Авиасимулятор

Пару дней назад мне посчастливилось испытать бурные, множественные симуляции полётов на тренажёре пассажирского лайнера Boeing 737.

Как обычно в таких случаях, есть некоторые впечатления.

Я летал в компании TFT Aero. Насколько я знаю, это единственная в России компания, у которой есть в распоряжении настоящие симуляторы кабины Airbus и Boeing. Попасть в симулятор частной авиакомпании простому смертному практически невозможно, если только он не пилот. Кстати, инструкторами в учебном полёте выступают настоящие пилоты. Наш инструктор Влад Литвиненко, налетал более двадцати лет в гражданской авиации. По-моему, это вообще первый случай, когда я увидел перед собой настоящего пилота гражданской авиации и смог пожать ему руку.

Сам симулятор — огромный. Это большая белая коробка размером с небольшую квартиру, которая «парит» над землёй на сложной системе гидравлических подвесов. Вся конструкция занимает круг метров 12 в диаметре и возвышается метров на шесть-семь вверх. Она настолько большая и подвижная, что под неё пришлось разобрать часть потолка здания. Вокруг располагаются всякие кабели и посты управления.

DSCF1675

Первое, и самое сильное впечатление — кабина. Это настоящая кабина реального «Боинга», со всеми экранами, приборными панелями, штурвалами, рычагами и даже креслами. Всё это двигается, включается, переключается, мигает — настоящее порно для любителя сложных тактильных интерфейсов.

Устройства управления очень приятные на ощупь, в них продумано всё — от размера и цвета до громкости щелчков.

То, что на фотографиях и видео кажется бессмысленной мешаниной, на деле является чрезвычайно лаконичной и правильной системой организации устройств управления самолётом. Все кнопочки и переключатели тщательно сгруппированы — можно различить тонкие рамочки, которыми они отделены друг от друга. При расположении управляющих штук действует простой принцип — всё самое важное и необходимое располагается ближе к пилоту, всё самое малополезное и аварийное — дальше и выше.

Вот несколько самых интересных штук:

Полётный компьютер MCDU

MCDU — это полётный компьютер самолёта.

Пульт управления компьютером похож на инженерный калькулятор из середины девяностых:

На самом деле это — очень крутая штука. Только представьте:

  • Она знает все существующие аэропорты мира до мельчайших подробностей. Достаточно ввести пару кодов аэропортов (начальная и конечная точки), и компьютер построит подробную карту полёта с указанием параметров полёта — останется только следовать детальным инструкциям компьютера.
  • MCDU знает множество вспомогательных параметров — от температуры и направления ветра до центровки самолёта и давления в шинах.

Всё это задаётся и настраивается кодовыми комбинациями на весьма архаичном интерфейсе, но пилотам нравится. Как я понял, без него лететь вообще нельзя.

Автопилот MCP

Панель автопилота располагается сверху и выглядит вот так:

mcp737

Раньше я думал, что автопилот — это штука, которая помогает выдерживать курс и позволяет убрать руки от штурвала. На самом деле — это отдельный компьютер, который может полностью управлять самолётом: держать курс, поворачивать. набирать высоту и снижаться.

Большую часть полёта (более 90%) времени самолётом управляет автопилот. Пилоты управляют им вручную только пару минут на взлёте и еще пару — во время посадки.

⌘ ⌘ ⌘

Еще есть рычаги управлять закрылками, интерцепторами, ручки управления тягой двигателя (пилоты называют их РУД). Они объединены в один блок, который располагается между пилотами. У некоторых рычагов есть защита от случайных смещений — рычаг должен приподниматься или двигаться рукой по сложной траектории.

Ну, и есть штурвал. У него довольно мягкий ход, штурвал похож по ощущениям на большой джойстик с двумя «рогами»-рукоятками. На штурвале есть еще всякие кнопки и рычажки, но я их не трогал. Как говорит Паук, мне и одной струны много.

Еще у самолёта есть педали. Более того, их четыре на каждого пилота, они объединены в педальные узлы. С помощью педалей пилот рулит на полосе и выполняет всякие полезные штуки в небе.

Множество других систем управления я не успел толком изучить, но они мне в итоге и не понадобились.

Пилотирование

Пилотировать пассажирский самолёт оказалось одновременно и сложно, и просто.

Что простого:

  • Управлять самолётом не сложнее, чем машинкой на пульте. Перед тобой несколько экранчиков, которые показывают, куда поворачивать, какой угол выдерживать, что задрать и насколько. Через полчаса руления я уже уверенно держал курс, правильно разворачивал виртутальный самолёт весом семьдесят виртуальных тонн.
  • Большая часть рычажков и кнопочек не нужны для полёта. Они моргают там сами себе, даже не отвлекают.
  • Если потратить пару часов и разобраться в физике процесса, то летать будет не только просто, но и очень понятно. Различные параметры вроде сваливания или угла установки закрылок приобретают реальное, понятное значение.
  • Самолёт прощает немало ошибок своему пилоту. Он может лететь сам, даже без рук на штурвале и автопилота (если хорошо сцентрирован). При выключении двигателей самолёт будет пилообразно лететь вперёд, потихоньку снижаясь. Его возможно посадить с одним работающим двигателем (или вообще со всеми неработающими). Одним словом, это мощная, многократно дублированная самостабилизирующая система.

Что сложного:

  • Самолёт очень инерционен — многотонная машина реагирует на движение штурвалом через секунду после самого движения. Получается, нужно думать о своих движениях абстрактно, предчувствовать последствия, дозировать усилия. Конечно, это приходит после длительной практики, но сначала непривычно и страшно. Первые несколько минут я буквально сражался с инерцией, только потом немного привык и отпустило.
  • Для настоящего полёта нужно контролировать очень много факторов сразу. На тренажере я управлял только штурвалом и РУДами, инструктор делал всё остальное. Компьютер подсказывает мне, что делать — но мне приходится контролировать два своих экрана одновременно: на одном рисуется карта полёта, на втором — всякие облегчающие крестики, которые нужно совмещать. А ведь есть еще два экрана со всякой полезной информацией! У меня не было времени просто в окошко посмотреть, не успевал следить за самыми базовыми приборами.
  • Особый ад случался во время посадки. Я два раза сажал самолёт, и оба раза — неудачно. Первый раз лайнер влетел в ограждения полосы, второй раз он сел слишком быстро и начал прыгать по полосе (пилоты говорят «козлить»). Сажать самолёт — это очень непросто. Теперь я понимаю, почему большинство неприятностей случается именно во время посадки.

Сорок пять минут я провёл в сверхнапряжённом состоянии, пытаясь удержать в голове десятки различных сложносвязанных параметров. Когда я вылез из кресла пилота, мои пальцы были синими, а глаза — красными, словно огоньки бесчисленных индикаторов.

А вообще мне очень понравилось. Полёт на симуляторе — это уникальная возможность посмотреть на полёт самолёта изнутри. Никакие статьи и видео не дадут этого ощущения простого управления чем-то сложным.

Хочется теперь полетать на чем-то более железном и настоящем. Нужно только парашют купить.

Ссылки и мысли #97

Обо всем

Дизайн

Видео

Цитаты

  • Сложность изделия несет за собой довольно неожиданную для не-авиационных людей особенность – практически всегда в любом более-менее большом самолете что-то неисправно. Это не должно (обычно) пугать — под неисправностью понимается практически все, начиная, фигурально выражаясь, от отсутствия воды в той же кофеварке. Чтобы понять, можно ли с той или иной неисправностью эксплуатировать самолет, существует так называемый Minimum Equipment List (MEL) — документ, описывающий критичность обнаруженных неисправностей на возможность выполнения различных типов летной эксплуатации борта. Если какая-то конкретная неисправность не запрещает полностью производство полетов, то соответствующий пункт MEL описывает, какие именно ограничения накладываются на эксплуатацию самолета, и какие дополнительные меры нужно предпринять для выполнения полета (в случае с кофеваркой — повесить на нее табличку о запрете включения). → 
  • Иду утром мимо  гаражей.
    Седой мужик  в трениках, старых  кроссовках и старой куртке  говорит по телефону: — «Я вам говорю, как  академик и как доктор наук, меня не интересует сложность работы, меня интересует, сколько  мне  за нее  заплатят». → 
  • В России очень тяжело начать коммуникацию с незнакомцем так, чтобы это было приемлемо для обеих сторон. Только в России я видел бары, забитые под завязку, в которых все, сидящие за стойкой, уткнулись в смартфон. Бармен работает, не нужно отвлекать бармена, он должен обслуживать и других клиентов. Не приставай к соседу по стойке, у него интереснейший разговор с друзьями в фейсбуке. Не мешайте работать почтальону и пограничнику, не отвлекай их, они сосредоточены и погружены в свой мир. Они не хотят с вами разговаривать. → 
  • Перед нами разминала мышцы перед боем пехота. За нами еще одна артиллерийская батарея готовилась прикрыть их огнем. После мучительных пяти минут ожидания наконец загрохотали гаубицы. Впервые я надеялся, что их выстрелы будут как можно более смертоносны. К черту мои хлипкие пацифистские капризы. Я хотел, чтобы иракцев уничтожило, разнесло на клочки. От взрывов все топи сотрясало мощными толчками. Я посочувствовал какому-нибудь погонщику верблюдов или маадану, которого злодейка-судьба надоумила разбить палатку в неправильном месте. Кроме того, я чувствовал себя так, как будто к моей системе подключили шланг с адреналином. Я думал, как это — погибнуть, и как это вообще происходит. Пойму ли я вообще, что по нам попали? Что может наделать попадание из пушки советского танка? Сгорю ли я заживо или превращусь в «розовый пар», как любят выражаться пехотинцы? Что я почувствую при этом? Я свернулся клубком на заднем сиденье «Хамви», завернулся в спальный мешок и закрыл глаза. Правой рукой я слегка приподнял липучку на сумке от противогаза и проверил, на месте ли ампула диазепама, снадобья радостной смерти. Я попросил прощения у Бога, в которого никогда не верил, за то, что я его игнорировал, хотя, если так подумать, я уже был в аду. Я молился о сне, драгоценном сне. Но он не приходил. Следующий заряд «свечки» показал, что гаубицы промахнулись. Что неудивительно при таком ветре, который наверняка снес снаряды на несколько миль вбок от цели. Иракские танки все так же вгрызались в глину, направляясь прямо к нам. Командиры их экипажей наверняка уже предвкушали, как Саддам увешает им всю грудь медалями. Шутка ли — уничтожить половину американского артиллерийского конвоя, заблудившегося во тьме. Я представлял себе, как Саддам, с его чертами Большого брата, слепившимися в диктаторскую ухмылку, с нежностью прикрепляет награды к мутно-оливковым мундирам иракцев. На их щенячьих глазах наворачиваются слезы. Вы уничтожили американских неверных, скажет им Саддам. Вдруг рация донесла известие, которого мы все ждали, но не думали, что это вообще возможно в такую погоду. «Посылаем к вам F-15», сообщил монотонный голос, имея в виду бомбардировщики — наверняка с одного из тех авианосцев, на которые я отчаянно пытался попасть. Бак, до этого безмолвно разглядывавший распятие на приборном щитке «Хамви», со всего размаху шлепнул по рации. «Дамы и господа», прогремел он, «встречайте F15!» Но не все так просто. «Ждите через тридцать эм», продолжил монотонный голос, имея в виду минуты. Потом помехи. И тишина. → 
  • Когда живешь в полицейском государстве, на вещи начинаешь смотреть несколько под иным углом. В аэропорту провожает плакат «Наружка видна всем!». Не сразу понимаю, что речь идет о наружной рекламе. В моем мире наружка — это уже совсем другое. → 
  • Люди в зале шатаются все больше и узнают друг друга все меньше. «Девушка, вы Света?» — пытается неловко подкатить к юной красотке квадратный молодой человек. «Нет, — отвечает она ему с вызовом, — я зеброкошкопантера». В «Сове» быстро уясняешь несколько правил: не задерживать ни на ком взгляд дольше чем на три секунды, не улыбаться незнакомым людям, не обращаться ни к кому на «вы» («а че хамить-то сразу?») и держаться максимально по-свойски. Первое время это удается с большим трудом. По всему клубу как будто разлито тягучее, мрачное русское веселье. Зато мой новый друг Женя, прогулявшись по «Сове», доволен: «Вот это я понимаю — клуб. Цивильнее, чем «Зона». Туалеты хоть раздельные». В женском туалете одна девушка в коротком черном платье и красных рожках, вися на раковине, орет своей подруге в кабинке: «Ве-е-е-ра, я блевать ­хочу». «Нет, не блюй! Покажи свою волю», — кричит ей подруга. → 
  • Гомеопатия, акупунктура, фитотерапия, хиропрактика, ароматерапия и (тысячи их) все остальные виды нетрадиционных «медицин» в современном исполнении всегда будут псевдонаукой. Даже если они однажды пройдут научную проверку и окажутся полезными для человека. И причина этого очень проста. Наука — это не истина. Наука — это процесс поиска истины. Наука — это, прежде всего научный метод. Метод, которым никогда не пользуется ни один представитель «альтернативы».  Да, наука многого не знает. Да, многое еще предстоит открыть. Но даже если однажды (что вряд ли) откроют и подтвердят явление, на основании которого «работает» гомеопатия, и отсутствием молекул научатся лечить болезни — это не избавит современных последователей Ганемана от гордого звания проповедников антинаучной ерунды. Это открытие даст начало новому явлению, но оно не избавит альтернативное направление в современном виде от насмешек и определения «альтернативное».  Важно не то, что наука многого не знает. Важно то, что она уже знает. → 
  • Увидев, что самолет, находящийся под управлением автопилота, опускает нос, он растерялся. Потянул штурвал на себя — а самолет как будто не выравнивается. Тогда он стал двигать его от себя. Еще он вроде попытался связаться с бортпроводниками, несколько раз нажав на кнопку их вызова, но события развивались так быстро, что он потерял голову. Увеличение угла тангажа, предупредительные звуковые сигналы — все это ввело его в полнейшую прострацию. Он пытался покинуть свое рабочее место, чтобы открыть дверь и попросить помощи – но не получилось из-за пике машины. Так, навалившимся на штурвал, его и застал КВС. Ну и пилот! Вероятно, на его месте очень многие, даже не мечтающие о «корочках» и лицензиях, повели бы себя более достойно и, возможно, сами перевели самолет в горизонтальный полет. А ведь у почти 26 летнего летуна была и лицензия коммерческого пилота, и солидный налет: 1310 часов, из них на «Боингах» – 968 часов. Но было одно «но»: «пилот» никогда не пилотировал 737-го самостоятельно! В течение всех этих 968 часов (лицензия была выдана в 2006 году) он был не пилотом (хотя имел разрешение на пилотирование), а секретарем при пилоте, выполнявшим всякие вспомогательные обязанности (ведение документации, переговоры с диспетчером и т.п.). → 
  • Профессиональное сообщество понимает, что письмо нуждается в упрощении, что все споры относительно пунктуации должны решаться, как в английском языке, в пользу пишущего, что нужно убрать максимум исключений. Почему, например, «гореть» и «пловец» пишутся через «о», если любой здравомыслящий человек в качестве проверочных слов будет использовать «гарь» и «плавать»? Ситуация с написанием этих слов такова: проверить можно, но нельзя. Почему «шут» пишется через «у», а «парашют» через «ю»? Правописание должно поддаваться единой логике, и тогда не придется зуб­рить так много правил и ­исключений. Но как только мы ­начинаем что-то предлагать, даже точечно, скажем писать «парашют» через «у», взрываются все средства массовой информации и формируют общественное мнение, мол, пришли лингвисты и хотят убить великий русский язык. → 
  • Девятое — атмосфера. Чувак, это же не урок географии. Ты еще скажи — стратосфера. Должно быть спокойно в кофейне. Чуть что, Витек, наш барист(он так себя называет), выведет за ухо на улицу. И тут сразу с атмосферой все понятно. Десятое — капучино, братуха, ка-пу-чи-но. Главное правило — пенка должна стоять (ну ты понял намек). Стоять над чашкой. И сердечко сверху шоколадом — все красотки твои. → 

«Анастасия Цветаева. Воспоминания»

Огромная книга воспоминаний Анастасии Цветаевой — о семье, времени, путешествиях и сестре Марине.

«Воспоминания» — это огромная книжка в девятьсот страниц, и я наивно полагал, что буду читать её долго. На деле книгу проглотил за неделю, вместе со всеми чрезвычайно сложными, метафоричными и глубокими описаниями.

И тогда, только тогда — раньше оно не думалось, точно сгинуло за жаркой завесой лета, — начинало медленно брезжиться, приближаться, словно во сне обнимая, подкрадываться, всего более на свете любимое, не забытое — о, нет, нет! — разве оно могло позабыться? — Рождество. И тогда наступал счет месяцев и недель. Не заменимая ничем — елка! В снегом — почти ярче солнца — освещенной зале, сбежав вниз по крутой лестнице, мимо янтарных щелок прикрытых гудящих печей, — мы кружились, повторяя вдруг просверкавшее слово. Как хрустело оно затаенным сиянием разноцветных своих «р», «ж», «д», своим «тв» ветвей. Елка пахла и мандарином, и воском горячим, и давно потухшей, навек, дедушкиной сигарой; и звучала его — никогда уже не раздастся! — звонком в парадную дверь, и маминой полькой, желто-красными кубиками прыгавшей из-под маминых рук на квадраты паркета, уносившейся с нами по анфиладе комнат.

Внизу меж спальней, коридорчиком, черным ходом, девичьей и двухстворчатыми дверями залы что-то несли, что-то шуршало тонким звуком картонных коробок, что-то протаскивали, и пахло неназываемыми запахами, шелестело проносимое и угадываемое, — и Андрюша, успев увидеть, мчался к нам вверх по лестнице, удирая от гувернантки, захлебнувшись, шептал: «Принесли!..» Тогда мы, дети («так воспитанные?» — нет, так чувствовавшие! что никогда ни о чем не просили), туманно и жадно мечтали о том, что нам подарят, и это было счастьем дороже, чем то счастье обладания, которое, запутавшись, как елочная ветвь в нитях серебряного «дождя», в путанице благодарностей, застенчивостей, еле уловимых разочарований, наступало в разгар праздника. Бесконтрольность, никому не ведомого вожделения, предвкушенья была слаще.

Часы в этот день тикали так медленно… Часовой и получасовой бой были оттянуты друг от друга, как на резинке. Как ужасно долго не смеркалось! Рот отказывался есть. Все чувства, как вскипевшее молоко, ушли через края — в слух.

У Анастасии Цветаевой — особый стиль, пересатурированная тоска о времени, которое уже не вернётся. Каждая из тысяч её строчек сквозит таким отчаянием и такой печалью, что мне порой становилось не по себе. Так получалось, что эту книгу я читал ночами перед сном, и, засыпая, каждый раз оказывался во власти странных, необоснованно-тревожных мыслей.

Увидев на катке девочку в бархатной черной курточке, я заболела желанием выйти на лед — в такой. Как случилось, что я решилась сказать папе, что мне тяжело кататься в моей старой шубке, и описала — нужное мне? Папа посоветовался, думаю, с Елизаветой Евграфовной, женой дяди Мити, а та, имевшая ко мне слабость, должно быть, одобрила мою мечту — и вот мы с папой на Тверской, у Охотного, в добротном старинном магазине тканей и сукон. Увы, папа не соглашается на бархат, выбирает плюш, притом — мятый; я, удерживая слезы, стою у прилавка. Так же стою перед портным Володиным, папиным любимцем, который перелицовывает папе костюмы (и постоянное папино огорчение узнавать, что он уже лицован, а в третий раз — не выходит…).

— Прибавьте, прибавьте, – говорит папа, видя палец Володина, зажимающий цифру на сантиметре, — и в ширину и в длину — дочка растет…

И вот я стою в отчаянии перед зеркалом Лёриной мамы в гостиной: тяжелое сооружение из «мещанского», как я считаю, мятого плюша мне ниже колен, у плеч — буфы, ненавистные. Но я ведь должна ходить в этом на каток, раз сшили? И меня озаряет мысль: папа забудет длину, если не станет видеть пальто ежедневно, и тогда… Я ухожу на каток. Я катаюсь с трудом, но не выйти на лед в папиной, мне так трогательно подаренной вещи было бы бессовестно. И только эта мука дает мне право через короткое время изнемочь и приступить к операции: дверь на крючке, пальто разложено на ковре; и я с большим трудом, с бьющимся сердцем режу сперва плюш, потом — ватную подкладку. От туго сжатых ножниц боль и следы на руке, слушаю, не идут ли, шью. Много дней удалось мне всякими ухищрениями уходить на каток так, чтобы папа меня не увидел. Необычность операции, укоротившей пальто не менее чем на двадцать сантиметров, страх, теперь, после ее совершения, и неизбывное чувство вины — все это гасило страданья от неизменности буфов, дав размах коньковым шагам, легкость коленям. Но что почувствовала я, коща месяца полтора-два спустя я по оплошности своей попалась на глаза в обрезанном пальто — папе! Все сжалось во мне – и замерло. Мужество было готово покинуть меня. Что сказать? Как выйти из положенияч?.. В голове — шаром покати!

– А еще говорила — длинно! — сказал весело папа. — Видишь, как уже подросла…

Чудный, трогательный папа, в течение десятков лет даривший двум женам и трем дочерям вишневые материи на платья, цвета, не оцененного ни одной из них. Дарил — и забывал, довольный покупкой, по рассеянности не замечая, что вишни цветут в сундуке…

Это воспоминание из жизни людей, которые давно ушли и бросили нас наедине с нашими житейскими проблемами. Они сгинули в пламени войн, революций и репрессий, и всё, что нас с ними объединяет — это общие язык и территория, на которой мы живём. Это воспоминание о людях, которые верили в свою звезду, с детства много путешествовали и говорили на нескольких языках. Они влюблялись с первого взгляда и умирали шутя.

Тяжёлая в своей инерции история Руси столкнулась с эпохой больших перемен, выбив яркую искру Серебрянного века, и отблески этой искры составили свои следы на страницах «Воспоминаний». Я люблю этих людей, хоть совсем не знаю их…

Когда началось мое знакомство с Осипом Эмильевичем и его братом Александром, Марины уже не было в Коктебеле, ее дружба с Осипом Мандельштамом была позже.

Осип и Александр были крайне бедны, жили на последние гроши, всегда мечтая где-то достать денег, брали в долг у каждого, не имея возможности отдать. Александр делал это кротко, получал с благодарностью. Осип брал надменно, как обедневший лорд: благосклонно, нежно улыбаясь одно мгновение (долг вежливости), но было понятно, что брал как должное — дань дару поэта, дару, коим гордился, и голову нес высоко. Не только фигурально: мой Андрюша (ему в августе исполнялось три года) спрашивал меня тоненьким голоском: «Кто так вставил голову Мандельштаму? Он ходит как царь!»
Оба брата шутили с ним, уверяли, что Осип — Мандельштам, Александр же — Мандельштут, и Андрюша так их и звал.

Осип был среднего роста, худ, неровен в движениях – то медлителен, то вдруг мог сорваться и ринуться чему-то навстречу. Чаще всего стоял, подняв голову, опустив веки на ласковые в шутливой беседе, грустно-высокомерные глаза. Казалось, опустив веки, ему легче жить.

Волос у него было мало — хоть двадцать четыре года! — легкие, темные, лоб уже переходил в лысину, увенчанную пушком хохолка. Горбатость носа давала ему что-то орлиное. И была в нем грация принца в изгнании. И была жалобность брошенного птенца. И он стал моим терзаньем и утехой. В несчетный раз я просила и слушала его «Аббата»:

Образ твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!», ~ сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади…

Александр деликатно и нежно любил брата (думаю, и Осип — его).
Все чаще просили мы Осипа Эмильевича прочесть любимые нам стихи «Бессонница. Гомер…». Крутые изгибы его голоса, почти скульптурные, восхищали слух. Видимо, он любил эти стихи, он читал их почти самозабвенно — позабыв нас…

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Давно нет ни его, ни почти никого из его слушавших, но как вещь в себе жив в памяти голос, рождающий в воздух, в слух эти колдовские слова.
В быту у братьев все не ладилось, они часто болели, особенно Осип. Был на диете: ему бывали воспрещены обеды в береговой кофейне «Бубны», где встречалась знать Коктебеля за шашлыками, чебуреками, ситро и пивом, и как-то само собой вышло, что Осип стал в смысле каш и спиртовок моим вторым сыном, старшим, а об Александре стала заботиться Лиза, сестра Сони Парнок. Мы с ней пересмеивались дружески-иронически над своей ролью и весело кивали друг другу. Серьезных бесед я не помню. Осип был величаво-шутлив, свысока любезен — и всегда на краю обиды, так как никакая заботливость не казалась ему достаточной и достаточно почтительно выражаемой. Он легко раздражался. И, великолепно читая по просьбе стихи, пуская, как орла, свой горделивый голос, даря слушателям (казавшуюся многим вычурной) ритмическую струю гипнотически повелительной интонации, он к нам снисходил, не веря нашему пониманию, и похвале внимал — свысока.

Роль такого слушателя была мне нова и нежно-забавна -мне, росшей среди поэтов, — Марина, Эллис, Макс Волошин, Аделаида Герцык, — но, увлекаясь образом Осипа Мандельштама, я играла в сестру-няню охотно, забываясь в этой целительной и смешной простоте от всех сложностей моей жизни.

«Воспоминания» — это многостраничный исторический памятник о счастливом детстве сестёр Цветаевых, о поэзии как жизненной необходимости, ранних детях и трудностях, которые выпали на их долю. Мне книга показалась очень интересной.

Коты

Помните, я писал о том, как у нас родились котята?

Ну вот, прошло два месяца:

«Дизайн в культуре XX века»

Нарративная энциклопедия дизайна XX века от Владимира Аронова.

Я очень люблю издательство Дмитрия Аронова и читаю почти все выходящие его книжки — они интересны и насыщены правильной долей перфекционизма. «Дизайн в культуре XX века» также не разочаровал моих ожиданий.

Публицист Харланд Манчестер объяснял летом 1943 года в авторитетном американском общественно-политическоем журнале Atlantic Monthly: «Когда Соединённые Штаты вдруг очутились лицом к лицу с врагом на фронте, протянувшемся от Аляски до тропиков, сразу возникли тысячи вопросов: какие сапоги надо носить в джунглях, какие палатки пригодны для Алеутских островов, какие походные кухни нужны для Исландии, какие дождевики в Африке, какого рода провизией следует снабжать солдата, что он мог быстро приготовить её, как ему охранять себя от укусов комаров, разносящих малярию, как защититься от газовых атак и как маскироваться? Задачи эти усложнились еще необходимостью заменить некоторые нужные для военных целей, но недостающие материалы, а также свести до минимума вес и объем снаряжения, как для облегчения солдатской ноши, как и для экономии места при посадке на поезда и транспорты.

Книга представляет собой повествовательное описание ключевых предметов, событий и личностей в дизайне XX века: от внедорожника «Джип» до Папанека и Ульмской дизайнерской школы. Владимир Аронов вплетает концы историй друг в друга, превращая книгу в один большой текст, который читается гладко, почти без стыков.

Первая половина книги вообще шикарна. Я вообще поверить не мог, что в России еще остались авторы, которые могут так хорошо писать о дизайне: интересно, энциклопедично, легко и местами даже весело. Вторая половина книги, насыщенная длинными расказами о выставках и скучных школах дизайна, чуть остудила мой читательский пыл.

 

Но, в любом случае, книга получилась очень классной — советую её к прочтению. И вообще, на русском языке выходит так мало книг о дизайне, что их следует читать все, не ленясь.

Ссылки и мысли #96

Обо всём

Дизайн

Видео

Цитаты

  • Вот, кстати, существенный вопрос: если бы фонограф, граммофон етс. вместе с индустрией распространения записи изобрели и усовершенствовали не в Европе с Омерикой, а в России, допустим – слушал ли бы мир сейчас вместо ниггерского джаза крейзи рашн цыганские напевы, дубинушку и, с неизбежностью, русский шансон, который бы имел сейчас статус рокенролла и назывался бы, например, как-нибудь strict’n’dare, в то время как джаз бы имел статус дешёвого ниггерского искусства, в котором неразвитые люди поют от безысходности про суку-жизнь и Биг Маму? → 
  • Я помню, как спрашивал дорогу до отеля на какой-то заправке. Я снова и снова объяснял, что мне нужно, очередному японцу, но никто из них не мог меня понять. И вдруг вижу, как через дорогу, навстречу мне бежит женщина в школьной униформе. Оказывается, она то ли сестра, то ли еще какая родственница кого-то из ребят с заправки и работает в школе через дорогу. Мужчина рассказал ей обо мне и она прервала урок, чтобы помочь. → 
  • Он в корне изменил поведение городских таксистов, оказывавших самое негативное влияние на трафик в Боготе. Проведя исследование, мэрия отобрала тех, кто отвечал трем простым критериям: вежливо приветствовал садившихся в машину пассажиров; довозил точно до места назначения; корректно отсчитывал сдачу. Из 30 тыс. таксистов таковых обнаружилось 150 человек. Эти избранники сформировали ассоциацию, получившую название «Рыцари зебры» (в то время такси в Боготе имели на кузове черно-белые полоски), получив отличительные значки для машин. «Рыцари» должны были искать и рекрутировать в свои ряды других порядочных таксистов. Программа оказалась невероятно успешной — горожане отдавали предпочтение услугам «рыцарей». Через несколько лет почти каждый таксист Боготы изменил свое поведение или попросту перестал заниматься извозом. Другой инициативой Мокуса было введение красной и белой карточек как знаков общественного порицания или одобрения поведения автомобилистов и пешеходов на улице. Показывая красную карточку, человек неагрессивным и санкционированным сверху образом давал понять другому, что тот ведет себя грубо, показывая белую — что вежливо и правильно. Скоро люди по всему городу стали выражать одобрение и порицание красно-белыми карточками. И количество мелких правонарушений существенно снизилось. → 
  • Пролистав первые пятьдесят страниц, читатель приобретает свое собственное мнение о книге в целом. И уже никогда не узнает — что там, в кульминации, и почему это книга десятилетия. Страх перед объёмом лишает нас новых впечатлений, но, вроде бы, экономит наше время. → 
  • Утром в среду я принёс в офис красные бэйджи. Руководителем ада была назначена Катя Затуливетер, её задача была сделать так, чтобы кубы в четверг, пятницу и субботу встали и наполнились волонтёрами как угодно. Без системы, сплошным обзвоном в режиме ада она и её отдел кубов должны были это обеспечить.
    Она взяла себе несколько человек для решения этой задачи, они все одели красные бэйджи. Остальные знали: эти находятся в аду. У них постоянные срывы сроков, опоздания, дефицит ресурсов и ааааа, люди в аду могут сами отвезти куда-нибудь куб, позвонить куда угодно, ну и вообще в ручном режиме управления решают поставленные задачи. Остальные, на ком бэйджей не было, должны были медленно и обстоятельно спланировать структуру своих отделов, набрать туда персонал, оборудовать рабочие места и медленно снимать с отдела ада разные задачи. Но только когда готова структура, чтобы никакого ручного управления. Людям с красными бейджами, которые находятся в аду, было запрещено затягивать к себе дополнительных людей. Ручное управление всегда стремиться съесть системные процессы, особенно когда они только ставятся — у тебя тут пожар горит, хочется затянуть всех его тушить, а они там каким-то планированием, блин, занимаются. Этого нельзя было допустить. Если всё-таки кого-то затягивало в ад, то мы давали ему красный бэйдж. → 
  • В прошлом году с очередной бумажкой напоминающей о том, что пора платить налоги на имущество, приложили красивую разноцветную секторную диаграмму, в которой подробно расписано какая часть моих денег тратится на что. С процентами и абсолютными величинами, с точностью до каждого цента. Больше всего (33.9% всего налога) я плачу за местную школу (хотя детей у меня нет), из других больших расходов – библиотека, пожарная служба и так далее. Самый узкий сектор диаграммы указывал на процент налогов потраченных на составление данной диаграммы. → 
  • За время избирательной кампании Рахмон успел открыть туберкулезную больницу, 20-тысячный стадион, несколько школ и заводов, посетил ряд коллективных свадеб и церемоний обрезания мальчиков, где щедро раздаривал велосипеды и холодильники. → 
  • Мы уже давно формируем свои вкусовые предпочтения на основании содержания в продуктах глутаминовой кислоты. Еще наши далекие предки, бродившие по просторам африканского континента, заметили, что слегка «полежавшее» мясо вкуснее свежего. Сегодня мы понимаем почему — в ходе «созревания» мяса часть белков подвергается ферментации, что приводит к увеличению содержания свободной глутаминовой кислоты. Селекция многих культурных растений проходила в направлении отбора самых вкусных, а значит, богатых этим веществом сортов. Богатые глутаминовой кислотой продукты с давних времен применялись для улучшения вкуса пищи, будь то морские водоросли или томаты. Кулинары изобретали способы приготовления, приводящие к повышению содержания свободного глутамата в готовом блюде, и даже научились «исправлять» состав продуктов, подвергая их специальной обработке и превращая, например, относительно нейтральные на вкус молоко или соевый белок в богатые глутаматом сыр и соевый соус. → 
  • С государством у амишей просто — они его игнорируют. Американцев называют «english», не служат в армии, не состоят ни в каких общественных организациях, не подают судебные иски, не участвуют в выборах и не платят налогов. Детей учат сами, только до 8 класса. SSN у них нет, медицинских страховок нет. Если кто-то заболевает — лечение оплачивает община. В 1961 году Служба внутренних доходов США, вздохнув, признала, что поскольку амиши не пользуются страховой медициной и вообще социальным обеспечением, они не обязаны платить соответствующие налоги. → 
  • Вот, скажем, молодая мать Ш. собирается отправлять ребенка в детский сад ― и придумывает, как ей кажется, отличный трюк: на всех его вещах рисует несмываемым фломастером кружочек. К вечеру первого дня выясняется, что этот трюк придумали все, что фломастер не такой уж несмываемый, что посмотрите, папаша, это не ваш пенал с кружочком, а наш с точечкой ― и так далее. Молодая мать Ш. на следующий день рисует птичку; вечером начинается спор о том, что это вовсе не птичка, а рыбка, папа девочки Ани сам ее рисовал с натуры, вот посмотрите ― у нее зубы, так что это наше полотенечко, а не ваше. Тогда на следующий день молодая мать Ш. смывает со всех вещей ацетоном выцветшие остатки кружочков, птичек и прочих глупостей и вместо них рисует на кофточке, бутылочке, формочках и коробочках убедительный православный крест. И больше никаких покушений, ничего. → 
  • Большинство ярегских лошадей быстро осваивали арифметику. При сцепке каждая вагонетка издавала громкий щелчок. Нормой для лошади были три вагонетки. Попытки заставить их тянуть четыре вагонетки, не приводили ни к чему. Савраски по щелчкам определяли, что им прицепили лишний груз. И даже не пытались стронуть воз с места. Просто стояли и ждали, когда лишнее отцепят. → 

Закрыл велосезон

Закрыл велосезон в 2013 году.

В прошлом году я первый раз сел на фиксед-гир байк, и он быстро показал мне, кто из нас двоих сделан из стали (и это не я). Ездить было интересно, но физически весьма непросто. Случались моменты, когда у меня просто сводило ноги от долгого крутящего напряжения.

Зимой я много и регулярно ходил на фитнес-тренеровки, посещал сайкл, бегал на беговой дорожке и просто крутил педали на велотренажере. В результате за месяцы без велосипеда ноги поокрепли, и это лето я катался безо всяких проблем. За всё время не было ни одного раза, когда я бы физически устал крутить, скорее наоборот — всегда чуть-чуть не хватало. Я даже начал немного понимать бегунов с их любовью к адреналиновым афтерпати после физических нагрузок.

В этом году Интерсептор выглядел вот так:

Я немного обновил велосипед.

Прежде всего, заменил заднюю звёздочку, в ней стало 12 зубьев вместо 13. Казалось бы, разница в один зуб — но это дало ощутимый эффект при кручении педалей. Велосипед стал чуть жестче и чуть быстрее. Фиксед-гирщики вообще заморачиваются со всякими звёздами и цепями, ну а я купил самую дешевую трековую.

Заменил седло на красивое Brooks В-17.

Не могу сказать, что седло меня впечатлило при езде, скорее наоборот — оно оказалось грубоватым и жестковатым, ягодицы первое время ощутимо болели от «Брукса». Я пожаловался на это веломастеру Володе, и он посоветовал натирать воском. Что именно натирать, седло или ягодицы — я спросить постеснялся.

Еще обмотал руль кожаной обмоткой от «Брукс». Стало просто замечательно:

Предыдущая обмотка превратилась в хлам за один сезон. «Брукс» держится хорошо, и я думаю купить еще один комплект, чтобы обмотать рукоятку лука.

На раме висит зажим для штанины от «Брукс»:

Поменял покрышки на Continental «Gator Hardshell».

Эти покрышки считаются одними из самых прочных шоссейных покрышек в мире. За целый сезон у меня с ними не было проблем, хотя приходилось ездить и по стёклам, и по острым камням.

Собственно, вот и весь апгрейд.

⌘ ⌘ ⌘

Через два велосезона я могу твёрдо сказать: фиксед-гир велосипед — это красиво, но не очень удобно. Это как кожаные итальянские ботинки ручной работы, которые жмут ногу достаточно сильно для того, чтобы это вызывало дискомфорт и недостаточно сильно для того, чтобы хотелось их немедленно снять.

Не могу сказать, что я разочаровался в нём, но как минимум хочется иметь шоссейный велосипед с блоком передач и кросс-кантри велосипед для прогулок за город. Может быть, вместо всего этого стоит купить хороший циклокросс-велосипед.

Ребята, не катайтесь на велосипеде без шлема! Шлем снижает риск травмы головы на 70%, а вероятность гибели — на 40%. Можно очень неприятно упасть даже на маленькой скорости. А еще не ездите на велосипеде по тротуарам, иначе шлемы придётся носить всем вокруг.

Я купил самый простой шлем от KED. Под конец сезона обнаружил, что у него сзади есть две маленькие фары на батарейках. Возможно, на следующий сезон разорюсь на другой шлем.

А еще мне захотелось в велопоход. Надо поискать, где можно пару дней покататься на велосипеде, но не по обочине оживлённых трасс.

Одним словом, я буду скучать по велосипеду этой противной холодной зимой. Или не буду.

⌘ ⌘ ⌘

Еще в этом сезоне начал использовать программку-трекер Gipis. Она работает в фоновом режиме, строит трассу, измеряет скорость, сама вырезает паузы и остановки.

Всю статистику потом можно посмотреть на сайте:

Для айфона есть кучи всяких велосипедных приложений, но они для меня все слишком монструозные.

⌘ ⌘ ⌘

Вот такие пироги.

А как у вас дела с велосипедом обстоят? Закрыли сезон, или еще не открывали? На чём катаетесь?

«Босиком по облакам»

Фотокнига лётчика гражданской авиации и популярного блогера о его жизни в небе.

Автор книги, Алексей Кочемасов — это тот самый Лётчик Лёха из ЖЖ, которым зачитываются все любители авиации (к коим я отношу и себя). Коренастый мужчина с простым лицом и характерыми словечками, любитель рыбалки и тёплых котов, по совместительству он — отличный рассказчик и классный фотограф. Ему не лень писать огромные посты, каждый из которых можно читать по часу (трудно представить, сколько времени он их пишет).

— Запомните, парни, меня в кабине нет! У вас есть связь, у вас есть огнетушители, у вас есть телефон местных техников. Всё.

После такого предисловия уверенности у нас как-то сразу поубавилось. И хотя еще до начала практических занятий на симуляторе мы были подготовлены и к тушению пожара, и к аварийному покиданию тренажера, но… кто знает, что взбредет в голову экзаменатору?

Чек прошел на удивление легко. Ничего необычного, страшного и суперсложного не произошло. В процессе запуска не пошел второй двигатель. Мы выполнили стандартные процедуры, «вызвали наземный персонал» и со второй попытки удачно запустились. На разбеге «чихнул» правый двигатель, возник помпаж, и мы прервали взлет. Снова выполнили чек-лист. Во время второго взлета сработала сигнализация: пожар левого мотора при отрыве. Пожар удалось потушить, но продолжать полет было невозможно, и мы выполнили визуальный заход и посадку на одном двигателе с предельным боковым ветром. В конце концов мы все же нормально взлетели и пошли по маршруту. В течение полета отказал один генератор и возник пожар в грузовом отсеке. Мы доложили, что хотим поскорее сесть. Нам разрешили, но уже практически на выравнивании на полосу выехал трактор и заблокировал ВПП. После ухода на второй круг погода неожиданно испортилась, и нас угнали на запасной, где нужно было выполнить заход и посадку по неточным системам посадки. Вот в принципе и весь экзамен.

На фоне всего того, чему нас учили и что нам довелось пройти, это оказалось проще пареной репы.

«Босиком по облакам» — это книга «два в одном». Половину книги занимают фотографии, сделанные из кабины пассажирского самолёта (летающих фотографов, кстати, в мире очень мало). Другую половину захватил рассказ о пилотировании самолётов как работе, рутинной работе, в которой всё же осталось место романтике.

Многим может показаться, что работа пилота физически несложна и вовсе не утомительна. Безусловно, летать — не уголь кидать. Но если вы хотите получить некоторое представление о нагрузках летчика, проведите маленький эксперимент прямо у себя дома. Поставьте перед собой пять будильников, установите на них разное время, на стену повесьте большую фотографию неба и сядьте перед всем этим на стул.

Задача: просидеть хотя бы часов шесть-семь, постоянно контролируя время на всех будильниках. Можете пить кофе или чай, изредка выходить в туалет минуты на три-четыре, но сидеть перед будильниками и смотреть на них обязательно. Слушать радио и смотреть ТВ — исключено, лежать и спать тоже. Еще лучше провести этот эксперимент ночью, часиков с одиннадцати вечера до пяти утра.

Провели? Теперь у вас есть примерное представление о работе летчиков.

На мой взгляд, книга получилась очень приятной. Несколько глав из книги я уже видел в блоге, но большую часть прочитал впервые и с большим удовольствием. Лёха пишет просто и здорово.

Советую. А еще советую написать письмо самому Лёхе — книгу можно купить с его автографом.

Инстаграм

Вчера прочитал в официальном фейсбук-сообществе Инстаграмма такую новость:

Станислав Седов из Москвы является членом AirPano, группы российских фотографов, которые снимают с воздуха сферические панорамы самых интересных мест на Земле в высоком разрешении. Станислав делится некоторыми из этих заоблачных фотографий, снятых в разных частях мира, на Instagram.

«Я много путешествую и фотографирую с воздуха интересные места во всем мире, обычно с беспилотных летательных аппаратов (БЛА)», — говорит он. «Я публикую эти фотографии на Instagram с прошлого года. Мой друг Дмитрий показал мне, как публиковать фотографии по-настоящему быстро, и мне это нравится», — говорит он.

Фишка в том, что AirPano снимают свои панорамы не на айфон или андроид, а на большие зеркальные камеры, которые крепятся к дронам. Другими словами, AirPano использует инстаграм не как социальную сеть для любителей фотографировать на айфон, а как некую блог-платформу. И сам Инстаграм посредством своего официального сообщества (в котором, кстати, шесть миллионов человек) одобряет такую концепцию.

Не знаю как вам, а мне это не нравится. Я пользуюсь инстаграммом уже три года, с момента его первого появления, и всё это время воспринимал его иначе. Для меня это социальная сеть для людей, которые фотографируют на мобильный телефон и обрабатывают фотографии в телефоне.

Я, конечно, постоянно встречаю людей, которые загружают в инстаграм «внешние» фотографии, сделанные на большую фотокамеру, но стараюсь таких не читать. Для меня они — читеры, которые нарушают некие негласные, установленные сообществом правила. Если представить всех пользователей инстаграмма как велогонщиков, то «зеркальщики» — это ребята, которые пытаются обогнать всех на чадящем мотоцикле.

Фотографировать на айфон — это ограничение ради творчества. Это про художественное соревнование на одинаковых условиях. Кто-то фотографирует «пики», а кто-то — свои вещественные идеи. Но и те, и другие делают это только с помощью айфона, словно говоря окружающим: «Эй, порог входа в творческое пространство минимален». Кто-то ведёт в инстаграмме дневник путешествий, но фотография в дневнике сделана на камеру телефона, и сопроводительный текст набран в нём же. В этом есть какая-то гениальная простота.

Мне хочется гнать ссаными тряпками из инстаграмма профессиональных фотографов, особенно тех, которые начинали как настоящие инстаграмщики. Вот, к примеру, сдулся Терон Хампри, создавший один из самых крутых инстаграм-блогов:

— What kind of gear are you shooting with?
— I shot This Wild Idea with a Canon 5D Mark II with a vintage Carl Zeiss 35mm f/2.8 and Zoom H4N recorder.

Блин, чувак, фоткаешь на зеркалку — иди в 500px или Tumblr.

Ну ладно, я Терона еще могу понять, он айфон тоже использует. Но вот ребят, которые специально приходят в инстаграм читерить, я принципиально не принимаю. Маркетинг и творчество не могут жить под одной крышей до тех пор, пока ты не начнёшь играть по правилам.

Мне кажется, такая шляпа началась с приходом в Инстаграм духа Фейсбука, который его купил. Из сервиса, полного талантливых ребят с любопытным глазом пытаются сделать какой-то комбайн. Пользователи андроидов, видеоролики, жуткие смайлы и тучи хэштегов — от всего этого порядком мутит. Пока я фильтрую всё это как могу списком людей, которых читаю. Но что будет дальше — не знаю.

Если что, я — @kot. Кстати, делитесь в комментариях ссылками на свои инстаграммы — буду рад найти новых, интересных для себя людей.

Кортик

Есть у меня одна старинная штука, которая таит в себе загадку.

Это небольшой ножик:

Вот он же, но без ножен:

Насколько я знаю, это личный кортик офицера Люфтваффе, который моему прадеду подарил его друг, Герой Советского Союза Степан Павлович Данилов.

Мой прадедушка, Николай Филлипович Барсуков, работал секретарём райкома Череповецкого района и жил в деревне Коротово, откуда родом Степан Павлович. Они сдружились и часто проводили время вместе. Как рассказывала прабабушка, Степан Павлович любил небо и в родную деревню прилетал на самолёте. Один раз он заявил моему прадеду: «Николай, в следующий раз я прилечу и буду вокруг твоего дома летать так низко, что трубы тебе крылом посшибаю». Он выполнил свою «угрозу» — действительно прилетел и долго, низко кружил над домом. Мой прадедушка умер за день до этого.

Как я помню из семейных рассказов, этот кортик Степан Павлович добыл как трофей, снял со сбитого им лётчика (не знаю, правда, живого или мёртвого).

Долгое время эта штука пылилась в шкафу как память о прадедушке. Иногда я, маленький, играл с ней или пытался разобрать надпись на лезвии, используя в качестве оптических инструментов лупу и своё детское воображение.

Сейчас у нас время интернетов, и я, как говорят в таких случаях, сделал маленький рисёрч.

Для начала я пересмотрел кучу источников о немецком наградном оружии времён Второй Мировой. В книгах и справочниках есть сотни кортиков, ножей, сабелек и даже наградных топориков, но нет ничего даже отдалённо похожего на этот нож.

Ну то есть этот ножик — никакой не кортик. В детстве он, может быть, и казался мне кортиком, но сейчас я понимаю, что взрослому мужчине, лётчику, офицеру странно носить на поясе ножик в ладошку длиной. Наверное, это просто какое-то личное холодное оружие, чтобы на привале резать баварские колбаски.

Вторая штука — это надпись на клинке.

Вот так она выглядит:

А вот условная расшифровка:

Я чуть-чуть знаю немецкий, но прочитать эту клинопись не могу. Йомпф? Явханнер?

Одним словом, я в растерянности и буду рад выслушать ваше мнение.

  1. Что это за штука? Личный нож, кортик? Быть может, у меня среди читателей есть специалисты по холодному оружию Третьего рейха?
  2. Что написано на клинке?
↓ Следующая страница
Система Orphus