Побывал на мастер-классе Юрия Сапрыкина о городской журналистике. В десяти лекциях Юрий рассказывал о том, как появились современные медиа о Москве и других городах. На мастер-классе почти не было ничего о том, как писать. Зато было много о том, как писали другие, как думать о городе (и как думали другие). Мы говорили о Гиляровском и Памуке, вспоминали байки и истории, спорили и размышляли. На мой взгляд, получилось здорово. Юрий — отличный рассказчик, а мы старались быть благодарными слушателями.

Эти две недели меня здорово вдохновили, и познакомили с классными людьми. Во время мастер-класса я вёл небольшой конспект. Понимаю, что его будет трудно читать в отрыве от контекста, но выложу. Фоном для конспекта будут фотографии, которые я снимал во время нашей совместной прогулки по ВДНХ.

• Городская журналистика стала очень предсказуемой. Всему можно научиться за пятнадцать минут. Это можно сделать самим в сети. Городское издание в Москве сейчас — это либо рассказ о том, как хорош Собянин (вспомните страницу логина в метро), либо издание о том, что где что можно съесть, купить, снять или сходить. Еще есть издания о позитивных изменениях в Москве (например, «Афиша»). Есть издания о городе как архитектурных явлениях, есть оппозиционные издания о божественного цвета бордюрах и заборах. Но все эти подходы очень ограничены и предсказуемы.
• Гиляровский — это предтеча городской журналистики. Однако он творил скорее криминальную хронику, был сам себе отделом происшествий.
• Гиляровский вёл себя не как историк, а как зоолог. Он ловил разные городские биологические виды, вытаскивал их «на камеру» и умилялся им. Ему были интересны социальные типы людей: «Нравы, повадки, ореол обитания и классификация видов». С таким восторгом зоолог Дроздов рассматривает ядовитую змею.
• Трудно представить талант общительности Гиляровского в наше время, где пик общения приходится на фейсбучный чат.
• В работе Гиляровского были цель, метод и миссия. Метод — умение притвориться, втереться в доверие, проявить гений общения, вытащить из людей информацию. Миссия — защитить слабых, дать бессловесным людям голос. А цель — это рассказать хорошую историю.

• Сама по себе защита слабых не может быть целью, только миссией. Целью всегда должна быть хорошая история. Без крутой истории деньги не соберутся, и крыша не починится.
• Гиляровскому всегда нужен рассказ, анекдот, байка. Это может быть частью статьи, торчать из неё как гвоздь.
• Сейчас социальной тематикой мы считаем истории об униженных и оскорбленных: больницы, тюрьмы, инвалиды. А для Гиляровского социальная тематика — это все люди, которые наполняют город.
• Город для Гиляровского — это место, где люди едят. Попутно они выпивают, заключают сделки. Однако всё это концентрируется вокруг еды или алкоголя. О любой профессии важно рассказать через призму мест того, как они питаются. Но это не ресторанная критика («Пряная нотка розмарина в нежной мякоти ягнёнка, 680 ₽»), а социальная («Тут у нас кальяны, тут — у нас VIP-гости, а чёрных сюда не пускаем»). Для Гиляровского трактиры — это способ рассказать о нравах, о состоянии умов. «Он ел часа два, и между порциями дремал». Гиляровский перечисляя блюда на столе, на самом деле описывает человека.

• Первое издание «Москвы и москвичей» вышло в 1926 году, второе — 1934. Он перечисляет десятки блюд друг за другом так, что для людей того времени подобное описание выглядело как фуд-порно. Одни этого никогда не знали и представить себе не могли, а другие всё это еще помнят, щемя сердце.
• Казалось бы, такая совсем приземлённая, служебная гастрономическая тема становится поводом для разворачивания панорамы человеческих типов, социальных классов людей.
• Для Гиляровского город — это место встречи с незнакомцами.
• Другая призма для рассматривания города для Гиляровского — это место торговли. Например, рынки на главных площадях.

• Хитровка была местом, где кормили самым трэшовым стрит-фудом.
• В Гиляровском сочеталось любопытство с полным отсутствием брезгливости. Он не чувствует, что падшие люди хуже его. Они для него интересны такими, какие они есть.
• Гиляровскому наплевать на все сферы интересов. Он ничей не агент. Он агент хорошей истории.
• За последние двадцать лет сменилось множество городских архетипов: новые русские, модники, бандиты, инвестиционные банкиры. Но что мы знаем о них, если этих людей нет среди наших родственников? Да ничего! Очень жаль, что в Москве не нашлось нового Гиляровского.
• Во вселенной Гиляровского невозможно выстроить оппозицию к окружающему миру. В его репортажах нет разделения, у него ни один социальный тип не противопоставляется другому. Не светлое и тёмное, а градации разных цветов.
• Где история про то, как готы съели эмо? Нет описания — не было и явления!
• Молодые городские журналисты хотят писать про экзотику (например, про московское сообщество ассирийцев). Однако при таком подходе мимо нас проплывают социальные типы, про которые он на самом деле состоит. Лучше думать о городе как о лесе, который населён самыми разными животными. То есть людьми.

• Когда приезжаешь в Стамбул или Лондон, ты смотришь на город не своими глазами, а глазами литературных героев.
• Сегодня не существует мифа о Москве, который характеризовал бы людей, которые в ней живут. Образы о Москве из медиа не универсальны.
• Можно с лёгкостью представить себе, что Москва — это город, где все валяются в обновлённых парках или бегают полумарафон.

• Иерусалимский миф не создаётся силами библейской истории. Так и Дублин не создаётся мифом «Уллиса» Джойса.
• Живая душа, заключённая в клетки города, словно в клетки собственного тела.
• Писателю никогда верить нельзя. Всё, что они рассказывают о себе, они частенько рассказывают ради красного словца.
• Для людей эпохи Белого увидеть сияние заката и увидеть в нём мистический зов — это как в наше время пойти попить кофе. «Петербург» Белого — это полная противоположность «Уллису» Джойса в топографическом смысле. С Белым карту города не построишь.

• Город у Белого — это праздная мозговая игра, игра искривлённого сознания.
• Эссе Бродского «Набережная неисцелимых» в Венеции сейчас продаётся в любой сувенирной лавке. Что может быть большим признанием для писателя, если не твой труд, который стал чем-то вроде магнитика на холодильник.
• Венеция — это дымка, которая состоит наполовину из сырого кислорода, и еще наполовину — из кофе и молитв.

• Почему-то люди очень болезненно относятся к тому, как их город отражают в фильмах, статьях или книгах.
• Если ты смотришь на свой город глазами чужака, тебе хочется, чтобы чужак похвалил тебя, потому что ты на него похож. Если к тебе приезжает британский музыкальный журналист, то ты ждёшь, что он скажет: «Вау, да ваш Tesla Boy – прямо как у нас». А ему интересны дикости, на которые ты не обращаешь внимания, или тебе они совсем неинтересны. Ты начинаешь бороться с этими дикостями и вдруг оказывается, что в твоём месте не осталось совсем ничего интересного. Так, однажды из Стамбула увезли на Принцевы острова всех диких собак. Но этот факт показался западным журналистам еще большей дикостью, чем само наличие бездомных собак в Стамбуле.

• Если миф о запретном московском Кремле разрушится, то на его месте вряд ли возникнет какой-то другой миф.
• Открытие Олимпиады — это один из самых успешных сборников российских мифов.
• Московский миф всегда обращён в прошлое. Важно не то, как здесь сейчас, а как там было пятьдесят лет назад.
• Если люди не могут разрушить миф, то они начинают эстетизировать самые крайние проявления этого мифа (например, панельные многоэтажки и ЖКХ-арт). Это хороший знак. Если ты любуешься, значит ты уже чужой. Это значит, что панельная многоэтажка обречена, что ты вырвался из её плена.

• Лучший способ понимать город как текст — изучать теорию архитектуры. Нужно изучать стили, идеи, эстетические программы, то, как они сменяли что друга и что они означали. «Культура 2» —одна из лучших книг об истории сталинской архитектуры. Основная идея книги в том, что в России сменяют друг друга две культуры: Культура 1 и Культура 2. Они противоположны друг другу: движение против неподвижности, модернизм против консервативна. Это настоящая игра в дихотомию.
• Яркий пример неприятия подвижной модернистской Культуры 1 — отторжение крестьянами стальных кроватей на ножках. Такие кровати казались стыдом, их следовало немедленно обшить по периметру материей (она называлась подзором). Казалось, что так кровать получает долгожданную основательность, «двакультуность».

• Культура не может признаться, что она сама себя на ходу перепридумывает. Поэтому изменение культуры с первой на вторую списывают на ошибки конкретных людей. Так, после изменения плана ВДНХ с трёхмесячной на вечную многие проектировщики уехали в Воркуту.
• В 1939 году перед открытием ВДНХ сотрудники государственной безопасности заставили инженера Алексеева отсматривать внутренности статуи Сталина на предмет бомбы. Алексеева спустили внутрь статуи на верёвке, куда он взял с собой маленькую скульптуру, из которой делали большую, настоящую. Так одного Сталина замуровали в другом Сталине на манер матрёшки.
• Монастырский считал, что культурная среда переполнена знаками. Их не нужно искать, они сами напрыгивают на тебя и сами навязывают свои смыслы. Их можно побороть, если превратить чехарду знаков до абсурда, доведя их из переполненности до состояния пустоты.
• ВДНХ — это храм, где богом является коммунистическое общество. А алтарь этого храма — фонтан Колос.

• Мужчина, придерживающий быка на павильоне «Мясная промышленность» одет в бронзовые ватные штаны, заправленные в бронзовые кирзовые сапоги.
• Согласно Ивану Щеглову, город — это машина подавления, которая работает по негуманистическим законам. Так, Париж был перестроен так, чтобы по широким городским проспектам было удобно двигаться армиями. Еще город старается оградить места, где любят собираться большое количество людей. «Мы живём в оккупированных городах, в которых никогда не кончается комендантский час». Ситуацианисты стараются создать условия, при которых этот порядок может быть разрушен. Достаточно выбить себя из колеи, чтобы пережить эмоциональное потрясение или создать новое знание, чтобы нарисовать карту чувств и желаний. «Всегда кажись серьёзным, если ты просто шатаешься по городу накуренным». Все инструменты освоения города уже есть внутри людей. Именно поэтому чувственное познание города называется психогеографией. Библия психогеографии — «Москва-Петушки» Ерофеева. У психогеографов есть специальные мобильные приложения для дрейфа, неосознанного познания города — оно строит причудливый маршрут и включает странную музыку.

• Медиа влияет на мир, даже если пользователи не хотят этого.
• Городское медиа девяностых-двухтысячных было тусовкой своих для своих.
• Самая запоминающаяся акция журнала «Столица» была борьба с памятником Петру I.  Основным методом борьбы с памятником были наклейки вроде «Вас здесь не стояло» или «Долой царя». Это было зло, остроумно и эффективно.
• То, что раньше казалось остроумным и точно пойманным, сейчас кажется фантазией, выдумкой.

• Дух «Столицы» жив в заведениях Борисова вроде «О.Г.И». Какая там еда? Да неважно! Главное, что чужие туда не ходят…
• Славу журнала «Афиша» составили не статьи, а мелочи вроде листингов к концертам или материалам вроде «10 самых жутких заголовков женских журналов».
• Чудовищные усилия редакции журнала «Афиша» тратились на рубрику «Правда», в котором уточнялись и опровергались материалы из прошлых выпусков журнала.

• Расписание всех столичных концертов на месяц в ранней «Афише» занимало половину журнальной полосы. Журнал писал: «В Москве открылось два странных заведения — кофейни. В них можно сидеть и пить кофе». Тогда в Москве открылось не две новые кофейни, а вообще в Москве было две кофейни.

• Москва середины 2000-х набралась состоятельности, и начала кичиться этим. Появилась Рублёвка и гламур, Собчак и Робски, Абрамович. Лучше всего это отрефлексировал Казаковский «Большой Город». Большой Город периода Лошака и Дзядко — это протест, синие ведёрки, антилизоблюды.
• У «Афиши» был слоган: «Как скажем, так и будет!» В языке «Афиши» главное слово — это «правильно» (правильные места, правильная руккола).

• Хорошие идеи приходят тогда, когда ты целую неделю сидишь с пустыми сайтом, и ничего не придумывается.
• Раньше жизнь была медленней. Люди за столом обсуждали старые события, и всем было интересно. А сейчас обсуждают твит, который вышел час назад (и уже устарел). «Положил в блюдо то, сё, сверху положил петрушки кудрявой. Да так красиво получилось, что так бы и сам туда прилёг».
• Створаживалось.

• Когда из профессии уходят люди, которые могут найти романные токи в упругой ткани повествования, мы остаёмся с людьми, для которых творог — это просто творог.
• Всех всегда волнуют геи, религиозные вопросы. Волнуют разумеется, в плохом смысле.
• В девяностые годы рок-звёздами были экономисты. В двухтысячных ими стали урбанисты. Сейчас все школьники говорят о велодорожках и городских маркетах еды. В наше время нельзя писать о городе, и игнорировать урбанисту.
• Урбанисты понимают город, как организм. Современники барона Османа писали, что он, барон, вскрывает нарывы, улучшает кровоток. Его трудами город становится более здоровым.
• Подсветка может сильно менять ощущение от города. Например, если не подсвечивать фасады, а только дорожки между ними, то город будет выглядеть совсем иначе.

• Концепция пластичного города — жители смогут сами выбирать город, в котором они хотят жить.
• Чтобы сделать город живым, нужно развивать малый локальный бизнес. Чем больше лавчонок, баров и магазинчиков на первых этажах домов, тем лучше. Их владельцы сами последят за своим районом. Такой подход впервые сформировала Джейн Джейкобс, автор «Жизни и смерти больших американских городов».

• Если в городе сложилось локальные сообщества, то их не разрушить даже эскаваторами.
• В урбанисте есть решения точечные и размазанные. Точечные — это когда все навалились и сделали крутой Парк Горького. А вот на ремонт дворов в Москве выделяется 18 миллиардов рублей. Но все эти деньги уходят на покраску заборов и латание качелек.
• До двух третей жителей Москвы крайне редко выезжают из своих районов. Им весь этот урбанизм нафиг не нужен.
• Жители районов проживают свои жизни, но не чувствуют себя хозяевами. Живут словно чужие люди. Сколько лет говорят о сообществах, но рождаются только сообщества в фейсбуке.
• На месте снесённых памятников архитектуры в Москве так толком ничего и не появилось.

• Сейчас всё — это медиа. Ночная велосипедная экскурсия, группа в фейсбуке с фоточками может эффективнее доносить материал, чем любой сайт или любая статья.

⌘ ⌘ ⌘Одним словом, было круто. Если у вас появится шанс побывать на мастер-классе Юрия — советую, это хорошая инвестиция в самого себя.