В 1980-м году немецкий режиссер «новой волны» Рудольф Томе снял фильм «Берлин Шамиссоплатц». В те годы фильм позиционировался как романтическая мелодрама, а сейчас, спустя почти 40 лет после выхода, кино смотрится скорее как документальный артхаус.
Томе снимал фильм без больших бюджетов, в «Берлине» много натурных съемок. Для меня он стал настоящей энциклопедией жизни Западного Берлина 80-х годов. В нем показано множество деталей: как жили люди, как одевались и чем занимались, как выглядел город. Для нас наверное таким же фильмом-энциклопедией может считаться «Москва слезам не верит», который вышел в прокат в том же 1980-м году.
Сюжет фильма вращается вокруг отношений Мартина и Анны. Анна — студентка и журналистка, живущая в Кройцберге, в районе площади Шамиссо. Она небогата и вынуждена снимать небольшую квартирку в доме, который собираются пустить под реновацию. Мартин — взрослый состоявшийся архитектор, компания которого будет заниматься переустройством района Шамиссо.
Декорациями к фильму служит жилищный кризис, который к 80-м годам прошлого века начал вступать в острую фазу. Западный Берлин развивается, в город приезжают новые жители, а многие из старых становятся богаче. Начинается джентрификация: старые районы, заселенные небогатыми и молодыми представителями творческих профессий, начинают перестраивать и реконструировать. Для студентов, художников и музыкантов после реконструкции уже нет места в новых районах, где цены на аренду сразу же повышаются. Жители Кройцберга в районе площади Шамисо решают бороться за свои дома.
Я сделал несколько стоп-кадров с моментами, которые мне понравились. Замечу, что я не большой специалист по берлинской топографии и многих деталей не знаю, и поэтому всегда рад подсказками.
С первых кадров фильма показывают район Шамиссо и дома старой постройки — «альтбау». Можно заметить плакаты, которые местные жители вывешивают их окон в знак протеста. Еще одна деталь, которую сейчас уже не увидишь — целые рощи телевизионных антенн.
На фоне серых старых домов разноцветные машинки выглядят игрушечными.
Жители Шамиссо пытаются привлечь внимание к себе и своим проблемам, устраивая концерты прямо на улице. Сцену сделали, как бы сейчас сказали, из говна и палок. Еще занятно как разноцветная одежда зрителей рифмуется с кадром выше.
Квартира главной героини — Анны. Пакет на двери в кухню исполняет роль мусорного ведра (еще никакого раздельного сбора мусора). Туалет и душ у нее общий с соседкой по площадке. Ключ от туалета висит в коридоре на стене. Интересно, зачем его запирали?
У архитектора Мартина квартира побогаче. Интересно, для чего в двери на кухню такое закрывающееся окошко? Может быть, раньше жильцы туда не заходили, а еду им ставили в окошко словно в школьных столовых?
Пока Мартин разговаривает по телефону, за его спиной можно увидеть странное пространство, похожее на застекленный балкон. Там даже ничего нет, просто рамы и кафельный пол. Кажется, что вся комната Анны может поместиться в этом балконе. Да уж, если богатство — это возможность спокойно переплачивать за вещи и жилплощадь, которыми ты толком не пользуешься, то Мартин безусловно состоятельный человек.
Анна идет по улочке в Шамиссо. Кажется, что за 40 лет ничего не изменилось! Традиционное мощение: в центре плиты, по краям — мелкая брусчатка. Ролльставни на дверях магазинов, собака на поводке, вечно запаркованные обочины.
Западноберлинский рынок той поры выглядит примерно как советский (только с продуктами). Клубника по 1,5 марки.
А это просто удивительная сцена. Анна с соседкой курят косяк с травкой. Это 1980-й год! И мало того что обычные люди курят травку, так это еще спокойно показывают в кино. При этом соседка Анны рассказывает о своей работе — она выступает в секс-шоу.
Реновация в разгаре! Мартин с каким-то прорабом пьют пиво прямо на кирпичах. На заднем плане вырастают панельные дома, которых и сейчас в Берлине полно.
Анна с парнем-активистом печатают фотографию Мартина для какой-то своей левацкой газеты.
Герои заходят в местный барчик. Интересно, что это за устройства висят слева и справа? Похожи на торговые автоматы.
Мартин — «воскресный папа». Дома у него атмосфера «бобо»: плакаты с Уорхоллом, рояль.
Свежие розы в вазе, дорогая мебель, хороший виниловый проигрыватель — Мартин слушает его почему-то в наушниках, подпевая по-английски. Иногда кажется что это не Мартин вовсе, а Ник Кейв.
Когда телом ты в Западном Берлине, а душой — в Восточном.
Парни в баре показывают «пьяный фокус» — «Цеппелин». Если смять салфетку, поставив её торцом и поджечь, то… Лучше вам этого не знать.
Мартин пришел на рынок за шампанским. Опытный глаз сразу увидит и «Нутеллу», и «Ягермайстер».
Главные герои приехали купаться в пригород Берлина — Ванзее. На занднем плане видны забавные горки для скатывания прямо в воду, а на переднем плане — «штранд корб», традиционные немецкие пляжные кабинки.
Аэропорт «Тегель» кажется с тех пор совсем не изменился. Те же двери, интерьеры, те же наклейки на дверях.
А вот герои на выставке современного искусства в Новой национальной галерее, построенной по проекту Миса ван дер Рое. Тогда в самом центре Берлина мог быть какой-то пустырь с сорняками, на котором немец мог запарковать свою машину.
На заднем плане — здание Берлинской филармонии, почему-то в лесах.
Анна пришла в аптеку. Раньше тесты на беременность приходилось делать, сдавать и ждать результатов. Еще и врач тебе объявляет результаты вслух.
Просто красивый кадр.
Жители Шамиссо печатают листовки в защиту своего района. За станком висит плакат «Harrisburg is everywhere». В конце 1979 года по всему миру поднялась волна протестов против строительства атомных электростанций, связанная с аварией на атомной электростанции в Пенсильвании, возле городка Харрисбург.
Начнем с рассказа о том, как авиакомпании определяют эффективные маршруты.
Авиакомпании могут зарабатывать на удачных маршрутах огромные деньги. Например, «Бритиш Эйрвейс» на рейсе между Лондоном и Нью-Йорком зарабатывает более 1 млрд долларов в год.
При этом неудачные маршруты приносят большие убытки. Недавно «Америкен Эйрлайнс» закрыла рейс из Чикаго в Пекин, на котором авиакомпания теряла 80 миллионов долларов ежегодно. И это не смотря на то, что рейс был между одними из крупнейших и экономически развитых городов в мире на современном и высокоэкономичном «Дримлайнере».
Поиск эффективных маршрутов — это целая наука, которая много сложнее связывания крупнейших мировых городов. И эффективность построения маршрутов отличает прибыльную авиакомпанию от убыточной. Есть два важных фактора, на которые смотрят авиакомпании: сколько полетит людей и сколько они готовы заплатить.
Чтобы спрогнозировать загрузку будущего рейса, авиакомпании добывают и изучают данные. Например, чтобы открыть рейс из Денвера в Орегон авиакомпания «Юнайтед» заметила большой трафик из Денвера в Сан-Франциско и из Сан-Франциско в Орегон. Они предположили что прямой маршрут привлечет пассажиров, которые сейчас летают с пересадкой, и открыли рейс в 2015 году.
Другой способ получить данные — купить их у билетных агрегаторов. Агрегаторы не только знают, куда люди покупают билеты, но также куда они хотят полететь. Например, авиакомпании узнали у «Скай Сканнера» о том, что более 190 тыс человек в год ищут билеты из Бирмингема в Гонконг, 420 тыс человек ищут рейсы из Дели в Окленд, более 1 млн человек хотят улететь из Бангкока в Барселону. Скорее всего большинство этих людей летит и сейчас, но с пересадками. Авиакомпании предполагают, что прямые рейсы смогут перетянуть пассажиров.
То, сколько пассажиры готовы заплатить — это другой важный фактор. Обычно за длинные беспосадочные перелеты пассажиры традиционно платят больше, но число таких пассажиров не очень большое. Авиакомпаниям важно найти баланс между ценой и эффективной загрузкой лайнеров. Это удается не всегда. Когда «Юнайтед» запустила прямой рейс из Сан-Франциско в Сингапур, билеты на него продавались от 440 долларов — дешевле было невыгодно летать. Но пассажиры предпочитали пересесть в Пекине, и заплатить чуть меньше, и рейс закрыли.
Вопрос финансовой эффективности также в том, чтобы рационально расходовать ресурс самолетов. К примеру, «Юнайтед» поставила 4 лайнера на маршрут из Сан-Франциско в Сингапур, на 2 рейса в день. Пассажир на них платит от 880 долларов за билет туда-обратно, за 16-часовой перелет. Столько же платит пассажир за 8-часовой перелет из Вашингтона в Лондон. Эти же 4 самолета сделают в 2 раза больше рейсов и принесут в 2 раза больше денег.
Маршрут, который эффективен для одной авиакомпании, может оказаться неэффективным для другой. Например, у австралийской авиакомпании «Кантас» есть 3 рейса в Китай. При этом у китайских авиакомпаний — 43 рейса в Австралию. Все потому что китайцы предпочитают летать своими, знакомыми авиаперевозчиками.
Иногда авиакомпании запускают очевидно убыточные маршруты, чтобы выгнать с них конкурентов. К примеру, в 2017 году исландская авиакомпания «Вау-эйр» запустила рейс из Рейкявика в Даллас. Сразу же рейс из Рейкявика в Даллас запустила и другая исландская авиакомпания — «Исландэйр». И тут же рейс из Дассала в Рейкявик открыла американская авиакомпания «Америэн Эйрлайнс». Она была готова существовать на высококонкурентом направлении по двум причинам. Прежде всего, Даллас — это её хаб, и она могла собирать на рейс транзитный трафик с десятков других американских городов, куда летает из Далласа. А с другой стороны, она хотела не отдать исландским авиакомпаниям лакомый кусочек — транзитный трафик через Рейкьявик в Европу. Обе исландские авиакомпании не выдержали такой конкуренции и закрыли свои маршруты.
Также на маршрутизацию влияют и другие факторы: наличие самолетов, государственные разрешения, свободные слоты в аэропортах. Обычно на разработку всех бюрократических тонкостей у авиакомпаний уходит год и больше. А еще единственный способ проверить, работает маршрут или нет — это начать летать по нему. Поэтому авиакомпании всегда будут открывать и закрывать новые рейсы.
Второй рассказ — об экономических причинах созданиях многострадального «Боинг 737 Макс».
«737 Макс» — один из самых новых и современных лайнеров. Не смотря на это, в нем до сих пор используют бумажные чек-листы вместо электронных, запускается за 7 шагов вместо нажатия тумблера и использует физические тросы-тяги для управления вместо кабелей и электродвигателей.
Все это намекает на его истинное свойство — «737 Макс» на самом деле не новый самолет, а просто улучшенная версия обычного 737, который летает уже более 50 лет. Большинство его инженерных решений созданы людьми, которые уже умерли от старости. Причина, почему «Боинг» занимается рестайлингом старых самолетов — исключительно экономическая.
«Боинг» не спешил этого делать раньше, потому что для узкофюзеляжных, работающих на коротких маршрутах самолетов топливная эффективность не так важна. Дело в том, что маленькие самолеты проводят в небе меньше времени, чем большие (8,2 часа против 11,5 часов, в среднем). При этом узкофюзеляжный самолет совершает до 4,5 полетов в день против 1,5 для широкофюзеляжного самолета. Авиакомпании предпочитают недорогой и не слишком эффективный самолет дорогому и суперэффективному — его эффективность не окупается.
Обычный 737-800 стоит 89 млн долларов (и эту цену можно снизить во время переговоров). За 50 лет выпуска «Боинг» научился производить 737 быстро и недорого. На пике со стапелей выходило по лайнеру каждые 14 часов.
Из-за того что эффективность узкофюзеляжных лайнеров не так важна они и так недорого продаются, авиакомпании фокусируются на получении эффективных широкофюзеляжных самолетов, и авиапроизводители конструируют такие в первую очередь. Так, за последнее десятилетие в небо поднялись «Эйрбас А350» и «Боинг 787 Дримлайнер».
Однако в последнее время авиакомпании изменили привычную модель использования узкофюзеляжных самолетов — вместо привычных коротких маршрутов они начали использовать их на длинных маршрутах тоже. Компании ставят маленькие самолеты там, где с трудом загружают большие. Попутно наложился тренд на увеличение стоимости горючего, и авиакомпании стали более требовательными к топливной эффективности в том числе и небольших самолетов тоже.
«Боинг» откладывал создание нового, экономически эффективного узкофюзеляжного самолета, но в 2010 году «Эйрбас» представил свою версию такого самолета — «А320neo» (где neo — New Engine Option). Рынок быстро показал, что авиакомпании изголодались по такому самолету. Вскоре после презентации нового «А320», авиакомпания «Америкэн Эйрлайнс» с одним из крупнейших флотов в мире и строгой приверженностью к «отечественным» «Боингам» заявила о том, что заказывает сразу 260 новых «Эйрбасов». До этого «Эйрбасов» в её флоте не было вообще.
В пресс-релизе «Америкэн» было сказано, что компания готова заказать также сотни обновленных 737-х с улучшенной топливной эффективностью. Но тогда новый самолет от «Боинг» не был даже анонсирован. Соглашаясь заказать несуществующий самолет, в «Америкэн» словно предупреждали «Боинг»: «Ребята, нам не нужен новый самолет, просто обновите старый — и мы закажем».
Авиакомпании согласны на обновленный самолет вместо нового, потому что топливная эффективность — это не единственные траты. Другой важный пункт затрат заключен в пилотах. Пилоты специализируются на конкретных типах самолетов. Пилот, который летает на 737, может летать на всех его модификациях. Для него даже нет особой разницы, летать на новом самолете или на самолете 50-летней давности. Авиакомпании предпочитают обновленную версию 737 совершенно новому самолету, потому что у них уже есть тысячи обученных пилотов, которым не нужно переучиваться (не говоря уже о том, что это очень дорого). Это главная причина, почему крупные лоукостеры вроде «Райанэйра», «Изиджета» или «Саус-веста» держат флот только из одного типа самолета.
Итак, вскоре после анонса «Америкэн», «Боинг» заявил о том, что выпускает обновленный 737 — «737 Макс». Новый самолет обещал быть на 15% эффективнее и мог летать на 7100 км (против 5400 км у предыдущей версии). Это значит, что обычный узкофюзеляжный самолет мог бы легко летать из Америки в Европу.
Однако чтобы добиться этого, «Боингу» пришлось разместить под крылом «737 Макс» новый, значительно более крупный двигатель. Это было проблемой, потому что 737-й еще 50 лет назад создавали довольно низким — тогда это позволяло загружать багаж в самолет без специальных транспортеров и обслуживать двигатели без лестниц. Это облегчало обслуживание 737 в множестве не слишком развитых аэропортов (что и обеспечило самолету широчайшую популярность). В предыдущих версиях 737 двигатель и так все увеличивался и увеличивался. В результате в «737 Макс» его пришлось выдвинуть далеко вперед и нарастить шасси на 20 см.
Всё это изменило аэродинамику самолета, увеличив его тенденцию к задиранию носа. Чтобы скомпенсировать это, в лайнер установили систему MCAS (Maneuvring Characteristics Augmentation System). Система получала данные с датчиков угла атаки (то есть задирания носа) и пыталась выровнять лайнер. Но если датчик оказывался неисправен, то лайнер постоянно опускал нос сам, что могло привести к катастрофе. И привело 2 раза.
Сейчас очевидно, что попытка «Боинга» улучшать улучшенное, накладывая заплатки на проблемы не привела ни к чему хорошему. Есть значительная вероятность того, что «Боинг» вообще откажется от нового самолета — столь велики издержки и страхи пассажиров.
Так получилось, что у меня есть два лучших складных городских велосипеда — Strida и Brompton. Я решил рассказать о том, чем они отличаются, и какой стоит выбрать.
Зачем вообще нужен складной велосипед
Главная фишка складного велика — его легко взять с собой. Можно доехать на нем до общественного транспорта, собрать, проехать куда нужно, а там разобрать и доехать до нужного места.
Предположим, что вы живете в 15 минутах пешком от дома до станции метро или остановки, и от остановки — до работы. Итого вы получаете 60 минут пешего комьюта в день (без учета времени проезда на транспорте). Складной велосипед сокращает это время до 20 минут с учетом складывания и раскладывания. Иными словами, велик экономит вам 40 минут в день, которые вы можете бездарно просидеть в инстаграмах.
Кроме того, складной велик можно легко взять с собой в путешествие: на поезде и на самолете. Я путешествовал с велосипедом много раз и по России, и по миру. Свобода перемещаться в Берлине, Токио или даже Владимире на своем велике здорово расширяет горизонт впечатлений от места.
Более того, с хорошим складным велосипедом начинаешь скорее удивляться, зачем вообще в городе нужен большой нескладной велик, особенно если ты не возишь на нем детей или грузы, или если ты не спортсмен.
Вообще складных велосипедов куча, в любом магазине нетрудно найти десятки разных моделей. Но кажется, что самых известных и хороших — два: Strida и Brompton.
Strida
Этот складной велосипед придумал английский инженер Марк Сандерс в 1986 году. Складной велосипед в форме равнобедренного треугольника был его дипломным проектом в Королевском колледже искусств в Лондоне, а название Strida придумал во сне его сын.
Дизайн «Стриды» получил несколько премий. С 2002 года велосипеды производятся в Тайване и продаются по всему миру. Большое сообщество «стридолюбов» есть в Москве и Петербурге, там же находятся авторизованные сервисные центры.
Складывание. «Стрида» складывается очень быстро, буквально за пару движений и пару секунд. Можно ехать на велике, спрыгнуть с него и тут же разобрать, не сбавляя шага. В разобранном состоянии велосипед превращается в такую толстую железную палку с двумя колёсами на одном из концов.
Одна из удобных фишек «Стриды» — велосипед можно катить в разобранном состоянии, для этого его можно подхватить за объёмную часть под седлом. Не скажу, что это очень удобно делать, в собранном состоянии велик вихляет, и удержать его бывает непросто. А вот носить собранный велик неудобно, приходится искать положение, в котором его можно подхватить. Если на улице было грязно, но весь измажешься.
Поведение на дороге. Мне не очень нравится поведение «Стриды» на дороге. В принципе, 15-20 минут можно и потерпеть, но на дальние расстояния ехать тяжело: велик вихляет, в нем нет спокойной устойчивости большого велосипеда. Еще почему-то езда на «Стриде» по неровной поверхности сильно отдает в руль, и руки устают еще сильнее.
Еще в «Стриде» мне не нравится, что ее нужно седлать. Человек с высоким ростом вроде меня может приподнять велосипед на руль и как бы подсунуть его под себя — с некоторой практикой это довольно быстро и удобно. Но вот невысокой девушке приходится перекидываться через седло. Приспускать ногу во время остановок также неудобно, в велике некуда сместиться вперед.
Путешествия. Путешествовать с великом удобно. Для «Стриды» есть мягкие и жесткие чехлы, у меня никаких проблем с транспортом не возникло.
Эксплуатация. «Стриду» создавали как максимально простой велосипед для города. В базовой версии у велосипеда всего 1 скорость. На него нельзя прикрепить сумку, а багажник у велика номинальный — на нем разве что можно везти чехол. Вместо цепи используется ремень вроде генераторного, создатели заявляют что его не нужно смазывать.
При этом у велика зачем-то установлены дисковые тормоза — не знаю, с каких скоростей ими нужно тормозить. При этом дисковые тормоза не спасли А. от падения на слегка влажной поверхности, когда она спускалась в горки.
Как говорят программисты, «Стрида» — проприетарный продукт. Починить её в обычной веломастерской непросто, мне пару раз отказывали. Например, часть механизмов размещены в кассете, которую нужно менять целиком.
Общее мнение. Мне кажется что в «Стриде» больше дизайна, чем функциональности. Концепция «А давайте сделаем непохожий ни на что велосипед!» хороша, но удобства эксплуатации в таком подходе не достает.
«Стрида» постоянно привлекает внимание. Готовьтесь каждый день отвечать на вопрос: «Ой а чё это за велик такой?» или «А ремень не порвётся?».
Если говорить про велосипедные качества, то я рекомендовал бы «Стриду» тем, кому важно часто складывать велик, условно 8-10 раз в день. С этим великом складывание будет будет просто незаметным.
Новый велосипед стоит у дилера в Москве 37 тыс ₽, продвинутая модель с 2 скоростями — 60 тыс ₽, бывают версии и еще дороже (вот сайт дилера). При покупке будьте внимательны, особенно если берете с рук. Сейчас полно разных китайских копий «Стрид», многие внешне почти неотличимы. Если вам продают велосипед за 10-15 тыс ₽ — это повод напрячься.
Brompton
Brompton — это британские велосипеды, которые производятся почти в неизменном виде с 1980 года. Их производят вручную на фабрике в Лондоне. Как и вокруг «Стриды», вокруг «Бромптона» существует большое сообщество: с магазинам, клубами, производствами аксессуаров и даже велогонками.
«Бромтон» выглядит как множество других складных велосипедов: два маленьких колеса, переламывающаяся рама, выдвигающееся седло. Почти что детский велик «Кама», что был у меня в девяностые. Но со временем привыкаешь и начинаешь замечать и выделять именно такие велосипеде в потоке: есть в них какая-то динамика и аристократичность.
Складывание. У «Бромтона» есть несколько стадий складывания. Прежде всего, чтобы припарковать велик нужно нажать на кнопочку внизу седельного штыря, чтобы переломить его сзади, закинув заднее колесо под раму — в таком положении велик обычно стоит на улице. Первые несколько десятков раз такое складывание дается тяжело, а потом привыкаешь и все кажется удобным.
Дальше еще примерно за 15-20 секунд велик складывается полностью, превращаясь в сжатый со сторон кубик, размером с чемодан ручной клади. В сложенном состоянии «Бромтон» очень компактный, в 2 раза компактнее «Стриды».
Поведение на дороге. «Бромтон» ведет себя на дороге как обычный велик, никакого виляния рулем и общей неустойчивости за ним не замечено. Лично мне ехать на нем приятнее, чем на «Стриде».
Путешествия. Для «Бромтонов» продают специальные чемоданы для перевозки, в принципе его можно и в обычный засунуть. Но есть куда более удобная опция. Перед путешествием надо зайти в любом магазин «Бромтона» или другой веломагазин, и попросить там коробку, в которой велик приходит для продажи. Велик в коробке после сдается в багаж. По прилету коробку выбрасывают, и катаются им, а перед возвращением повторяют процедуру.
Эксплуатация. Важная особенность велосипедов, которая мне нравится — на них можно возить сумку. Есть несколько видов специальных велосумок, которые крепятся на специальную защелку спереди руля. Сумка не мешает складыванию велосипеда. Есть большие сумки-роллтопы для путешествий.
Я это очень оценил. Можно убрать в сумку одежду, ноутбук, фотоаппарат, велозамок, даже телефон с кошельком из карманов, и спокойно ехать по своим делам. Припарковался, пристегнулся, снял сумку и пошел по своим делам, закинув её через плечо. Да и в путешествии дополнительная сумка к рюкзаку добавляет удобства.
«Бромтоны» выпускаются с 1, 2 3 и 6 скоростями, мой — с 3 скоростями. Вообще даже при небольшом подъеме скорости оказываются очень полезными. Раньше на «Стриде» иногда приходилось спешиваться, в горку она вообще не вывозила.
«Бромтоны» считаются чрезвычайно надежными великами. Люди ездят на них по 12-15 лет, и ничего. В мире полно специальных магазинов и сревисов, несложную поломку возьмутся исправить в обычном сервисе.
Общее мнение. Мне очень нравится «Бромтон», это мой любимый складной велик.
Из минусов я только зачту отсутствие подножки — велик приходится каждый раз переламывать, чтобы припарковать. При этом стоит он не очень устойчиво, на наклонной поверхности или при сильном ветре грозит упасть.
Еще «Бромтон» очень дорогой — 1400 евро в базовой комплектации (в Москве продается от 110 тыс ₽, вот сайт дилера Brompton). Такой дорогой велосипед страшно оставлять на улице. При этом есть «Бромтоны» за 3 тысячи евро и дороже! В них часть деталей сделана из титана, установлены всякие штуки.
Я советую «Бромтон» тем, кто ищет велик в стиле «Складывать мало, ехать долго» или готов вложиться в надежный беспроблемный велосипед для путешествий.
Расскажу вкратце про одну из любимых камер в коллекции — среднеформатную Pentax 6×7.
Японская компания Asahi Pentax представила его в 1969 году, и производила до середины 2000-х годов. Это был очень хорошо сконструированный и надежный фотоаппарат, для которого также производились десятки видов оптики (это главное, если не самое главное качество хорошей пленочной камеры).
В начале 60-х годов было три распространенных форм-фактора для среднеформатных пленочных камер.
Форматные камеры 6×9 обычно выпускались с мехами, 6×6 — «двухглазыми» по модели Rolleiflex. Надо признать, что это не очень удобные камеры. Камеры с мехами нужно раскрывать, они фокусировались по неудобному дальномеру с крохотными окошками или вообще по шкале. Rolleiflex был довольно хорош, но эта камера — неторопливая: нужно наводиться, крутить ручку, держать камеру на уровне груди.
Также в Германии с 1950-х годов выпускались камеры Practisix (позже — Pentacon Six). Их создатель Зигрид Бём решил сделать среднеформатную камеру в корпусе обычной, привычной 35-мм фотокамеры. На первый взгляд его камеры выглядели фотоаппаратами-переростками, но на деле оказались очень удобными. Их можно было держать возле лица и снимать быстро. Кроме того, у «Пентаконов» появились сменные объективы, чем не могли похвастаться другие камеры. Одним словом, камеры были успешными.
Вдохновившись форм-фактором «Пентаконов», японские инженеры решили сделать свою «зеркалку-переростка», да еще и формата 6×7 («Пентакон был формата 6×6). Вообще это только кажется, что разница между 6×6 и 6×7 — несущественная, какая-то там единичка, меньше 1 см размера негатива. На самом деле технически камера оказывается сложнее в минимум в два раза:
Бо́льшее зеркало требует более прочного и надежного механизма срабатывания.
Разрешающая способность оптики увеличивается. Теперь объективы должны покрывать не вписанный круг в 6×6, а круг в 7×7 — качественная площадь кадра увеличивается в 1,4 раза. Это повышает требования к линзам.
Камера вообще получилась очень большой и тяжелой. С моим 135-мм объективом она весит более 2,6 кг — в три раза больше, чем Rolleiflex. Чтобы хоть как-то удержать такую массивную камеру, к ней выпускают боковую деревянную ручку, отчего вся конструкция напоминает какой-то станковый пулемет. Держать камеру тяжело даже мне. Мне тяжело просто носить её по улице! В один из дней я снял ручку в надежде немного облегчить конструкцию, но на деле оказалось что «Пентакс» стало вообще невозможно носить — камера бесконечно выскальзывала своими килограммами, и под конец я нес её, болезненно упирая торцом в рёбра. При этом не могу не отметить, что камера кажется очень надежной и прочной. Кажется, что этот «Пентакс» можно легко возить по миру в багаже и бросать на заднее сиденье автомобиля без опаски. Вообще по ощущению и вниманию к прочности каждой детали камера и правда напоминает какое-то оружие или военное оборудование.
Pentax 6×7 кажется полностью механической камерой, но это не так. Плёнка перематывается и затвор взводятся рычагом, но вот спуском управляет несложное электромеханическое устройство с магнитом. Это значит, что камера не работает без батарейки 4SR44. Если батарейка не даст достаточного вольтажа, то камера «замрет», и есть целая процедура «перезапуска» её после смены батарейки.
Также Pentax 6×7 в базовой комплектации поставляется с пентапризмой с покрытием 90% кадра, в которую встроен экспонометр. Работает он дурацки, с помощью тугого перекидного переключателя. Не знаю что с моей камерой не так, но у меня он работает через раз. Кстати, механизм сопряжения экспонометра в призме и камеры сделан в виде… цепи! Это требует внимания при эксплуатации и правильного порядка сборки и разборки камеры.
«Пентакс» — самая шумная камера, которая у меня бывала. Огромное зеркало хлопает так, что можно поседеть. Однажды на тихой улице я услышал, как хлопок эхом отразился от соседнего дома. Одним словом, это камера не для стрит-фотографии. Также из-за большого зеркала на «Пентакс» нельзя снимать с выдержкой ниже 1/60, иначе смаз в кадре гарантирован (на Rolleiflex 2.8 я могу снимать вплоть до 1/15). Немного спасает предподъем зеркала, который появился на моделях 1976 года и позже.
Мне нравится, что «Пентакс» снимает и на 120, и на 220 пленку. Конечно, 220-й уже давно не выпускают, но у меня немало её в запасах, а хороших камер, которые её принимают — немного (и «Пентакс» — лучший из них).
Ну, и конечно, для Pentax 6×7 выпускается несколько десятков замечательных линз: от 35 мм до 1000 мм, в том числе просто волшебные 105 мм 1:2.4 и 75 мм 1:2.8. Моя любимая оптика — Super Multi Coated Macro-Takumar 1:4 135 мм. Есть для 6×7 и знаменитые объективы с линзами, которые содержать радиоактивный изотоп — когда фотографы везут их в другую страну, иногда эвакуируют терминал аэропорта.
В 1999 году «Пентакс» выпустил последнюю версию этой камеры — Pentax 6×7 II. Камера стала легче и получила больше пластиковых деталей, в нее добавили кнопочки и экранчик. Обновилась оптика, для второй версии «Пентакса» выпускали электронные объективы со встроенным затвором. Новая версия 6×7 мне уже совсем не нравится — в ней нет «чугунной романтики» оригинальной камеры. Кроме того, вторая версия стоит совершенно неприличных денег — от 2000 евро с объективом 80 мм 1:2.8 — в 3 раза дороже первой версии.
И напоследок — пара советов тому, кто думает о Pentax 6×7:
Покупайте только если вам нравится конкретный объектив на эту камеру.
Формат 6×6 не сильно хуже, и его всегда можно откадрировать в привычный 6×7 или даже 6×8, если хочется.
Не покупайте Pentax 6×7, если ищете камеру для путешествий. Вы задолбаетесь её таскать, я вас уверяю.
Камера не срабатывает без пленки, учитывайте это при покупке с рук. Почитайте о хитрых способах обмануть камеру при проверке. Еще хороший способ понять, насколько камеру использовали до вас — посмотреть на прижимной столик: на нем не должно быть потертостей и царапин.
Ну а теперь покажу немного своих фотографий с камеры:
Мне повезло быть знакомым с десятками интересных людей, каждый из которых — специалист в своей области. Годами я разговаривал о разном с историками, фехтовальщиками, знатоками жестового языка, парапланеристами, подводными охотниками и другими необычными ребятами, а потом подумал: «Почему только я могу поспрашивать у них то, что мне любопытно?». Подумал и придумал в блоге новую рубрику — «Просто о сложном».
В рамках этой рубрики я буду приставать к друзьям к вопросами, а они будут на них отвечать. Вопросы я буду специально формулировать так, как сформулировал бы их недоверчивый подросток. Я не буду спрашивать ничего в стиле «Какие книги ты читаешь», а каждый раз сфокусируюсь на одной конкретной теме, в которой мой собеседник считается специалистом.
Сегодня у меня будет премьера рубрики, и тема будет необычная и острая — Холокост. А моим собеседником станет Александр Клиймук, историк, гид и педагог в Берлине.
Он специализируется на истории XX века, в особенности, на таких темах, как Холокост и Третий рейх. На четырёх языках Саша работает с группами со всего мира в Доме Ванзейской конференции — одном из главных мемориально-образовательных центров Германии, посвящённых тематике Холокоста. Кроме этого, он проводит открытые экскурсии, лекции и семинары по разным аспектам истории Берлина и Германии в XX веке. Я познакомился с Сашей на выездном мероприятии «Эшколота», побывал на нескольких его лекциях и могу заверить, что он аккуратный и взвешенный собеседник — я доверяю его честности и непредвзятости в вопросе, который он изучает уже много лет.
Холокост — тема сложная и болезненная, особенно в контексте антисемитизма, который еще теплится в головах многих моих соотечественников. Я лично не раз слышал фразы: «Ни за что их бы не стали истреблять» или «Гадит этот народец, вот и наказал их бог». Свои вопросы к Саше я пытался приземлить к сознанию таких людей — пускай он ответит им как историк.
Почему вообще нацисты ненавидели евреев? Почему они хотели уничтожить евреев, а французов или русских — нет?
Гитлер ненавидел евреев потому что сам был евреем. Или потому что ему отказала в интимной близости его еврейская возлюбленная. Но это не точно.
Забавно, но такие бредовые версии до сих пор сидят в головах у многих людей. Как и в случае с любыми простыми ответами на сложные вопросы, эти ответы плохи именно из-за своей простоты. А вопрос ты поднял самый фундаментальный – краткий ответ на него у меня может занять часа два-три.
Но если совсем тезисно, то аспектов тут несколько:
Уходящая своими корнями в Средние века религиозная юдофобия (евреи плохие, так как не признают Иисуса Христа).
Популярные на рубеже XIX и XX веков околонаучные расовые теории (евреи – отдельная неполноценная раса).
Поиск немцами своей национальной идентичности (если «мы» – немцы, то «не мы» – кто?).
Необходимость найти «козла отпущения» в ситуации экономической и политической нестабильности.
Сюда же добавим колоссальную разнородность евреев в Германии — пример «плохого» еврея можно было найти всегда. Роза Люксембург и Лев Троцкий — евреи? Значит, коммунизм — еврейская идеология! Рокфеллеры и Ротшильды — евреи? Значит, евреи виноваты в финансовых проблемах! Еврей Макс Либерман построил себе виллу у озера Ванзее? Негодяй, обкрадывает немецкий народ! Евреи сидят без работы и получают пособие? А немцам кто пособие будет платить?!
Рост популярности радикальных политических течений после Первой Мировой войны помог нацистам инструментализировать антисемитизм и сделать его центральным положением своей идеологии. Ну а когда Гитлер пришёл к власти в 1933 году, нацистам оставалось перейти от слов к практике — хотя именно о физическом истреблении миллионов человек речь зашла только несколько лет спустя.
Ах да, ещё важный момент. «Козлом отпущения» на тот момент трудно было сделать, к примеру, темнокожих — их число в Германии было на тот момент так мало, что многие немцы если их и видели, то только в зоопарках. Да, «колониальные выставки» с экспонатами в виде диковинных африканцев были популярны в начале XX века.
Нацисты ненавидели евреев. А что думали другие немцы? Сколько тогда было нацистов вообще? Неужели простые немцы не могли за евреев вступиться?
Давай тут разделим несколько понятий. То, о чём я сказал раньше, будем называть антисемитизмом. И постараемся не особо вдаваться в детали того, что слово «семиты» вообще-то взято из лингвистики и обозначает людей, говорящих на разных семитских языках, к которым относится, например, арабский. В конце XIX века антисемитов это мало интересовало, им полюбилось само слово и они стали им себя обозначать (с арабами особых проблем у них при этом не было).
К началу XX века антисемитизм в той или иной форме был в распространён в разных кругах — в том числе, и среди немецких интеллектуалов. Но только после поражения Германии в Первой мировой войне произошла значительная радикализация антиеврейских настроений. Страна была повержена, многие немцы чувствовали себя униженными, им хотелось кого-то обвинить во всех своих бедах. Получает распространение «легенда об ударе ножом в спину», якобы нанесённом предателями-евреями многострадальной Германии.
И в этой ситуации на политическую сцену выходят нацисты. Надо понимать, что в 1920 году, когда провозглашается политическая программа молодой Национал-социалистической рабочей партии Германии, конкуренция на, условно скажем, «рынке антисемитизма» Германии огромна. Ведь нацистам приходится конкурировать не только с идейными противниками, но даже и с другими правыми (фолькистскими) партиями. Важной частью идеологии этих партий также был антисемитизм, хотя, может быть, и не в таких радикальных формах, как у нацистов.
Как раз в те годы, когда в стране ещё есть какая-никакая демократия, многие пытаются бороться против роста антисемитизма в стране. Активную роль в этом играют сторонники других партий – центристы, либералы, социал-демократы и коммунисты. Немецкие евреи, разумеется, тоже активно вовлечены в борьбу против антисемитской пропаганды.
Поначалу нацистов поддерживают немногие — даже в 1928 году они получают меньше 3% голосов на выборах в Рейхстаг, оставаясь малопопулярной партией. Но за следующие 4 года многое изменилось. Экономический кризис и политическая нестабильность в стране приводят к росту популярности самых радикальных партий — главным бенефициаром в этой ситуации оказываются нацисты. Результаты: 1930 г. — более 18% голосов, 1932 г. — уже 37%. Это, кстати, лучший результат нацистов на демократических выборах. Больше 37% голосов немецких избирателей они никогда не набирали (это на заметку тем, кто думает, что немцы чуть ли не единодушно выбрали Гитлера своим правителем).
Ситуация для всех противников нацистов кардинально меняется в 1933 году. 30 января этого года Гитлер становится рейхсканцлером — главой правительства при престарелом президенте фон Гинденбурге. И сразу начинается то, что мы сегодня бы назвали «закручиванием гаек». Полицию быстро подчиняют новому режиму, а желающих протестовать жестко преследуют и отправляют в концлагеря.
Ах да, ещё одно важное замечание. Рассуждая сегодня о сопротивлении режиму, помощи неевреев евреям и многих других аспектах, надо помнить, что преследование евреев в нацистской Германии развивалось постепенно. Это сейчас, после всего что было, мы знаем о газовых камерах, массовых расстрелах, крематориях и лагерях смерти. Но в первые годы нацистского режима всего перечисленного не было — заявленной целью было исключение евреев из всех сфер общественной жизни страны. И, в идеале, склонение как можно большего числа из них к эмиграции из Германии. Тотальное уничтожение начнётся позднее — уже в годы Второй мировой войны.
А откуда вся эта идея концлагерей? Почему нацисты просто не убили всех евреев, если они им не нравились? Ну или не выслали их куда-нибудь, в США например или в Палестину?
Свои первые концентрационные лагеря нацисты открыли уже вскоре после назначения Гитлера рейхсканцлером, в начале 1933 года. Но изначально лагеря создавались для преследования, изоляции и запугивания инакомыслящих. Под раздачу попадали коммунисты, социал-демократы, гомосексуалы, свидетели Иеговы, анархисты и многие другие.
Массовая изоляция евреев в концлагерях начинается несколько лет спустя — после событий так называемой «хрустальной ночи» в ноябре 1938 года. До этого, в общем-то, основная идея заключалась как раз в эмиграции евреев из Германии. Выслать евреев насильно в Палестину или США нацисты не могли — для этого нужно было бы согласие, как минимум, Великобритании и США, а этого согласия получено не было. Поэтому при нацистах создавались такие условия, в которых евреи сами вынуждены были принимать решение уехать из Германии куда только возможно.
За шесть первых лет нацистского режима, еще до начала войны, еврейское население Германии снизилось в два раза. Даже те евреи, которых отправили в концлагеря после «хрустальной ночи», ещё могли быть отпущены на свободу, но условием этого часто была последующая эмиграция из Германии. Вот только уезжали далеко не все – кому-то не хватало денег, кто-то не мог получить визу (большинство стран мира с каждым годом усложнило правила въезда для мигрантов), кто-то надеялся на лучшее.
Когда началась война, эмиграция стала уже практически полностью исключена. А потом случилась оккупация Польши — страны с самым большим еврейским населением в Европе. Нацисты задались вопросом: что делать с миллионами евреев на оккупированной территории? Ответ нашёлся довольно быстро: согнать их в гетто и концлагеря. Зачем? Чтобы освободить место для немецких поселенцев (см. концепцию «жизненного пространства»), минимизировать риски сопротивления и запугать остальных. Ну и, конечно, чтобы в очередной раз продемонстрировать серьезность обещаний Гитлера «очистить» Германию и подконтрольные ей территории от евреев. Мол, фюрер сказал – фюрер сделал. Под «очисткой» пока понималась изоляция в гетто и лагерях — массовое уничтожение начнётся позднее, вместе с военными действиями против Советского Союза.
А как эти концлагеря вообще были устроены? Людей привозили туда и просто убивали? Знали ли немцы в Германии что сотни тысяч людей просто убивают?
Давай и тут разберёмся с терминами. Не надо путать между собой концлагеря и лагеря смерти. Концлагеря появляются уже в 1933 году для преследования и запугивания всех инакомыслящих. После погромов ноября 1938 года немецких евреев начинают массово отправлять в концлагеря (поначалу только мужчин) — опять же, для устрашения и склонения к последующей эмиграции из Германии. Мы сейчас говорим о таких лагерях, как Бухенвальд, Заксенхаузен или Дахау.
В сентябре 1939 года ситуация меняется: начинается война, эмиграция становится практически невозможной. Помимо этого не забываем, что в 1939 году Польша — это страна с самым большим еврейским населением в Европе. И когда Германия оккупирует значительную часть страны, антиеврейская политика нацистов меняется. На смену принуждения к эмиграции приходит массовое переселение польских евреев в гетто и концлагеря. Из-за невыносимых условий, антисанитарии и тяжелого труда многие узники гетто и концлагерей умирают. Тем не менее, в говоря о 1939-1940 годах, мы не можем заявлять о тотальном уничтожении всех евреев от мала до велика.
Идут месяцы, всё больше стран втягивается в войну, в июне 1941 года Германия нападает на Советский Союз. На оккупированных советских территориях, в общем-то, начинается самый настоящий геноцид еврейского населения — специальные отряды СС (айнзацгруппы) занимаются физическим истреблением евреев по национальному признаку. Людей убивают просто за то, что они евреи. Геноцид на оккупированных советских территориях начинается с массовых расстрелов — нацисты (а также их помощники из числа местных коллаборационистов) расстреливают полмиллиона еврейских мужчин и женщин, детей и стариков за полгода.
В декабре 1941 года, когда Германия терпит первые серьезные неудачи в Советском Союзе (контрнаступление под Москвой), да и ещё и США втягиваются в войну, ставшую теперь по-настоящему мировой, Гитлер принимает решение о полном уничтожении европейских евреев. Массовые расстрелы для этой цели не годятся — долго, дорого, грязно, шумно и тяжело. Поэтому вырабатывается новое решение — лагеря смерти. В такие лагеря евреев массово свозят с единственной целью — уничтожение. Лагеря смерти, такие как Треблинка, Собибор или Белжец, располагаются вдали от немецких городов, в лесах, для сохранения секретности операции по уничтожению целого народа. Лишь два лагеря носят смешанный характер — их строили в качестве концлагерей, но впоследствии к ним добавляется ещё и функция лагеря смерти. Это Майданек и Аушвиц, ставший символом Холокоста.
Что касается твоего вопроса, знали ли обо всём этом немцы, то тут ответить не так просто. Разумеется, немцы знали о преследованиях и переселениях, ведь они происходили на глазах у всех, да ещё и мощно подогревались государственной пропагандой. Но как показал опыт с массовыми расстрелами, «простые немцы» не горели желанием знать о том, что в действительности происходило на отдалённых оккупированных территориях как с местными евреями, так и с депортированными туда из Германии. Следует ли отсюда вывод, что немцы совсем не знали, что там происходит? Нет, не следует. Но ситуация в нацистской Германии была такой, что большинство людей предпочитало не задавать лишних вопросов — так было безопаснее для них самих. Евреи исчезают из немецких городов — ну и ладно, мало ли где они теперь живут. Да и после войны удобнее была такая позиция. Уничтожение евреев? Нет, не слышали.
А почему этих концлагерей толком не осталось? Откуда мы вообще знаем как они были устроены и сколько людей там погибло? Есть ли какие-то документы об этом?
Лагерей были сотни по всей Германии и оккупированной Европе. От тех лагерей, в которых заключенные трудились, то есть, от «классических» концлагерей осталось довольно много всего – документация, выжившие узники, свидетели, да и сами бараки, склады и оборудование. Нацисты, конечно, пытались сокрыть следы своих преступлений в последние месяцы и недели войны, но, как ты понимаешь, при таких колоссальных объемах это было нереально.
Немного по-другому обстоит дело с лагерями смерти, которых за годы войны существовало всего несколько. Такие лагеря, как Треблинка, Собибор или Белжец создавались и функционировали в условиях секретности. Они были расположены в глухих лесах на оккупированных территориях в Восточной Европе, за пределами так называемого «Старого рейха». После уничтожения нескольких сотен тысяч человек в каждом из них, эти лагеря «ликвидировали». Иногда это случалось после восстаний, как в случае с недавно разрекламированным Хабенским лагерем смерти Собибор. Тем не менее, даже о таких лагерях известно достаточно много.
Нужно понимать, что можно бесследно убить 5-10 человек, но никак не миллионы. Хоть и фрагментарно, но много где сохранились документы, есть показания выживших, свидетельства местных жителей, да и от самих лагерей и уничтоженных там людей осталось много следов. Хранением, изучением и передачей информации обо всем этом занимаются музеи и мемориалы на территориях, где располагались лагеря, а также институты и университеты по всему миру. Поверь, чтобы прочитать всё, что у нас есть по этой тематике, не хватит одной жизни. Поэтому ты понимаешь, как нелепо выглядят попытки ревизионистов утверждать, что весь Холокост был выдуман, а документы – подделаны. Столько не подделаешь, как ни старайся.
Вопрос количества жертв в каждом конкретном случае изучается отдельно. Много где документов недостаточно, чтобы назвать число погибших, а в лагерях смерти вообще не велась регистрация прибывших (зачем, если их и так уничтожат в течение нескольких часов?). Поэтому это довольно сложная задача — статистику по нацистским преступлениям восстанавливают как пазл из самых разных источников.
Когда вообще сложилось понимание общей картины трагедии?
Многие немцы после войны говорили: «Мы ничего не знали! Мы не знали, что евреев уничтожают миллионами! Нам об этом никто не говорил!». С этой позицией нужно разобраться отдельно.
С одной стороны, действительно, операции по массовому уничтожению евреев не проводились на территории Берлина, Мюнхена или Гамбурга. Тот факт, что лагеря смерти располагались далеко от немецких городов, позволил их жителям впоследствии говорить о том, что они ничего не знали.
С другой стороны, преступный характер национал-социалистического режима был очевиден с самого начала. С первых же дней пребывания Гитлера у власти началось преследование всех неугодных — в первую очередь, оппозиционеров. Недовольных отправляли в концлагеря, изолировали на много недель и месяцев без суда и следствия. Люди стали исчезать, стали множиться сообщения о том, что тот или иной оппозиционер был «застрелен при попытке бегства из концлагеря». Параллельно нацистская пропаганда «объясняла» немцам, что они принадлежат к высшей расе, а евреи — к низшей. Вводились дискриминационные законы и ограничения, евреев вынуждали уезжать из Германии. Ещё до начала войны Гитлер объявил евреев потенциальными разжигателями новой мировой войны — и, пожалуйста, война началась.
К тому моменту, когда начинаются первые массовые депортации из Германии (это осень 1941 года), большинство немцев уже осознало, что им лучше не задавать лишних вопросов. Исчезают евреи из городов — и ладно. А что с ними там происходит после депортации, мало кого интересовало.
Но это не значит, что информации не было совсем. Конечно, ходили слухи, распространялись нелегальные отчёты о положении дел на оккупированных территориях, причастные к массовым расстрелам и лагерям смерти пробалтывались о своей работе. В результате, возникает парадоксальная ситуация — в то время, как в оккупированной восточной Европе идёт уничтожение миллионов людей, власти об этом умалчивают, а если чем-то и делятся, то шифруют это за лозунгами о том, что евреи сами заслужили свою судьбу. Поведение немецкого обывателя в Германии в это время описывается глаголом „weggucken“ — смотреть в сторону, отводить глаза и не замечать очевидного.
За критический анализ ситуации, неудобные вопросы и непатриотичные высказывания можно было угодить в концлагерь, поэтому нацистские преступления опирались на молчаливое большинство. Тем не менее, даже в этой ситуации было сопротивление — как активное, так и пассивное. Это тема для еще одного очень интересного и важного разговора.
Общая картина трагедии сложилась только после войны. Поначалу было даже непонятно, о каком числе жертв мы ведём речь. Показательный пример — долгое время считалось, что в одном только Аушвице было уничтожено 4 миллиона человек. Сейчас мы знаем, что это число было завышено более, чем в три раза (это, конечно, не отменяет того, что Аушвиц был крупнейшим в истории человечества концлагерем и лагерем смерти). Большое число документов было уничтожено, но первые важные работы по истории Холокоста появились уже в первые послевоенные годы. Работы по истории Холокоста продолжают публиковаться и сегодня – изучены ещё не все аспекты, проанализированы не все документы.
Почему сейчас Германия занимается изучением всего этого? Времени прошло много, чего теперь ворошить. Не устали ли немцы извиняться?
Германия как страна относительно недавно начала серьезно заниматься мемориализацией Холокоста. Большинство мемориальных комплексов, в которых рассказывается о нацистских преступлениях, было создано начиная с конца 1980-х годов.
Первые послевоенные десятилетия прошли как раз-таки с представлением о том, что нацизм безвозвратно ушёл в прошлое, и что нечего ворошить историю. На государственном уровне делались заявления о том, что нужно жить дальше и помнить только о «позитивной» истории страны. Германия прошла долгий и сложный путь к осознанию необходимости сохранения и передачи памяти о Холокосте.
Преступления национал-социализма представляют собой своего рода учебник для нас. Уникальность Холокоста, его отличия от других геноцидов в истории человечества являются для нас с одной стороны предостережением, а с другой — показывают, как низко может пасть человек, и как быстро может деградировать общество. Холокост уникален, поскольку он был единственным геноцидом, так тщательно спланированным и организованным при участии всего государственного аппарата. Он уникален, поскольку нацисты ставили себе цель полного истребления еврейского народа, веря в то, что «еврейская раса» является источником всех бед. Холокост учит нас тому, к чему может привести популистская идеология противопоставления одних «народов» другим. Холокост нас также учит тому, что в любой, даже самой страшной ситуации, окончательный выбор всегда остаётся за человеком. И вне зависимости от расы, национальности, религиозной принадлежности или сексуальной ориентации человек может способствовать распространению зла, может быть равнодушен (что также опасно), а может стараться противостоять злу.
Именно так сейчас и трактуется Холокост в Германии. Мы не знаем, как каждый из нас поступил бы, оказавшись по ту или иную сторону баррикад в то время, но изучение самых страшных преступлений прошлого помогает нам понять, в кого может превратиться человек. С этим знанием становится очевидной ценность человеческой жизни и безусловный приоритет интересов индивида над интересами эфемерной группы (народа, расы, класса и так далее). Есть надежда, что это знание поможет нам оставить в прошлом дискриминацию, идеи о превосходстве одних над другими и фанатичную преданность тем или иным идеологиям и вождям.
Как ты знаешь, я много работаю в Германии с молодежью со всей страны, а также из других стран. И я вижу прямую связь между нашими занятиями по истории национал-социализма и воспитанием активной гражданской позиции в молодых людях. Формировать собственное мнение, критически анализировать информацию из разных источников, уважительно относиться к многообразию в обществе и не идти на поводу у навязываемых сверху представлений — вот главные идеалы, которые с оглядкой на историю национал-социализма и Холокоста сейчас воспитываются у молодёжи в Германии. И на мой взгляд, это правильно.
Это специальная плёнка, которую компания Agfa производила для нужд фотокопирования книг и гравюр. Поэтому плёнка чрезвычайно мелкодисперсная, с высокой разрешающей способностью (в 3 раза выше, чем у обычных черно-белых пленок), с мелким зерном.
Её номинальная чувствительность — 10 ISO. Плёнку можно использовать для реверсивного процесса Scala, и получить из нее позитивное изображение. Плёнка панхроматическая, с повышенной чувствительностью к инфракрасному и рентгеновскому спектрам.
Copex Rapid надо проялвять в специальном двухкомпонетном проявителе Dokuspeed, который стоит 30 евро за 0,25 мл, причем для «Рапида» нужна расширенная версия с третьим компонентом — найти такой в продаже еще сложнее.
Но я с одной стороны дождался ясной солнечной погоды, а с другой — подобрал альтернативный вариант проявки в «Родинале», и вышел на фотоохоту.
В молодости мне казалось, что плёнки со светочувствительностью ниже 200 ISO вообще непонятно как использовать, а тут оказалось что пленку с ISO 10 вполне можно снимать, причем с рук и с диафрагмой 1:8. Снимал на Mamiya RB67 с задником Pro SD (6×8) и объективом Mamiya-Sekor NB 127 mm 1:3.8.
Продолжаю показывать слайды из большой коллекции, которую снял неизвестный мне немецкий путешественник в Азии. В этой части будут фотографии из Мьянмы, Таиланда, Гонконга и Японии (по крайней мере, я узнал эти места).
Это третья часть, вот — вторая. А сколько их еще будет — я и сам не знаю.
Среди пленочных фотоаппаратов немало специальных камер — для медицины, аэрофотосьёмки, подводного фотографирования. Есть также жанр спортивных фотокамер.
У меня в коллекции есть такая спортивная фотокамера — её создали специально для фотографирования… игроков в гольф.
Как я понял, при обучении игры в гольф важно, чтобы гольфист правильно ударял по мячику. Удар производится быстро, и всякие мелочи в движениях глазом не видны. Их придумали фотографировать на камеру.
SQ-16 по сути — это маленькая фото-кинокамера. За секунду она делает 16 снимков, которые можно распечатать и рассмотреть детали своих движений.
Свои 16 снимков камера делает на 2 стандартных кадра 24×35 мм.
Склеить их потом в мини-фильм в пленочную эпоху было никак, приходилось печатать и рассматривать отдельно. Кадры получаются вот такими:
Но в наше-то время можно и гифки сшить:
Вообще это очень редкая камера, про которую в сети толком нет информации, я также не видел её на онлайн-аукционах. Часто такие камеры для специальных или рекламных целей выпускали в Японии тиражами в пару сотен штук, почти что кустарно. Моя SQ-16 видимо случайно дожила до своих времен.
Вообще низкотиражность камеры заметна. В ней толком нет настроек, а внутренности сделаны тяп-ляп. Вместо нормального зажима для пленки на приемной катушке — один крохотный зубчик, попробуй зацепись! В камере нельзя выставить ИСО и она сама не умеет считывать его с пленки по DX-коду. Объективы с фиксированной диафрагмой f22 очень слабые — снимать можно только вблизи и при очень хорошем дневном свете.
На камере есть только кнопка спуска, переключатель между «медленным» и «быстрым» режимами, а также кнопка для съемки одиночных кадров. Впрочем, о качестве этих одиночных кадров говорить не приходится.
Я очень волнительный человек. Когда в моей жизни случается какая-то ерунда, я довольно быстро и довольно сильно начинаю переживать о ней. Моя жизнь кажется мне отравленной, я не могу думать ни о чем, кроме как об этой проблеме.
В 2011 году я впервые оказался в Берлине. На пересадке в аэропорту в Праге я заметил, что мои ботинки порвались — сбоку на правом образовалась небольшая дырочка. Ну казалось бы, дырочка и дырочка, делов-то. Но мне тогда казалось что всё: отпуск испорчен, на меня все смотрят. Сразу после приземления в Берлине я помчался в дурацкий торговый центр и купил какие-то дурацкие кроссовки на замену. На это ушло полдня и кучка денег. После этого выдохнул: спас ситуацию! Окружающие недоумевали, с их точки зрения я по-детски закатил истерику на пустом месте. Никому до дырочки в моей обуви не было никакого дела.
Про себя такую ситуацию я называю «занозой». Вообще кажется, что когда люди занозят руку, то заметно делятся на две категории. Большая категория говорит: «Ну ладно, бывает, ничего страшного, после достану занозу». А меньшая со мной во главе кричит: «Господи, нужно немедленно её извлечь, любой ценой. Хоть руку отрубай, только бы от занозы избавиться, прямо сейчас».
Такое со мной случается регулярно, пару раз в месяц. Причем мне трудно предугадать, что именно послужит занозой. Иногда я спокойно переношу большие проблемы, иногда сущая мелочь выводит меня из себя. Заножение опасно тем, что парализует меня на несколько часов и заметно отравляет жизнь тем кто рядом — они вынуждены утешать меня и пытаться помочь, хотя с их точки зрения всё это кажется капризами.
Со временем я заметил, что заножение случается по двум причинам:
Кажется, что у проблемы нет быстрого решения.
Сценарий максимального ущерба для меня кажется неизбежным. Мозг преувеличивает его, такой сценарий видится катастрофическим.
Чтобы бороться с заножением и параличом здравого смысла, я придумал в таких ситуациях сразу заполнять табличку их трех столбцов, в которых пытаюсь расписать ситуацию. В первом я кратко описываю что случилось, во втором перечисляю способы решения проблемы, в третьем — прикидываю самый негативный сценарий.
Кнопка Т на клавиатуре надломилась. Она по-прежнему нажимается, но слегка выпадает, если наклонить ноутбук. Наверное, может совсем сломаться.
Если кнопка совсем сломается, можно быстренько купить внешние клавиатуру и мышь, чтобы работа не остановилась.
Можно попросить у кого-нибудь подменный ноутбук, а свой снести в сервис Apple. Пишут, что такое поменяют по гарантии.
Можно сдать ноутбук на ремонт, и пока его чинят — поработать на айпаде.
В сервисе скажут: «Ремонт ноутбука будет стоить несколько сотен евро и займет пару недель.
Всё это может быть звучит банально, но мне правда помогает. Вместо того чтобы хныкать — заполняю табличку. Вместо того чтобы сразу представлять себе адские сценарии — фокусируюсь на методах решения. Но и худший сценарий тоже вношу, чтобы понять что не такой он уж и страшный.
Главное только делать это письменно — устно система не работает. А если будете вести в эксель-табличке, но за год накопите полный список проблем-заноз. Будет что обсуждать с психотерапевтом.