Так получилось, что с осени 2020 года я гоняю на электровелосипеде «Ван Муф» (Van Moof). Расскажу что это за зверь такой, и почему я потратил 2,5 тыс евро на электровелик.

Я долгое время пользовался складными велосипедами: «Стридой» в Москве, «Бромтоном» в Берлине (писал даже их сравнительный обзор). В этом обзоре 1,5 года назад я называл «Бромтон» лучшим велосипедом, что у меня был: легкий, прочный, быстро складывается, удобен для путешествий. Но поездив на нем год во всех сезонах, я понял что мне нужен другой велосипед для каждодневных поездок.

• На «Бромтоне» тяжело ехать далеко. Я тут езжу на велике каждый день, в среднем наматываю около 100 км в неделю. Только к преподавателю немецкого и обратно я проезжаю по 40 км в неделю. В таком режиме поездка на складном велике порядком выматывает. Едешь в горку — весь мокрый. Проехал 10 км — чуть устал. Это, конечно, сойдет за фитнес, но хочется такого фитнеса не всегда.
• «Бромтон» тяжеловато оставлять надолго на улице. Настоящего вора не смутит даже замок «Криптонит». В стремных районах бывало приходится его складывать и забирать с собой. Неудобно.

Одним словом, со временем созрел для большого электрифицированного велика, который не страшно оставить где угодно, на котором можно поехать в велопутешествие с вещами, и который сделает легкой даже дальнюю поездку. Выбор однозрачно пал на «Ван Муф». Вот и он:

Вообще если посмотреть на городские велосипеды, но выбор будет примерно из такого:

На вид это или какие-то велики-качки с огромными колесами, мощными рамами, кнопочками и экранчиками, или какие-то гибриды-франкенштейны из обычных велосипедов с моторчиками и батареями на раме. Выглядит все это непривлекательно, да и стоит дорого — от 1000 евро. А еще и работает кое-как, да и не избавляет от страха кражи. «Ван Муф» же устроен совсем по другому.

Дизайн. Велик — красивый. Он выглядит как велосипед, который сделали бы в «Эппл» или «Мудзи». Строгие формы, никаких наростов-батареек, никаких кнопочек и экранчиков. Люди вообще удивляются, что он вообще электрический, может ехать 30 км/ч на расстояние до 80 км. Где, мол, у него все? А все спрятано внутри и не раздражает. Еще есть небольшой монохромный матричный экранчик, который микро-отверстиями светится изнутри рамы. На экранчике показывают текущую скорость, уровень заряда и передачу.

Управление. «Ван Муф» полностью автоматический. Крутишь педали — он помогает ехать. Велик сам переключает скорости, сам понимает когда тебе нужно больше помощи, а когда — меньше. Живое воплощение принципа «дизайн без дизайна». Велик сам узнает тебя когда ты подходишь к нему, сам включает свет, сам выбирает уровень торможения. Красота!

Вспоможение. Этот велосипед — не электромотоцикл с педалями. Ехать нужно своими силами, велик только поддерживает тебя, снимая с ног лишнюю нагрузку. По ощущениям едется на нем в 2 раза легче, чем на обычном. Можно стабильно ехать 25 км/ч на протяжении 30-40 минут, и не запыхаться (но все же напряжение и усталость будут, незначительные). При желании можно «поддать газку» кнопкой «Буст» на руле. Вообще с «Ван Муфом» я привык ездить быстро, 20 км/ч уже ощущаются самой базовой скоростью (на «Бромтоне» 20 км/ч на протяжении 15-20 минут — это пахота).

Батарейка. Батарейки в велике хватает в среднем на 100 км, после он отключает вспоможение (но продолжает еще некоторое время переключать передачи автоматически). Батарея несъемная, она внутри рамы. Заряжается велик через адаптер за 4 часа (за 1,5 часа зарядится на 50%).

Приложение. Велосипед связывается с мобильным приложением, в котором можно выбрать один из 4 уровней поддержки. Также в приложении есть продвинутые опции (например, можно настроить на какой скорости велик будет включать каждую из 5 передач).

Блокировка. В велосипед встроен умный замок — он блокирует заднее колесо изнутри и не дает катить велосипед. Более того, если попытаться унести его или даже наклонить, «Ван Муф» включит сирену. Я просто приезжаю, слезаю с велика, нажимаю ногой маленькую кнопочку на оси заднего колеса, и иду по делам. Чтобы разблокировать велосипед, достаточно нажать на кнопку в приложении или пропикать секретный 3-значный код кнопкой звонка на руле.

Антивор. «Ван Муф» — электронный велосипед. Кроме системы блокировки, в него встроен мобильный передатчик с сим-картой и GPS. Если велосипед украдут, то за дело берется специальная команда велосипедных антиворов — они выслеживают положение велосипеда по координатам и с полицией изымают его. Поэтому воры не крадут такие велики и не особо ими интересуются: зачем морочиться и тащить куда-то орущий сиреной байк, если его электроника заблокирована и «Ван Муф» сам наводит на тебя преследователей? Кроме того, если в течение 2 недели велик не вернут, «Ван Муф» выдаст точно такой же или новее (правда, такая опция стоит 250 евро за 2 года, воспользоваться ей можно только 2 раза и только если ты не забыл заблокировать байк кнопочкой на колесе).

Сервис. В Берлине есть сервисный центр «Ван Муфа». Ты просто приезжаешь, оставляешь вел — и через день забираешь его, все бесплатно (первые 2 года). Когда велосипеду нужно на техобслуживание, он сам сообщит через приложение. Ну а еще время от времени велосипед сам скачивает себе апдейты ПО. Киберпанк!

Ощущение. Велик совершенно особенно ощущается. Он не скрипит, в нем ничего не хрустит. Это натурально айфон с педалями. Еще в нем куча мелких мелочей, которые радуют. Например, к велику прилагается шикарный набор инструментов и ножной насос. Или когда пытаешься сдвинуть его с места не разблокировав, он противно орет и показывает на экранчике череп. Или например в инструкции по сборке написано: «Всё. Теперь хлопните хлопушку», и в наборе инструментов правда есть хлопушка. Одним словом, чувствуется что его делали крутые ребята, со вкусом.

⌘ ⌘ ⌘

По сумме качеств «Ван Муф» — практически идеальный городской электровелосипед. Но чтобы уравновесить его качества, расскажу и о недостатках:

• Очень дорого! Велосипед с защитой от вора стоит 2500 евро, что примерно в 1,5-2 раза дороже страшненьких конкурентов.
• Когда я покупал велосипед, из-за огромного количества заказов его приходилось ждать до полугода. Платишь в начале весны, а велик приедет к тебе в середине осени! Но сейчас «Ван Муф» построил новый завод в Нидерландах, и велик ждут около 10 дней.
• Иногда у электроники байка случаются глюки. Например, он может вдруг странно переключить передачу, и на некоторое время напряжение с педалей пропадает вообще! Ты едешь, вдруг раз — и крутишь педали словно в воздухе. В такие моменты приходилось останавливаться и перезагружать велосипед. Надо сказать что такого уже давно не случалось.
• К велику мало аксессуаров и они дорогие. Я купил велосумку и заднюю стойку для ее крепления, в сумме они обошлись в 120 евро (за такие деньги можно купить обычный велосипед). И если для «Бромтона» есть миллион разных сумок, рюкзаков, чехлов, того-сего, то для «Ван Муфа» — только чуть официальных аксессуаров.
• Из-за несъемной батареи приходится заряжать велик дома. Я поднимаю его на лифте и оставляю у двери (благо в щель под ней пролезает зарядный кабель). Заряжать приходится примерно раз в неделю. Еще жалко конечно что велик заряжается своей зарядкой, и в него нельзя воткнуть какой-нибудь USB-C или AC-разъем. Если хочешь заряжать велик и на работе, и дома — покупай дополнительную зарядку. Стоит она 100 евро, кстати.
• Еще велик приходит по почте в большой коробке, и его нужно дособрать. Это сделать несложно, но одну мелкую деталь мне самому нормально закрепить не удалось — сгонял в сервис. В идеале конечно хотелось бы просто зайти за ним в сервис-шоурум, и получить собранным. Но с другой стороны, когда еще тебе почтальон принесет домой велик?

Кстати, А. тоже завела себе «Ван Муф», только другой модели (у меня — S3, а у нее — X3), и другого цвета. Велик для нее вообще изменил отношение к Берлину: она стала легко гонять на дальние расстояния и слезла с иглы общественного транспорта. Раньше она опасалась ездить на маленьком «Бромтоне» среди немцев на больших байках с сумками и детьми (в Берлине ездят много, активно и грубовато), а сейчас сама возглавляет любой пелотон на велодорожке.

Наши «Бромтоны» мы по-прежнему любим и храним собранными дома, но они теперь для нас прочно стали великом для путешествия в Японию или еще куда. Впрочем, какие сейчас путешествия — разве что на «Ван Муфе» гонять по городу.

Прочитать больше подробностей и посмотреть больше фоток можно на сайте «Ван Муфа». Я же могу смело рекомендовать его.

Купил в прошлом году пленочную фотокамеру «Фойтлэндер Витесса» (Voigtländer Vitessa) с объективом Ultron 50 1:2.0. Великолепная камера и невероятный объектив — напишу о них подробнее позже. Скажу только что такого удовольствия от снимков я не получал ни от Leica M6 с «Ноктом» или «Зуммикроном», ни с Contax G2, ни вообще от любой 35-мм пленочной камеры в своей коллекции.

К камере шли три небольшие брошюрки, которые очевидно прилагались к ней к моменту покупки в 1960-х годах, и с тех пор лежали без дела. Непорядок! Я вообще считаю что технический дизайн 60-х годов, особенно немецкий — это прямо самый классный, любимый дизайн вообще. Вот, смотрите сами (листайте влево).

Или вот:

Ну, или вот:

Заранее отмечу, что нет никакой «новой этики». Все эти вещи — это обычная «старая» этика, которую мы просто раньше старались не замечать или не замечали потому что нам это было выгодно.

1. Люди могут быть разными: высокими, худыми, толстыми, с маленькими членами и грудями, с морщинами, прыщами, складками, какие угодно. Это их выбор или физическая особенность, она имеет значение только для них самих и их партнеров.
2. Люди не должны быть какими-то, какими их хотят видеть другие люди. Вообще, ни сейчас, ни потом.
3. Люди могу не нравится вам внешне, это нормально. С вашей точки зрения люди могут быть красивыми и некрасивыми.
4. Люди не хотят знать что вы думаете о их внешности, пока они сами лично именно вас не попросят.
5. Нет никакой старой или новой моды, которая может заставить именно вас выглядеть как-то не так, как вы выглядите сейчас. Вы в безопасности.
6. Попытка следовать моде скорее всего принесет больше страданий и отнимет больше ресурсов, чем даст эффекта от соответствия. Вы собираетесь потратить ресурсы, которых у вас нет, чтобы произвести впечатление на людей, которым до вас на самом деле нет дела.
7. Люди могут делать со своей внешностью вообще что захотят. Если им будет некомфортно, они исправят ситуацию с помощью специалистов. Не стоит говорить людям о потенциальном вреде для здоровья от их внешности, если вы не специалист и они не просили об этом именно вас, лично.
8. Каждый раз когда вам захочется высказать мнение о чей-то внешности, вспомните что вы делаете это на самом деле не ради блага, а чтобы самоутвердиться на людях, поместив их в неприятную ситуацию.
9. Неважно как вы выглядите. Всегда найдутся люди, которые любят и ценят вас именно таким, как вы выглядите сейчас.
10. Если бы близкие вам люди искренне верили в то, насколько они привлекательны и органичны в ваших глазах, то это здорово бы помогло им в жизни.

Поучаствовал в тестировании нового берлинского аэропорта, «Берлин Бранденбург».

Аэропорт этот примечателен примерно… всем. Начиная с названия (представьте если бы аэропорт «Шереметьево» назывался «Москва Московская область»), и заканчивая его невероятной историей.

«Берлин Бранденбург» — это аэропорт-долгострой. Его строят с 2006 года, а сдать по проекту должны были в 2011. В процессе работы увеличивались сроки и смета, возникали десятки и сотни новых трудностей. Довольно большой аэропорт строили «вавилонским методом» — десятки подрядных организацией трудились над ним одновременно, не имея полного и однозначного плана строительства. В результате к моменту открытия у здания выявили критические неисправности (например, система пожарного дымоудаления, наоборот, нагнетала дым в помещения), и «Берлин Бранденбург» бесконечно доделывали, переделывали, и снова доделывали. Вокруг этой истории есть множество подробностей (например, недавно в аэропорту заменили сотни экранов — старые годами работали, не показывая никаких рейсов, и выгорели). Или, например, раз в несколько дней специальные люди проходили по большому отелю при аэропорте и спускали воду в унитазах — так полагается делать по правилам эксплуатации. Одним словом, не похоже что это недоразумение появилось в Германии, столице порядка (на самом деле нет).

Впервые я оказался в нем на экскурсии в 2017 году. Нас привезли на автобусе, кратко провели на фойе с пустыми стойками регистрации. Тогда аэропорт в целом выглядел готовым, хотя большинство берлинцев в неформальном тотализаторе «Откроется ли в этом году?» ставили на «Нет». Но вот 2020 год, и… аэропорт наконец доделали.

С середины лета до конца осени в «Берлине Бранденбурге» проходят тестовые дни. Желающим предлагают зарегистрироваться на сайте, и, если повезет, то аэропорт пригласит в назначенное время сыграть роль пассажира. Мне повезло пройти такое тестирование 6 октября, за несколько недель до официального открытия аэропорта.

Новый «Берлин Бранденбург» находится недалеко от одного из двух текущих аэропортов, «Шёнефельд». Я привычно приехал к «Шёни» на городской электричке, с великом. Ну, думаю, преодолею 10 км между ними по дороге, благо она есть на «Гугл-картах». Но на деле уютная велодорожка довольно быстро сменилась какими-то котлованами и заборами, а после и вообще уткнулась в пустое 4-полосное шоссе с разделителем, которое петляла куда-то в сторону аэропорта. Холодно, ветер, я на велосипеде, возвращаться неохота — ну я и поехал по шоссе. Вскоре вокруг начался трафик: какие-то машины с изумленно глядящими на меня водителями, грузовики с щебнем! А дорога вдруг начала превращаться в эстакаду! Одним словом, я доехал, изрядно перепугавшись, даже руки тряслись немного. Страшнее всего было представлять как поеду обратно…

Впрочем, на территории возле аэропорта заметно, как тут все запущено. Кажется, я был тут первым велосипедистом и пешеходом на многие годы.

Лучший способ отойти от проблемы — погрузиться в решение новой. У меня почему-то не оказалось куар-кода, который присылали всем тестерам в письме, и меня отправили в сервисный центр. Сотрудница сервисного центра не смогла найти меня в базе и просто заново зарегистрировала меня (правда, полагающийся всем тестерам сэндвич в новой регистрации из колбасного стал вегетарианским).

После с кодом меня пустили в здание аэропорта. Правда, тестирование проходило «задом наперед»: тестеров регистрировали в зале прилета, между багажных «крутилок». У нас проверили паспорта, выдали всем фирменную масочку с самолетом и мешочек с ништяками: кружкой, ручкой, значком и парой бутербродов. В кружки всем желающим наливали воду или кофе. После выдали роли. Моя была такая: один чемодан, без ручной клади, нельзя пользоваться тележками для вещей. А еще мне досталась редкая роль — я должен был играть роль инвалида-колясочника. Лечу, я, кстати, в Тель-Авив.

Кому-то достались и другие роли. Были люди с кучей багажа. Были с самодельными картонными коробками с надписью “Tier” — в них лежали плюшевые игрушки котов и собак. Были люди с лыжами и сноубордами. Кто-то играл роль слепого, кто-то — молодого родителя. Часть пассажиров тестировали подземную станцию электричек и эвакуацию из нее (согласно роли, в их вагоне происходило задымление).

После нас централизованно «выпустили» в аэропорт, и все разбрелись по своим рейсам. Я пошел на стойку регистрации «Эль-Аля», собираясь «вылететь» в Тель-Авив. Сотрудник на стойке регистрации, увидев мою роль, позвонил куда-то и вызвал сотрудника службы помощи маломобильным пассажирам, попросив приехать за мной на кресле с колёсиками (по-немецки оно называется «ролль-штуль»). Я сел на лавочку рядом и принялся рассматривать мир вокруг.

Туда-сюда сновали пассажиры-тестеры в зеленых жилетах. Полицейских и сотрудников служб безопасности было в два раза больше, чем пассажиров. Ходили уборщики, другие тестеры катались на колясках и водили плюшевых собак на тележках, бегали люди в жилетках другого цвета с надписью «Свисс эйр контрол тим». У стоек регистрации «Эль-Аля» стояли сотрудники израильской службы безопасности в штатском, вполголоса переговариваясь на иврите (каждый, кто летал «Эль-Алем», знает что пассажиров досматривают и опрашивают с особой тщательностью). Разве что моё инвалидное кресло никак не приезжало — а до окончания посадки оставался час! В ожидании транспорта я успел и один из сэндвичей съесть, и даже вздремнул немного.Наконец, за мной пришли две хрупкие турецкие девушки с раскладной каталкой. Меня усадили и с немалым усилием покатили в сторону контроля безопасности.

Мы с вами проходили этот контроль десятки раз. Но, думаю, никто из вас раньше не делал это в кресле-каталке. Это, скажу я вам, очень сложно! Сложно снять пиджак, сидя в кресле. Сложно укладывать вещи в лоток, который находится на уровне лица. Сложно проезжать через рамку, неудобно сидя проходить осмотр и ощупывания (сотрудники службы безопасности еще долго с фонариком осматривают коляску снизу). Кроме того, было довольно стыдно что мне досталась такая роль, и двум девушкам пришлось катить на коляске здоровенного парня.

После меня покатили через чистую зону. В большом холле, где должны располагаться магазины дьюти-фри, был полный раздрай — повсюду кучи строительного мусора, проводов, ничего не готово. Не знаю как они собираются успеть доделать тут все к 1 ноября. Наконец, со мной случилось самое удивительное прохождение границы. Настоящие сотрудники немецкой пограничной службы, сидя в настоящих кабинках, просто посмотрели на меня, улыбнулись и пропустили дальше.

Дальше все было довольно обычно: ожидание в зале, пропикивание билета… Мне, как пассажиру на коляске, впервые удалось первым попасть на борт. Впрочем, вместо самолета нас рассадили в 4 автобуса. А после мы целый час катались по аэропорту, видимо эмитируя процедуры подготовки к вылету и посадки. Особенностью тестирования было и то, что «вылетали» мы в Тель-Авив, а «прилетали» из Амстердама.

Территория аэропорта выглядит из автобуса огромной и пустой. Тут и там стоят какие-то контейнеры, стоянки с бетонными плитками с дырочками заросли травой. На перроне стоят десятки лайнеров «Изи-джета» с зачехленными двигателями и заклееными технологическими отверстиями — видимо, они не первый месяц пережидают здесь ковид. Зато повсюду — огромное множество бизнес-джетов. Ими заставлены все свободные пространства, они ездят туда-сюда, взлетают и садятся (во времена ковидных ограничений спрос на перелет бизнес-джетами вскладчину вырос на сотни процентов).

Ну, и наконец, самое простое — «прилет», транспортировка в зал выдачи багажа, а после — выход в город. Я, выйдя, даже слегка расплакался от стресса: никогда часами не говорил по-немецки, кроме того приходилось все время находится в легком напряжении. К счастью, обратно нашелся длинный, но безопасный путь на велосипеде. Я прыгнул в электричку и занял «Ван Муфом» место для инвалидов. Я — Авраам Коэн, колясочник, имею права (на самом деле нет, но поезд был пустой и я решил нарушить).

Сейчас проходят последние тестовые дни (часть из них — ночные). А еще пару дней назад администрация аэропорта получила последние разрешения, и значит с 1 ноября 2020 года «Берлин Бранденбург» наконец откроется (одновременно с этим закроются аэропорты «Шёнефельд» и «Тегель»). Вот такие пироги.

Не знаю, удастся ли мне еще хоть раз в жизни побывать на тестировании аэропорта, но эту галочку я уже поставил. Теперь и вы знаете, как все выглядит.

В 1988 году Карен Шахназаров снял фантасмагорический фильм «Город Зеро». Незамысловатый сюжет про инженера, который приезжает в провинциальный город, встречается со странным и непонятным, а после не может выбраться из города, превращается в сложную историю с кучей исторических отсылок.

Но мне в фильме понравился даже не сюжет, а чрезвычайно красивая картинка. Фотографично поставленные кадры, классный свет и цвет. Это тот фильм, в котором можно выключить мозг и просто визуально наслаждаться.

Вот, сделал несколько скриншотов по ходу.

Если соберетесь посмотреть — ищите восстановленную версию, она просто прекрасна.

Я люблю натуральное вино, немного в нем разбираюсь: коллекционирую, веду небольшой инстаграм-блог, езжу на виноградники, хожу на фестивали. Я также читаю разные журналы о вине, в том числе инди-журнал «Пипетте» (Pipette).

На днях «Пипетте» анонсировал очередной, 7-й выпуск журнала. Вот его обложка:

По этому поводу у меня есть несколько мыслей.

Я думаю что натуральное вино — максимально далекое от BLM-тематики явление. Рабский труд на виноградниках не использовался, да и 99% вина производят в Европе. Странно лезть в гедонистическую тему со своей протестной повесткой.

Я также думаю что все на свете — политическое. И если у создателя журнала есть принципы, которые он не стесняется транслировать, то это вызывает уважение. Очевидно что часть людей такой подход разозлит, и что многие не будут покупать 7-й выпуск из принципа. Издатель рискует доходом, для этого нужно иметь стойкие убеждения (это редкость в наше время).

Еще я думаю что не все может быть афишей для активизма. Когда ты печатаешь лозунг «Defund The Police» на обложке инди-журнала про вино, то ты отчасти обесцениваешь его. Можно этот призыв еще и на памперсах печатать. Поможет это в борьбе с полицейским насилием?

Также я думаю что для протестной идеи важна широта распространения. Если лозунги «Black Lives Matter» и «Defund The Police» будут звучать даже со страниц винного журнала, то больше людей поймут их важность и перестанут бояться выступать за реформы и изменения.

Однако я думаю что многие идеи, которые кажутся правильными в состоянии недовольстве, в антитезе происходящим, могут иметь далеко идущие последствия. Лозунг «Давайте разгоним ментов» может звучать справедливым. Однако что если это приведет к росту насилия и преступности? Я не утверждаю что будет именно так, но такой вывод кажется не менее очевидным. Понесут ли ретрансляторы идей ответственность за их распространение? Очевидно, что нет. Имеют ли они тогда люди моральное право распространять свои идеи? Я не знаю.

Вот о чем я думаю, когда вижу свежую обложку «Пипетто».

Сегодня — 3 сентября. 16 лет назад случился самый страшный теракт в истории современной России: в захваченной террористами школе погибло 333 человека, большинство из них — дети.

Так получилось, что для большинства людей вокруг меня 3 сентября — это праздник уже порядком надоевших шуток про календарь и костры рябин. Про трагедию Беслана в этот день стараются не вспоминать.

С одной стороны, это «неудобная» трагедия для общества. Сегодня по телевизору конечно покажут сюжеты из Беслана, возьмут короткие интервью у родственников жертв, и все. Большинство зрителей предпочтут не смотреть это, только сердобольные бабушки станут охать: «Деток-то как жалко!». Такое отношение хорошо накладывается на реальное ощущение общества от Беслана — события предпочитают считать несчастным случаем, локальной проблемой кавказской республики. Мои знакомые говорили раньше: «Ну, людей не вернешь. Нужно жить дальше!». Другие говорили и так: «Им фонды вон всякие деньги выплатили. Чего они убиваются?». Не нужно говорить, что такая подача отношения к трагедии выгодна государству: забыть легче, чем провести большое независимое расследование, выявить всех причастных, признать вину, оказать достойную помощь.

С другой стороны, большинство людей (и я в том числе) выросли в обстановке, в которой демонстрировать соучастие — стыдно. Стыдно быть слабым, стыдно плакать. Как правильно выразить свои чувства? Что делать? Из-за неумения и незнания нам легче дистанцироваться. Чувствуешь себя взрослым человеком, которого хочет обнять родственник — будешь стоять с каменным лицом и делать вид словно тебя это не трогает. А то окружающие подумают, что ты потерял лицо, стал нюней.

Я уверен, это — большая беда для общества. Нас обыграли дважды: сперва не научили выражать чувства, а после много лет твердили, что и не нужно этого делать, оно того не стоит. Так одни люди старательно постят мемы про Шуфутинского, а другие пшикают: «Устроили тут полицию скорби!».

Я верю что неотрефлексированная трагедия — это беда, которая не закончилась. Это травма, которую предпочли не лечить, а кое-как зарубцевали, прикрыли в надежде что заживет само. Не заживет. Умрут дедушки и бабушки погибших школьников, после — их родители. Сами дети Беслана вырастут и состарятся. Но нельзя просто вычеркнуть такую трагедию из истории и памяти. Иначе можно приехать в итальянскую деревушку Ривергаро, и увидеть там площадь имени детей Беслана. А сколько таких площадей есть в России?

Я убежден что выражать свои чувства — важно. Оказывать сочувствие — нужно. Не страшно сказать: «Это была ужасная трагедия. Я хочу чтобы она не повторилась больше никогда». Чтобы этого не случилось, нужно чтобы как можно больше людей узнали о Беслане, чтобы про трагедию создавали медиа-проекты и снимали фильмы. Достаточно просто поговорить об этом с друзьями и родственниками. Если есть возможность — помочь благотворительным организациям. Никогда не поздно учиться быть эмпатичным. Закончилось время, когда это было стыдным, можно выдохнуть.

Иначе сколько календарь не переворачивай, и всегда будет 3 сентября, день Беслана.

И почитайте пост Залины напоследок. Больше к нему добавить нечего.

Всем привет! И с вами снова наша регулярная рубрика — отборные фотографии на «Полароид».

Я довольно много снимаю на разные «Поляроиды»: от форматных 4×5 до бытовых типа 600. Лучшие снимки я иногда показываю в блоге. Можно относиться к ним как к зарисовкам моей жизни.

Мы с вами живем в эпоху активной борьбы за права и возможности. Женщины борются за равенство в оплате труда, чернокожие — против полицейского произвола, сексуальные меньшинства — за признание себя наравне с людьми традиционной сексуальной ориентации.

Моя практика общения с людьми вокруг показывает, что в целом большинство людей разделяют концепцию равенства. Другая кожа, другой пол, другая сексуальная ориентация не должна мешать тебя получать равные права с людьми вокруг: в работе, возможности завести семью, добиться профессионального успеха. Мне кажется что еще 20-30 лет назад такая дискуссия с людьми вокруг была бы более сложной — стереотипы и дискриминация людей была значительно сильнее. Здорово что люди меняются.

Однако признать равенство не значит бороться с неравенством. Часто люди говорят «Да я не против геев!» не для того чтобы признать их равными себе на всех уровнях, а ради того чтобы успокоить других людей и себя, вернуть статус-кво. Примерно так же занятый делами муж отвечает расстроенной своим видом жене: «Да красивая ты, красивая!», даже не поднимая глаз из ноутбука. Мол, я же признал что все ок, что мы равные. Давайте успокоимся и займемся своими делами, как раньше.

Сделав первый шаг в борьбе за равенство, люди принципиально отказываются сделать второй шаг — выравнивание. Речь о том, что часто называют «квотированием» или сознанием преференций в разных областях нашей жизни. Это очень сложная тема, которая многим кажется непонятной и отталкивающей. Из людей вокруг, в принципе согласных с концепцией равенства, очень трудно найти тех, кто готов признать — меньшинствам нужно помочь этого равенства достичь.

Как обычно люди представляют себе квотирование

«Ой все, эти леваки скоро будут на работу нанимать только женщин, чернокожих и геев. Если ты не гей — хрен тебе, а не работа. Совсем с цепи сорвались со своим равенством. Я считаю что на работу нужно нанимать прежде всего профессионалов. Если ты профи — вот тебя и нанять, неважно гей ты там или нет».

Что не так с этим представлением

На первый взгляд это высказывание выглядит разумным. Действительно, на работу нанимают не за сексуальную ориентацию, а за профессионализм. Действительно, в прекрасном мире будущего все так и будет — но не сейчас.

Сейчас такое представление закрепляет статус-кво и никак не помогает побороть неравенство. Неравенство же заключается не в том, чтобы нанимать на работу поровну геев, чернокожих, трансгендеров, женщин и других людей. Неравенство в том, что при приеме на работу учитывают как раз не профессионализм, а национальность, гендер, ориентацию.

Такое представление выносит нынешнюю практически повсеместную дискриминацию за скобки, пряча ее. Один и тот же человек может утром заявить что он не против геев, а днем отказать в приеме на работу мужчине, который с его точки зрения выглядит слишком женственно для разработчика (или, не дай бог, красит ногти). Я лично наблюдал за тем как человек распылял вокруг себя толерантные речи, а после прикрикнул на водителя такси: «Ты чего пидор, куда ты поехал? Тут не Таджикистан!».

Люди, которые уверены в своей толерантности, просто не натренированы замечать свой пусть несильный, но постоянный и вялотекущий шовинизм. Пара, состоящая в абьюзивных отношениях, также может считать себя в общем-то нормальными, «как у всех», хотя один партнер постоянно унижает другого, а другой считает эти издевательства справедливыми. Знакомясь с новыми людьми и обсуждая мою семью, я через раз слышу: «Ого, А. — программист? Фига себе, женщина-программист!». Люди даже не представляют насколько обидно это может звучать. Такую оптику очень трудно натренировать, для этого нужно много практики и… общения с меньшинствами, ежедневное, плечом к плечу. В том числе на работе.

Как на самом деле устроено квотирование

«При приеме на работу из двух кандидатов с равными возможностями я скорее выберу представителя меньшинств, потому что это поможет ему легче получить работу. А я таким образом сделают свой вклад в борьбу с неравенством».

⌘ ⌘ ⌘

Если разобрать эту концепцию, то получится следующее.

• Квотирование вам толком не угрожает. Меньшинства потому и называются меньшинствами, что этих людей — мало. К примеру, в среднем в мире около 2% гомосексуальных людей. Ваш шанс столкнуться с таким «соперником» при приеме на работу — 2%. Разве это страшно? Ну вдруг случился такой случай, ну отказали. Что, вы работу не найдете? Никто же не сможет нанять к примеру 3% гомосексуальных сотрудников на работу, их просто негде будет взять. Квотирование управляется не директивой сверху, а реальным положением дел. Куда большую угрозу для вас как профессионала представляют более квалифицированные люди или люди с меньшими зарплатными ожиданиями, чем геи или чернокожие.
• Квотирование можно только при равных профессиональных возможностях. Никто не будет нанимать геев или чернокожих потому что они геи или чернокожие. Их нанимают потому что они такие хорошие программисты, дизайнеры, повара, архитекторы, как и другие люди. Принцип простой — установить порог профессионализма. Если человек преодолел этот порог — отдать приоритет меньшинству. Если чернокожий не преодолевает нужный вам порог — не нанимайте его. Если белый не преодолевает — не нанимайте белого. В этом нет расизма.
• Квотирование направлено на то чтобы помочь меньшинствам чувствовать себя комфортнее, а не на то, чтобы заменить «большинства» меньшинствами — это просто невозможно. Если вы признаете что отличающиеся от большинства люди сталкиваются с дискриминацией, вы просто помогаете им восстановить свои права в своих, отведенной природой или обществом границах.
• Квотирование основано на принципах справедливости и этичности. Если вы считаете что в подземных переходах нужны пандусы ради инвалидов, почему вы не готовы нанять инвалида на обычную офисную работу? Уступая рабочее место меньшинству — это как уступить место пожилому человеку в транспорте, угостить бездомного едой, перевести денег в фонд помощи паллиативным больным. От того что вы уступите место в автобусе, не станет больше стариков, больных и бездомных не станет больше от вашей помощи.
• Часто квотирование направленно на демонстрацию усилий. Признание неравенства и готовность бороться за равенство — это работа и вызов. Если вы решите что в вашей компании должно быть поровну мужчин и женщин или что вы готовы нанимать на работу больше гомосексуальных людей, они не побегут к вам массово устраиваться. Яркий пример — ситуация с IT-конференцией в «Яндексе», про которую я писал полгода назад. На конференции из 24 выступающих оказалось всего 2 женщины. Когда я опубликовал ссылку в соцсетях, часто оставляли примерно один комментарий: «Что, я специально спикеров-женщин буду искать?». А почему бы и нет! Это будет демонстрацией усилий. Яндекс так может заявить: «Смотрите, у нас современная IT-компания, в которой женщины и мужчины работают наравне и выступают наравне». Странно годами, десятилетиями притеснять слабого парня во дворе, а потом «передумать» и удивляться, что он сам не приходит играть в футбол.
• Квотирование помогает бороться с ползучим шовинизмом. Конрад Лоренц в эпилоге своей книжки про агрессию писал о том что лучший способ побороть национализм в обществе — посадить детей разных наций за одну парту. Они вырастут вместе, подружатся. А после, когда у них появятся свои дети, эти дети уже не будут называть чернокожего «черномазым» — потому что лучший друг его отца сам чернокожий и одни с детства видели друг друга. Лучший способ убедиться что женщины не худшие программисты чем мужчины — сделать  так, чтобы женщин было справедливо много в профессии. Если вы будете контактировать с гомосексуальными, чернокожими людьми и представителями других меньшинств постоянно, вы увидите что они такие же как вы, лучше поймете их проблемы. В долгосрочной перспективе это поможет вам лучше разобраться в людях и мире.

Одним словом, квотирование — это не ущемление ваших прав, а восстановление справедливости. На самом деле оно практически вам не угрожает. Хватит плыть на корабле, который затопило и который лежит на боку — помогайте откачивать воду. Хватит признавать за другими людьми равенство в правах, но при этом бояться их. Мир вокруг не станет справедливее сам по себе — людям нужна наша с вами помощь.