это и вот это я бы чуть поменял».
Просьба о критике — это типичное кэмповское травление лески. Покажите клиенту, что не будете морщиться от его замечаний и не станете спорить о каждом слове. В комфортной обстановке хочется не критиковать, а высказывать своё мнение. Этого нам и надобно.
«Все советуют, не разобравшись»
У каждого человека есть своё мнение по любому вопросу. Высказать его — естественное желание. Иногда своё мнение физиологически больно держать в себе, хочется им с кем-нибудь поделиться.
Чужое мнение — не безусловный повод к действию. Вы же професионал, вам решать, как всё в итоге будет выглядеть. Можно послушать других и последовать их совету. Можно забить на комментарии и сдать работу так, как задумывалось. Правда, во втором случае придётся объяснить, почему отказался от советов и правок.
Кроме того, часто хорошая идея родится в голове случайного человека. Крановщик расскажет, что у вас на логотипе крюк висит в другую сторону, уборщица пожалуется на мокрый пол на сайте. Главное — задавать открытые вопросы.
«Критикуют не то, что надо»
Если критикуют не то, что надо, значит вы не рассказали, что критиковать. Так, Илья Осколков-Ценципер, видя перед собой дизайн или текст, часто восклицал: «Куда мне смотреть?».
Нужно всегда объяснять, что показываешь: структуру, ранний черновик, несколько подходов к задаче, пару было/стало. Если не покажешь, то будут критиковать всё, кроме того, что надо. Ты написал классный текст, а все ругают его фон или кривой логотип в шапке. Так настроение для конструктивной критики сливается.
Есть другой способ — показывать только готовую работу. Как говорится, дураку полработы не показывают. И действительно, мало кто может абстрагироваться от того, что видит, и говорить только о структуре или только о тексте. Держите черновики при себе, показывайте только финальный вариант, вылизанный до мелочей.
Я уже не раз писал, что не испытываю проблем с прокрастинацией в работе. Если надо делать дело, я просто сажусь и работаю: собираю информацию, пишу, редактирую. Но бывают дни, когда так не получается — случается тупняк.
Читать википедию, смотреть коубы и видео, листать RSS ленту и ленту твиттера вместо работы — это тупняк. Тупняк говорит: «Еще есть время, давай сейчас отдохнём, и потом переделаем всю работу одним куском».
Тупняк всегда притягивает тупняк, он окукливает человека. Время летит быстро, а дела стоят на месте. Чтобы не поддаваться тупняку и всё успевать, я исповедую три правила:
Работать утром. Для меня самое продуктивное время — с 9 до 13 часов. За это время я успеваю хорошенько вломить и переделать все основные дела. Поэтому утреннее время я берегу: не назначаю звонки и встречи, стараюсь никуда не уходить из дома.
Держать дела под рукой. Мне важно утром знать план на день. Поэтому я после завтрака бегу в Sunrise и Things, заглядываю в личную доску Trello. Если дел много — я двигаю их на другие дни, иногда переношу встречи.
Начинать с простого дела. Первое дело за день я называю вытяжным парашютом — оно буквально выдёргивает меня из тупняка.
Вытяжное дело — это что-то простое и приятное. Отсортировать почту, ответить на письма и добиться пустого инбокса. Сделать несколько крохотных клиентских задачек (например, написать посты в фейсбук). Выставить счета, подвигать рабочие дела в Трелло. Офлайновые дела тоже хорошо сойдут. Люблю помыть посуду, разобраться на столе.
Если тупняк нападает в середине дня, я снова откладываю текущее занятие, выбираю маленькое дело в жертву и делаю его. Кто сказал, что у парашютиста не может быть двух вытяжных парашютов?
Некоторые начинают сразу с большого и сложного дела, но я так не могу. Моему мозгу нужно размяться, ощутить себя в рабочем потоке. Когда сознание раскачивается и выходит на рабочий режим, то тупняк ему уже не грозит. Летишь себе спокойно, наслаждаешься видом, готовишься к мягкой посадке и следующему прыжку.
Полетали с А. на воздушном шаре. Плавно поднялись в воздух и перенеслись километров на семь силой горячего газа и прочной нейлоновой оболочки.
Полёты проходят в Подмосковье. До места нужно ехать час на электричке и еще примерно полчаса на автомашинах. Клуб едет целой автоколонной: за внедорожниками и микроавтобусами катятся прицепы с гондолами воздушных шаров. Всё это похоже на кадры фильма про охотников за торнадо. Трещат рации, в салонах сидят суровые ребята в униформе.
Время от времени колонна останавливается. Из кабины достают черный воздушный шарик, и отпускают его в небо. Аэронавты останавливаются, выстраиваются в линию и вытягивают вперёд руки с компасами, прицеливаясь на шар — смотрят, куда он полетит. Важно знать направление ветра, чтобы прицелиться большим воздушным шаром. Шар летит туда, куда дует ветер, управлять им нельзя.
Замерив направление ветра, аэронавты смотрят на карты в ноутбуке, спорят, переговариваются по рациям. После того, как место старта выбрано, колонна разворачивается и едет в другую сторону, поднимая облако пыли с обочины.
Место старта — это обычное поле с уже пожухлой травой. Машины разъезжаются по полю, и аэронавты начинают собирать шары.
Сперва с прицепа сгружают корзину. Она сделана из дерева, лозы и тростника. Корзина гибкая и выдерживает удары при посадке.
Наверху закреплён блок газовых горелок. Справа в прицепе виден большой черный мешок. В нем лежит сам воздушный шар — оболочка теплового аэростата.
Оболочку достают из мешка и расправляют по земле. Она шьётся из нейлоновых тканей и укрепляется внутри силовыми тросами — тросы прикрепляют к гондоле. Я думал, что оболочка твёрдая, словно мешок из-под сахара. Однако на ощупь она словно тонкий дождевик. Даже немного страшно стало.
Из прицепа достают два больших вентилятора с бензиновыми моторами, и начинают надувать шар обычным воздухом. Он расправляется и набирает форму.
Шар набирает форму буквально за несколько минут. Аэронавты растягивают его, чтобы он набухал быстро и правильно. Один из аэронавтов натягивает верхушку шара верёвкой. Оболочка похожа на кита, которого несколько рыбаков тянут в разные стороны
Затем включают горелку и начинают наполнять шар горячим воздухом. Вокруг шара становится ощутимо жарко.
Спустя несколько минут оболочка отрывается от земли. Внутри на просвет видны струи теплого воздуха, которые бегают наподобие волн.
Когда оболочка наполняется горячим воздухом, он встаёт вертикально и поднимает лежащую на боку корзину. Всё это происходит аккуратно и плавно. В происходящем ощущается привкус дзен-буддизма. И горящего газа.
Наверху оболочки находится парашютный клапан. Пилот воздушного шара тянет из гондолы за фал, клапан открывается и выпускает наружу горячий воздух. Так воздушный шар опускается вниз.
Ну вот, шар прогрелся и елозит по земле — пора лететь. Аэронавты занимают места в гондоле, пилот поддаёт газу, и путешествие начинается.
Шар взлетает очень необычно и непривычно. Совершенно беззвучно и плавно гондола приподнимается на пару сантиметров над землёй и начинает медленно парить вперед и вверх. Никакой перегрузки, никакого звона ветра в ушах, как на параплане. Ощущения — словно ты сидишь за обеденным столом, и вдруг стол плавно взмыл вверх вместе с тобой.
Шар набирает высоту неторопливо и неохотно. Пилот работает горелкой, и шар ускоряется. Через минуту мы уже выше крыш, выше деревьев и выше фонарных столбов с опасными проводами электропередач.
Под нами надуваются и взлетают вверх другие шары. Всего в этот день и в этот час в небе я насчитал больше дюжины шаров разных размеров и форм.
Прежде чем подняться вверх, пилот спрашивает по рации, если кто над ним. Обычно отвечают «Пятый, пятый, небо чистое, поднимайтесь!». Пилот поддаёт газу, и шар взлетает.
Занятно, что шары летят с одной скоростью. Никто никого не обгоняет, просто потому что не может — скорость ветра одинаковая для всех. Шары только медленно поднимаются и опускаются в поле зрения, вытворяя всякие штуки.
Шар поднимается и опускается инерционно. Вот шар остыл и плавно падает — у пилота пищит специальный прибор, который определяет ускорение. Пилот работает горелкой… однако ничего не происходит! Шар как падал, так и падает, только прибор пищит настойчивей: пип-пип-пип. Вот уже крест старой церкви оказывается перед глазами, мы несёмся прямо на него и готовы сбить гондолой. Вдруг что-то происходит, шар нехотя прекращает падение и начинает подниматься. Крест пролетает под нами в паре метров. В такие минуты легко стать верующим человеком.
Пролетая над городком, чувствуешь себя дроном. Медленно паришь над домами, считая тарелки спутникового телевидения и пугая драчливых котов. Шар летит совершенно беззвучно. Можно крикнуть ребятишкам внизу «Привееееет!», они поднимут голову и закричат в восторге. Так можно листать ленту фейсбука на телефоне и не заметить, как над тобой пролетело семнадцать человек в плетёной гондоле.
За нами летят почти все шары, впереди три. Самый маленький шар вдалеке взлетел с другой точки, до него очень далеко, много километров. Он улетел в другом направлении от нас. Занятно, но в отдалении ветер дул в другую сторону!
Привычные вещи сверху выгядят иначе. Предметы меняют форму и приобретают детализацию. Кажется, что видно каждую травинку, каждый листочек.
Я не помню такого чувства от полёта на параплане. Наверное, свободное парение помогает наблюдательности, расслабляет.
Шар прожорливый — требует три литра газа на минуту полёта. Без порции пламени он быстро опускается, пилот работает горелкой каждые десять-пятнадцать секунд.
Вокруг летали удивлённые моторные собратья. А внизу уже появилось место посадки — светлое пятно справа.
Посадка — самая необычная и самая опасная часть полёта. Шар в небе набирает приличную скорость, около 15 километров в час. Погасить её он не может, нечем. Приходится садиться как есть и тормозить корзиной вместе с пассажирами.
Ощущения специфические. Можно представить, что ты бежишь по полю и падаешь на колени прямо на бегу. Корзина плавно приближается к земле, скошенное поле пролетает в метре под тобой. Позади бегут ребята из наземной службы поддержки, которые предусмотрительно приехали к месту посадки на машине. Аэронавты внутри приседают и держатся за специальные ручки в корзине.
Удар! Корзина сотрясается, теряет пару километров в час, а после взмывает на метр. Еще удар, и еще. Корзину хватает дюжина рук, и она останавливается. Пилот стравливает воздух через верхний клапан. Всё, гравитация взяла своё, и мы снова ходящие, а не летающие.
После посадки нас ждёт эпилог. Подгоняют прицеп, и пилот шара аккуратно сажает корзину прямо в прицеп! Затем воздух стравливают, шар сворачивают обратно в чехол. Огромный шар собирают быстрее, чем я собираю надувной матрац для гостей.
Полёт на воздушном шаре — это приятное приключение. Если бы не пришлось тратить часы на электрички и прочую логистику, то мы с А. были бы совсем счастливы. Впрочем, нам очень понравилось. Полёт на воздушном шаре не с чем сравнивать: это неторопливо, приятно и довольно безопасно. Если у вас будет возможность прокатиться — не упустите свой шанс.
Всё чаще думаю о том, что абсолютная доступность музыки делает её прослушивание бездумной. Было бы здорово сделать ачивки: получи одиннадцатый трек с альбома после того, как послушаешь остальные десять.
Рассказ о путешествии в Астрахань. Я зачитался: «Леся запомнилась нам тем, что умудрилась вот именно в этот момент порезать себе задницу. В солёном озере. В середине. Глубина трагедии в том, что когда вы просто купаетесь и выходите, через минуту вся кожа зудит, поэтому обязательно нужно иметь с собой воду. Что делает нехилый такой соляной раствор с ранами, наверное, объяснять не надо».
Игорь Петров детально разобрал историю с таинственным французским партизаном Джебраиловым.
О суровом крестьянском быте: «Самосуд крестьянский очень жесток, так как озлобленная толпа действует уже бессознательно, вся отдаваясь только чувству мести и злобы. К самосуду крестьяне прибегают только, когда выведены из терпения, чаще всего для расправы с конокрадами и ворами. «Ни чем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь», говорит пословица; вора или убивают, или избивают так, что он недолго поживет после побоев. Убитого самосудом общество крестьянское тайком хоронит, затем зачисляет в без вести пропавшие, и судебная власть редко и всегда безуспешно принимается за расследование. Вообще следствие оканчивается неудачей в тех случаях, когда приходится иметь дело со всей общиной и с суевериями. Характеристичным примером служит внезапная смерть от опоя вином. Следователь, приезжая на вскрытие трупа опойцы, нередко находит пустой гроб; покойник же исчезает бесследно. Объясняется это следующим образом. Существует поверие, что и по смерти опойцу мучит нестерпимая жажда, вследствие чего он выпивает всю влагу из почвы в той местности, где его похоронили, и воду из облаков, что влечет за собою засуху и неурожай. Потому, если опойца умрет в чужом селе, то крестьяне не дают хоронить его у себя, требуя его отправления на родину; здесь уже является сопротивление начальству, иногда очень сильное. Когда наступает засуха и незадолго был похоронен на общем кладбище опойца, то его считают причиною бездождия, и все общество, со старостою и другими властями во главе, тайком ночью вырывают гроб, вынимают покойника и бросают в пруд, в воду, или же зарывают в соседнем владении, а в спину вбивают ему осиновый кол, чтобы не ушел».
Конспект лекции Эркена Кагарова о городском дизайне: «Современный дизайн одинаково хорошо смотрится в старых и новых застройках. Архаичный — лишь в старых».
«Такие дела» — классный журнал: «Однажды в Германии я наблюдал, как профессор делал операцию на позвоночнике передним доступом (через живот). В этом случае есть риск повреждения полой вены. Ассистировал резидент из Индии. И хирург этот сосуд таки повредил. После чего индиец просто сказал: «Я лучше пойду». И ушел. Больше его никто не видел. То есть он не смог даже наблюдать за ситуацией, когда врач был в шаге от того, чтобы убить человека прямо сейчас из-за одного неверного движения. Такие люди не могут работать врачами».
Путеводитель по конструктивистским зданиям в Омске.
Деньги — это непонятная и неисчислимая штука, как вода. Рубли, фунты стерлингов и прочие доллары не помогают оценить объем денег, словно три кубометра или пятьдесят литров в час. Сто тысяч рублей — это сколько?
Без мерила деньги — это просто ресурс, сущность. Непонятно, зачем их зарабатывать, экономить и тратить. Деньги сами по себе не существуют, они реализуются в приложении к потребностям и мечтам.
Для денег нужна осязаемая единица. Книжка, ужин в ресторане, билет на самолёт до Нью-Йорка, «поршекайен». Важно, чтобы эта единица имела значение для человека. Деньги можно мерять только вещами, на которые их можно потратить.
Важно выбрать денежное мерило по себе. Глупо измерять деньги спичечными коробками или двухкомнатными квартирами в Купчино. Мерило до́лжно прикидывать к каждой трате, к любой сумме денег.
Я, например, частенько измеряю деньги футболками. Знаю, что хорошая футболка стоит примерно две тысячи рублей. Поэтому, когда в ресторане мне приносят счёт на полторы тысячи рублей, я понимаю: «Шиканул, надо поскромнее. Считай, проел футболку».
Для сумм побольше подходят путешествия. Например, среднее путешествие обходится в 50.000 рублей. Обсуждая стоимость проекта, я понимаю, ради чего работаю — на эти деньги смогу отправиться в странствия.
Мерила повышаются с подъемом по пирамиде потребностей. Голодный человек измеряет деньги батонами, сытый — футболками, довольный — путешествиями. Счастливый меряет бизнес-джетами и инвестированными проектами.
Мерило — это нечто, что можно купить без проблем или угрызений совести. Однако мерило также в деньгах, которые сэкономил, чтобы купить что-то потом. Если пить по чашке кофе каждый день и покупать по футболке в неделю, то вряд ли отправишься в путешествие в обозримом будущем.
