Вопросы
В комментариях к этой записи я отвечаю на вопросы: о себе, работе, увлечениях, путешествиях, книгах — о чём угодно. Спрашивайте, и я отвечу.
В комментариях к этой записи я отвечаю на вопросы: о себе, работе, увлечениях, путешествиях, книгах — о чём угодно. Спрашивайте, и я отвечу.
Многие люди странно относятся к профессиональной критике, и плодят вокруг неё мифы. Хочу рассказать, что я обо всём этом думаю.
Никто не делает работу с первого раза. Это происходит потому, что результат работы — это что-то вымышленное, виртуальное. Когда результат обретает воплощение, то оказывается, что он немного не похож на описанное в ТЗ или представленное в голове.
Нельзя с первого раза попасть стрелой в «яблочко» — нужно выстрелить пару раз и покрутить прицел. Нельзя отправить человека на Луну с Земли — придётся корректировать маршрут в космосе. Так нельзя написать отличный текст или сделать хороший дизайн с первого раза.
Если клиент принял вашу работу без доделок, то это не потому, что вы крутан и сразу сделали прекрасно. Скорее всего, он сам не понимает, что такое хорошо в данном случае, или ему просто не хочется возиться.
Если работу с первого раза сделать нельзя, то кто-то же должен рассказать, чем она не идеальна? Что исправить, где докрутить, куда дальше двигаться? Задаче нужен арт-директор.
Большинство людей сами себе арт-директора. Но быть самокритиком тяжело, требуются опыт, знания, чувство прекрасного. Кроме прочего, всегда хочется махнуть рукой и сказать: «А, да и так вроде ничего…». Арт-директор не допустит этого, не пропустит лажу.
Здорово научиться сдавать работу. Стажёр сдаёт работу дизайнеру, дизайнер — арт-директору. Программист, редактор, журналист действуют аналогично. Такая сдача по цепочке кажется вознёй только первое время. Достаточно посмотреть на кучу ошибок и шелухи, которую удастся выявить, и поймёшь — эта система работает.
Так приятно назвать клиента мудаком, если вы не сработались. Это профессиональная индульгенция, последний аргумент в споре со своей совестью. А еще это позиция слабака.
Попробуйте представить, что клиент — это седой старец, который полвека сам писал рассылки и рисовал промо-сайты. Не мудак, а умудрённый. Просто у него стиль общения такой, высокомерный и непонятный. Постарайтесь настроить общение с ним. Этот человек платит вам деньги, и, я надеюсь, немалые. Он как-то заработал их, верно? Этого уже достаточно для того, чтобы не считать его дубиной.
Кроме прочего, слово «мудак» запрещено употреблять после договора о работе. Вы же назвали ему сумму, согласились, верно? Если взяли деньги у мудака, то теперь он не мудак, а клиент. А мудак теперь вы.
Если критикуют — то снимают с вас бремя внутренного арт-директора, занимаются тяжелой и неблагодарной работой. Причём бесплатно, и, вероятно, с некоторым удовольствием.
Чтобы сделать критику приятной, попросите о ней. Сдавая работу, скажите прямо: «Хочу критики. Что я сделал плохо? Где недоработал? Что стоит исправить?». После такого ожидаешь шитшторм, а в ответ обычно слышишь: «Ну, вообще мне всё нравится. Разве что вот это и вот это я бы чуть поменял».
Просьба о критике — это типичное кэмповское травление лески. Покажите клиенту, что не будете морщиться от его замечаний и не станете спорить о каждом слове. В комфортной обстановке хочется не критиковать, а высказывать своё мнение. Этого нам и надобно.
У каждого человека есть своё мнение по любому вопросу. Высказать его — естественное желание. Иногда своё мнение физиологически больно держать в себе, хочется им с кем-нибудь поделиться.
Чужое мнение — не безусловный повод к действию. Вы же професионал, вам решать, как всё в итоге будет выглядеть. Можно послушать других и последовать их совету. Можно забить на комментарии и сдать работу так, как задумывалось. Правда, во втором случае придётся объяснить, почему отказался от советов и правок.
Кроме того, часто хорошая идея родится в голове случайного человека. Крановщик расскажет, что у вас на логотипе крюк висит в другую сторону, уборщица пожалуется на мокрый пол на сайте. Главное — задавать открытые вопросы.
Если критикуют не то, что надо, значит вы не рассказали, что критиковать. Так, Илья Осколков-Ценципер, видя перед собой дизайн или текст, часто восклицал: «Куда мне смотреть?».
Нужно всегда объяснять, что показываешь: структуру, ранний черновик, несколько подходов к задаче, пару было/стало. Если не покажешь, то будут критиковать всё, кроме того, что надо. Ты написал классный текст, а все ругают его фон или кривой логотип в шапке. Так настроение для конструктивной критики сливается.
Есть другой способ — показывать только готовую работу. Как говорится, дураку полработы не показывают. И действительно, мало кто может абстрагироваться от того, что видит, и говорить только о структуре или только о тексте. Держите черновики при себе, показывайте только финальный вариант, вылизанный до мелочей.
Я уже не раз писал, что не испытываю проблем с прокрастинацией в работе. Если надо делать дело, я просто сажусь и работаю: собираю информацию, пишу, редактирую. Но бывают дни, когда так не получается — случается тупняк.
Читать википедию, смотреть коубы и видео, листать RSS ленту и ленту твиттера вместо работы — это тупняк. Тупняк говорит: «Еще есть время, давай сейчас отдохнём, и потом переделаем всю работу одним куском».
Тупняк всегда притягивает тупняк, он окукливает человека. Время летит быстро, а дела стоят на месте. Чтобы не поддаваться тупняку и всё успевать, я исповедую три правила:
Вытяжное дело — это что-то простое и приятное. Отсортировать почту, ответить на письма и добиться пустого инбокса. Сделать несколько крохотных клиентских задачек (например, написать посты в фейсбук). Выставить счета, подвигать рабочие дела в Трелло. Офлайновые дела тоже хорошо сойдут. Люблю помыть посуду, разобраться на столе.
Если тупняк нападает в середине дня, я снова откладываю текущее занятие, выбираю маленькое дело в жертву и делаю его. Кто сказал, что у парашютиста не может быть двух вытяжных парашютов?
Некоторые начинают сразу с большого и сложного дела, но я так не могу. Моему мозгу нужно размяться, ощутить себя в рабочем потоке. Когда сознание раскачивается и выходит на рабочий режим, то тупняк ему уже не грозит. Летишь себе спокойно, наслаждаешься видом, готовишься к мягкой посадке и следующему прыжку.
Полетали с А. на воздушном шаре. Плавно поднялись в воздух и перенеслись километров на семь силой горячего газа и прочной нейлоновой оболочки.
Полёты проходят в Подмосковье. До места нужно ехать час на электричке и еще примерно полчаса на автомашинах. Клуб едет целой автоколонной: за внедорожниками и микроавтобусами катятся прицепы с гондолами воздушных шаров. Всё это похоже на кадры фильма про охотников за торнадо. Трещат рации, в салонах сидят суровые ребята в униформе.
Время от времени колонна останавливается. Из кабины достают черный воздушный шарик, и отпускают его в небо. Аэронавты останавливаются, выстраиваются в линию и вытягивают вперёд руки с компасами, прицеливаясь на шар — смотрят, куда он полетит. Важно знать направление ветра, чтобы прицелиться большим воздушным шаром. Шар летит туда, куда дует ветер, управлять им нельзя.
Замерив направление ветра, аэронавты смотрят на карты в ноутбуке, спорят, переговариваются по рациям. После того, как место старта выбрано, колонна разворачивается и едет в другую сторону, поднимая облако пыли с обочины.
Место старта — это обычное поле с уже пожухлой травой. Машины разъезжаются по полю, и аэронавты начинают собирать шары.
Сперва с прицепа сгружают корзину. Она сделана из дерева, лозы и тростника. Корзина гибкая и выдерживает удары при посадке.
Наверху закреплён блок газовых горелок. Справа в прицепе виден большой черный мешок. В нем лежит сам воздушный шар — оболочка теплового аэростата.
Оболочку достают из мешка и расправляют по земле. Она шьётся из нейлоновых тканей и укрепляется внутри силовыми тросами — тросы прикрепляют к гондоле. Я думал, что оболочка твёрдая, словно мешок из-под сахара. Однако на ощупь она словно тонкий дождевик. Даже немного страшно стало.
Из прицепа достают два больших вентилятора с бензиновыми моторами, и начинают надувать шар обычным воздухом. Он расправляется и набирает форму.
Шар набирает форму буквально за несколько минут. Аэронавты растягивают его, чтобы он набухал быстро и правильно. Один из аэронавтов натягивает верхушку шара верёвкой. Оболочка похожа на кита, которого несколько рыбаков тянут в разные стороны
Затем включают горелку и начинают наполнять шар горячим воздухом. Вокруг шара становится ощутимо жарко.
Спустя несколько минут оболочка отрывается от земли. Внутри на просвет видны струи теплого воздуха, которые бегают наподобие волн.
Когда оболочка наполняется горячим воздухом, он встаёт вертикально и поднимает лежащую на боку корзину. Всё это происходит аккуратно и плавно. В происходящем ощущается привкус дзен-буддизма. И горящего газа.
Наверху оболочки находится парашютный клапан. Пилот воздушного шара тянет из гондолы за фал, клапан открывается и выпускает наружу горячий воздух. Так воздушный шар опускается вниз.
Ну вот, шар прогрелся и елозит по земле — пора лететь. Аэронавты занимают места в гондоле, пилот поддаёт газу, и путешествие начинается.
Шар взлетает очень необычно и непривычно. Совершенно беззвучно и плавно гондола приподнимается на пару сантиметров над землёй и начинает медленно парить вперед и вверх. Никакой перегрузки, никакого звона ветра в ушах, как на параплане. Ощущения — словно ты сидишь за обеденным столом, и вдруг стол плавно взмыл вверх вместе с тобой.
Шар набирает высоту неторопливо и неохотно. Пилот работает горелкой, и шар ускоряется. Через минуту мы уже выше крыш, выше деревьев и выше фонарных столбов с опасными проводами электропередач.
Под нами надуваются и взлетают вверх другие шары. Всего в этот день и в этот час в небе я насчитал больше дюжины шаров разных размеров и форм.
Прежде чем подняться вверх, пилот спрашивает по рации, если кто над ним. Обычно отвечают «Пятый, пятый, небо чистое, поднимайтесь!». Пилот поддаёт газу, и шар взлетает.
Занятно, что шары летят с одной скоростью. Никто никого не обгоняет, просто потому что не может — скорость ветра одинаковая для всех. Шары только медленно поднимаются и опускаются в поле зрения, вытворяя всякие штуки.
Шар поднимается и опускается инерционно. Вот шар остыл и плавно падает — у пилота пищит специальный прибор, который определяет ускорение. Пилот работает горелкой… однако ничего не происходит! Шар как падал, так и падает, только прибор пищит настойчивей: пип-пип-пип. Вот уже крест старой церкви оказывается перед глазами, мы несёмся прямо на него и готовы сбить гондолой. Вдруг что-то происходит, шар нехотя прекращает падение и начинает подниматься. Крест пролетает под нами в паре метров. В такие минуты легко стать верующим человеком.
Пролетая над городком, чувствуешь себя дроном. Медленно паришь над домами, считая тарелки спутникового телевидения и пугая драчливых котов. Шар летит совершенно беззвучно. Можно крикнуть ребятишкам внизу «Привееееет!», они поднимут голову и закричат в восторге. Так можно листать ленту фейсбука на телефоне и не заметить, как над тобой пролетело семнадцать человек в плетёной гондоле.
За нами летят почти все шары, впереди три. Самый маленький шар вдалеке взлетел с другой точки, до него очень далеко, много километров. Он улетел в другом направлении от нас. Занятно, но в отдалении ветер дул в другую сторону!
Привычные вещи сверху выгядят иначе. Предметы меняют форму и приобретают детализацию. Кажется, что видно каждую травинку, каждый листочек.
Я не помню такого чувства от полёта на параплане. Наверное, свободное парение помогает наблюдательности, расслабляет.
Шар прожорливый — требует три литра газа на минуту полёта. Без порции пламени он быстро опускается, пилот работает горелкой каждые десять-пятнадцать секунд.
Вокруг летали удивлённые моторные собратья. А внизу уже появилось место посадки — светлое пятно справа.
Посадка — самая необычная и самая опасная часть полёта. Шар в небе набирает приличную скорость, около 15 километров в час. Погасить её он не может, нечем. Приходится садиться как есть и тормозить корзиной вместе с пассажирами.
Ощущения специфические. Можно представить, что ты бежишь по полю и падаешь на колени прямо на бегу. Корзина плавно приближается к земле, скошенное поле пролетает в метре под тобой. Позади бегут ребята из наземной службы поддержки, которые предусмотрительно приехали к месту посадки на машине. Аэронавты внутри приседают и держатся за специальные ручки в корзине.
Удар! Корзина сотрясается, теряет пару километров в час, а после взмывает на метр. Еще удар, и еще. Корзину хватает дюжина рук, и она останавливается. Пилот стравливает воздух через верхний клапан. Всё, гравитация взяла своё, и мы снова ходящие, а не летающие.
После посадки нас ждёт эпилог. Подгоняют прицеп, и пилот шара аккуратно сажает корзину прямо в прицеп! Затем воздух стравливают, шар сворачивают обратно в чехол. Огромный шар собирают быстрее, чем я собираю надувной матрац для гостей.
Полёт на воздушном шаре — это приятное приключение. Если бы не пришлось тратить часы на электрички и прочую логистику, то мы с А. были бы совсем счастливы. Впрочем, нам очень понравилось. Полёт на воздушном шаре не с чем сравнивать: это неторопливо, приятно и довольно безопасно. Если у вас будет возможность прокатиться — не упустите свой шанс.
Деньги — это непонятная и неисчислимая штука, как вода. Рубли, фунты стерлингов и прочие доллары не помогают оценить объем денег, словно три кубометра или пятьдесят литров в час. Сто тысяч рублей — это сколько?
Без мерила деньги — это просто ресурс, сущность. Непонятно, зачем их зарабатывать, экономить и тратить. Деньги сами по себе не существуют, они реализуются в приложении к потребностям и мечтам.
Для денег нужна осязаемая единица. Книжка, ужин в ресторане, билет на самолёт до Нью-Йорка, «поршекайен». Важно, чтобы эта единица имела значение для человека. Деньги можно мерять только вещами, на которые их можно потратить.
Важно выбрать денежное мерило по себе. Глупо измерять деньги спичечными коробками или двухкомнатными квартирами в Купчино. Мерило до́лжно прикидывать к каждой трате, к любой сумме денег.
Я, например, частенько измеряю деньги футболками. Знаю, что хорошая футболка стоит примерно две тысячи рублей. Поэтому, когда в ресторане мне приносят счёт на полторы тысячи рублей, я понимаю: «Шиканул, надо поскромнее. Считай, проел футболку».
Для сумм побольше подходят путешествия. Например, среднее путешествие обходится в 50.000 рублей. Обсуждая стоимость проекта, я понимаю, ради чего работаю — на эти деньги смогу отправиться в странствия.
Мерила повышаются с подъемом по пирамиде потребностей. Голодный человек измеряет деньги батонами, сытый — футболками, довольный — путешествиями. Счастливый меряет бизнес-джетами и инвестированными проектами.
Мерило — это нечто, что можно купить без проблем или угрызений совести. Однако мерило также в деньгах, которые сэкономил, чтобы купить что-то потом. Если пить по чашке кофе каждый день и покупать по футболке в неделю, то вряд ли отправишься в путешествие в обозримом будущем.
А чем вы меряете деньги?
Прочитал книгу американской журналистки и писательницы Мэри Блюм о Кристобале Баленсиаге — лучшем модельере первой половины XX века.
Баленсиага — баск и создатель модного дома своего имени. Платье его работы мечтали приобрести самые знаменитые женщины своего времени. На него равнялись самые известные модельеры: от Живанши и Гуччи до Шанель и Диор. Специалисты по моде, редакторы журналов, фотографы и знаменитости признают в Кристобале Баленсиаге короля высокой моды.
В 1936 году на скачках в Лоншане полицейский отказался арестовать приковавшую себя к ограде феминистку на том основании, что «на даме было платье от Молине».
Помимо таланта он отличался скромностью и скрытностью. За десятилетия работы он не дал ни одного интервью, никогда не появлялся на показах. Сохранилось лишь несколько фотографий Баленсиаги. Он работал отстранённо, двери его мастерской были закрыты даже для приближённых. Мастера, которые работали в модном доме десятилетиями, с гордостью рассказывали друг другу и прессе: «Мне повезло один раз увидеть его лично!».
Любимой клиенткой Флоретт была баронесса Ален де Ротшильд, но обслуживала она всех одинаково. В моих с ней беседах она никогда не говорила «Я продала ей платье», это называлось: «я подобрала платье», или «я её одела».
«Просто продавать неинтересно, у нас же не бакалейная лавка. Хорошая vendeuse умеет завоевать доверие клиентки, заслужить её преданность. Мы становились частью их жизни, знали их мужей, детей, их круг общения. Они понимали, что мы хотим, чтобы они выглядели наилучшим образом».
Баленсиагу отличал безукоризненный стиль. Он был эстетом высшей пробы: идеально одевался и одевал, коллекционировал предметы старины в своём эталонно обставленном доме. В ресторане мог несколько раз возвращать жареную рыбу обратно шеф-повару, потому что был недоволен какими-то неуловимыми аспектами её качества.
Балы сменились дневными посиделками. Дэйзи Фелроуз шиковала в строгом черном костюме, в духе времени. Знаменитая шляпница Сюзи, экономя материал, с больших шляп перешла на сеточки для волос. Из страха перед иностранными шпионами говорить по телефону можно было только по-французски. Запретили даже кроссворды — вдруг в них содержится шифр? Богатые парижские кварталы пустели — их обитатели отправлялись на юг, в результате стало труднее достать билеты на поезд первого класса, чем на третьего. А из Нью-Йорка редактор Vogue Одна Вулмен телеграфировала Беттине Баллард: «Напишите статью о том, что надевают элегантные женщины, отправляясь в бомбоубежище». Пике делал костюмы-джерси для парашютистов. Hermes предлагал фасоны кожаных сумок для противогазов и спальных мешков из тонкой шерсти. Скиапарелли утепляла карманы платьев, чтобы не мёрзнуть, стоя в очереди, а лучшее бомбоубежище располагалось в отеле «Ритц», с его одеялами на меху.
Писать книгу о таком человеке было непросто. Баленсиага закрыл свой модный дом в семидесятых, и вскоре умер. Он не оставил после себя дневников, поэтому Мэри Блюм пришлось собирать информацию о модельере буквально по крупицам. Она беседовала с его девяностолетними помощницами, изучала подшивки модных журналов, интервьюировала других кутюрье.
«Я считала что толстовата в бедрах, и однажды на примерке хлопнулась в обморок. Месье Баленсиага спросил, в чём дело. Я объяснила, что сижу на диете, и он сказал: «Даниэль, это не вы должны худеть, это я должен одеть вас так, чтобы вы выглядели худой». Там поблизости был ресторан «Реле де л’Альма», и он заказал мне бифштекс с жареной картошкой, и вместе с месье Эспарсой стоял надо мной и смотрел, чтобы я съела всё до кусочка.
У Мэри Блюм получилась небольшая, насыщенная книга. В ней помимо моды отражена история французского общества между войнами и после, в счастливые шестидесятые. Я прочитал двести страниц книги сразу и с большим удовольствием. Отлично рассказанная история: о кутюрье-перфекционисте, который царствовал в высокой моде безраздельно.
Обычно он выглядел значительно — в строгом тёмном костюме, иногда с бабочкой. Живанши полагает, что вещи его были сделаны в Испании. «Я тогда одежду себе заказывал в Лондоне, у Хантсмена, и вид мой мне чрезвычайно нравился. Отправляясь к нему обедать, я, естественно, надевал моё последнее изобретение от Хантсмена. Кристобаль обычно одобрял материал, но рукава! — примириться с ними он не мог. И после обеда усаживался на табуретку, просил дворецкого принести ножницы и вспарывал рукава. Однажды это был пиджак из верблюжьей шерсти, в другой раз — пальто из такой же ткани. Он сказал, что при моём высоком росте я не должен носить пальто без хлястика. Он вспорол подкладку, чтобы узнать, достаточно ли ткани в подшивке, и пошло-поехало. Работа закипела. В результате домой я ушёл в плаще. После его смерти Жерар, его секретарь, позвонил мне по телефону. Сказал, что в кабинете нашёл четыре костюма, и, судя по размеру, они были мои. Я получил эти вещи с рукавами, приколотыми булавками и вспоротой полой пальто. В этом был весь Кристобаль».
Человек усложняется со временем. Он читает, путешествует, общается с людьми. Всё это накладывает отпечаток, меняет отношение к жизни. Я представляю себе оптический прибор, в который каждый год добавляют новую линзу. Спустя полвека через него мир видно иначе, чем в детстве. У человека появляется жизненный опыт — драгоценная субстанция.
У многих людей нет жизненного опыта. Он есть, но пассивный, который сам по себе образуется при старении. Можно представить себе дом, который построил из того, что нашёл под ногами.
Каждая новая книга, лекция, поездка, статья, конференция, музыкальная пластинка, каждое новое непривычное дело увеличивают жизненный опыт. Это неизбежный и неконтролируемый процесс. Мы отщипываем от всего, что нам нравится, и добавляем в себя. Так, взрослея, человек превращается в сумму всего, что он любил в жизни.
Богатый жизненный опыт проявляется не только в интересных историях или постах в блоге. Он влияет на всё, что делает человек. Опытный дизайнер, продавец в магазине, пилот самолёта или редактор делают работу иначе, чем неопытный. Дело даже не в непосредственных профессиональных умениях, отточенных практикой. Жизненный опыт даёт особую философию, особое отношение к делу. Опытный человек устойчив к критике, он иначе воспринимает неудачи, видит больше возможностей для развития. У него в голове — набор инструментов, которые он утащил из кучи мест. Плохо воровать, но он и сам не знал, что ворует.
Когда про человека говорят, что он хорош в постели, то не имеют в виду скорость движений ягодиц или идеальные ореолы сосков. Имеют в виду какую-то особую магию: блеск в глазах, чувство юмора, мимику, и что-то еще, что нельзя описать словами. Всему этому нельзя научиться на курсах, до этого можно только дожить, дорасти со временем.
⌘ ⌘ ⌘
Есть способы упорядочить жизненный багаж. Но если багажа нет, то и упорядочивать нечего. Так и с текстом, с редактурой. Есть информационный стиль, однако он не поможет человеку без жизненного опыта. От осины не родятся апельсины.
Вот, например, выпуск рассылки «Мегаплана» про умение слушать.
Это хороший текст. Он хорошо структурирован, все стоп-слова на коротком поводке. Писатель управляет вниманием читателя. Но я не верю этой статье. Не чувствую в авторе достаточного жизненного опыта, чтобы учить меня. Почему я должен его слушать?
Если у автора не хватает жизненного опыта, читатель это почувствует. В таком случае лучше опираться на чужой (например, на книгу).
А вот — эссе Марии Степановой о феномене Владимира Высоцкого.
Это пятнадцать минут концентрированного читательского мучения. Полотно текста, жидко разбавленного выносными блоками цитат. Внутри — какой-то неведомый механизм из букв, он шевелится, дышит и живёт своей жизнью. Эту статью нельзя осознать с первого раза, только с пятой попытки еле-еле начинаешь понимать, о чём тут написано.
Однако это прекрасный текст, он как горький швейцарский шоколад. Он написан жизненноопытным автором для жизненноопытного читателя. Автор даже не думал его упрощать и редактировать, потому что здесь это не нужно.
⌘ ⌘ ⌘
Информационный стиль — это прекрасная штука. С его помощью любой человек создаст лаконичный текст, который покажет пользу и не отвлечёт. Однако в инфостиле редактор с жизненным опытом напишет текст лучше, чем редактор без оного. Так же с дизайнером, журналистом, пиарщиком, да и вообще любым человеком и в любом деле.
Если хотите делать свою работу хорошо — развивайтесь как человек. Читайте, путешествуйте, смотрите и слушайте больше всего разного. Не стесняйтесь знакомиться с новыми людьми, даже с теми, кто кажется неинтересными.
Паустовский был прав:
Когда бродишь, — растёшь стремительно, и всё, что видел, откладывается даже на внешности. Людей, которые много ездили, я узнаю из тысячи. Скитания очищают, переплетают встречи, века, книги и любовь.
Прочитал толстую книгу воспоминаний советского поэта Давида Самойлова.
Давид Самойлов — не слишком известный поэт. Его стихи не учат в школе, они не звучат в кинофильмах. Большинству людей, увлекающихся поэзией, фамилия Самойлов скажет немного. Скажем так, он играл в премьер-лиге, иногда оказываясь во втором дивизионе. Однако «Памятные записки» интересны не как отпечаток его таланта и славы.
«Памятные записки» — это книга о эпохе. В ней, как в кинохронике, мелькают довоенные высокоморальные юноши, студенты знаменитого ИФЛИ, тяжелые фронтовые будни, послевоенный писательский мир: от Пастернака и Цветаевой до Слуцкого и Заболоцкого. Давид Самойлов много видел, много читал, многих знает. Ему было что рассказать, и он рассказал.
У поэта получилась отличная проза. Слог Самойлова лёгкий, но упорный. Он не стесняется назвать негодяя негодяем, равно как не отказывает себе в заслугах. Чувствуется, что книгу он писал для себя, подводя итог своей долгой жизни. «Памятные записки» стали его magnum opus, он работал над ними до самой смерти.
Книга была бы совсем хороша, если бы не утомительные и малопонятные мне размышления о политике, обществе, истории. В этих страницах я увязал вниманием, и, каюсь, нередко их перелистывал. Впрочем, это можно списать на мою неподготовленность как читателя.
В последнее время замечаю за собой, что всё больше и больше читаю мемуаров, больше, чем книг любых других жанров. И «Памятные записки» мне понравились — ставлю их в высшую лигу.
Еще выписал из «Записок» свои записки. Эти кусочки текста понравились мне особенно, и поэтому делюсь.
⌘ ⌘ ⌘
Но были у деда и свои звездные часы — весна и конец лета, время очередных и вступительных экзаменов в Институт инженеров транспорта.
Как старый боевой конь, услышавший сигнал, дед в эти дни с самого раннего утра был взволнован. С теткой не переругивался, деловито собирался и торопливо уходил. Он шел в Инженерный сад.
Тут он располагался на скамейке с ликующей уверенностью в удаче. И действительно, долго ждать не приходилось. Кто-нибудь из студентов садился рядом. Дед начинал беседу. И скоро выяснялось, что некий замечательный старец готов консультировать каждого желающего по любому вопросу грамматики на любом языке.
Вокруг деда собирались студенты. Он расцветал, спрягая неправильные глаголы, был неутомим и никогда не отвлекался.
После обеда, до темноты, он тоже сидел в саду. И его уже там знали и вспоминали с прошлого года. И так до конца экзаменов. Студенты разъезжались. Дед возвращался домой. Ему, наверное, бывало грустно. Но он не был человеком чувства. Получив свое удовольствие от жизни, он ожидал следующего
⌘ ⌘ ⌘
Володька — аристократ. Он изысканно вежлив и немногословен. Всегда элегантно и чисто одет. В его тонком лице есть оттенок мечтательности. Он нервен, как породистая лошадь. Иногда вдруг лицо его каменеет, зеленоватые глаза становятся узкими и в них двумя лезвиями промелькивает жестокость. Становится страшно и неудобно. Но это на мгновение. В лице его вновь сдержанная доброжелательность аристократа. Он вежливо здоровается с жильцами, которые торопливо и заискивающе с ним раскланиваются и спешат пробежать мимо. На сквере Володька не сидит. Он полдня стоит у подъезда, видимо, забавляясь впечатлением, которое производит на всех.
Со мной он дружествен, и я не смею отказаться от беседы с ним. Он обычно спрашивает, читал ли я такую-то книгу. И советует:
— Прочти.
Однажды он приходит к отцу по медицинскому делу. На самом деле изучает расположение вещей в нашей квартире. И этим же летом по узкому карнизу шестого этажа через открытое окно залезает к нам и уносит одежду и столовое серебро.
⌘ ⌘ ⌘
Часто бывал у Надежды Николаевны, а порой и живал в нашей квартире поэт Иван Рукавишников. О нем слышал я, что, пьяный, укладываясь спать на полу, всегда просил себе под голову подложить Данте, чтобы снились высокие сны.
⌘ ⌘ ⌘
«Комсомолия» печатала серьезные критические статьи, рассказы, стихи, репортажи, обзоры, интервью с известными писателями. Настоящая была газета, только в единственном экземпляре. Читали ее с огромным интересом, многое выучивали наизусть. Газета делалась с размахом. Длина ее была несколько шагов. А в один праздничный день насчитал я двадцать два шага. Газета не помещалась на одной стене, а шла округ коридора, заворачиваясь два раза.
⌘ ⌘ ⌘
Я написал несколько пародий. Одна была на романтический стиль тогдашнего Наровчатова и называлась «Охота на зайца»:
Был холод такой, что даже ром
Приходилось рубить топором.
Еще написал я две пародии на наших переводчиков. Помню одну строфу из «Лорелеи»:
Воздух чист и темнеет.
И тихо течет Райн.
Вершины гор светлеют
Ин абендзонненшайн.
И начало «Лесного царя» Гёте:
Кто скачет, кто мчится ночным путем?
Это папа с своим дитем.
⌘ ⌘ ⌘
В пророческом свойстве поэзии нет ничего туманного. Поэт — ясновидец, если он ощущает точность времени. Тогда в слове — судьба. Легенды живут по-своему, все отдаляясь от реального сюжета. В них патетика побеждает трагедию. Наверное, так нужно. Ведь легенда — людское творение, а в ранней смерти торжествует нелюдимое.
⌘ ⌘ ⌘
Анекдот из жизни Кульчицкого в ту пору рассказал мне Наровчатов после войны. Будто однажды Кульчицкий пришел к своей приятельнице Генриэтте Миловидовой и подарил ей шкурку азиатского тушканчика. Генриэтта, не привыкшая к подаркам, была растрогана и горда. И вскоре сделала из меха муфту. С этой муфтой она явилась на лекцию профессора Леонида Ивановича Тимофеева и выложила ее на стол, чтобы все могли полюбоваться ценной вещью.
Во время лекции Леонид Иванович Тимофеев, не отрываясь, смотрел на муфту. А в перерыве подозвал Генриэтту и спросил, что это за мех.
— Азиатский тушканчик, — гордо ответила девушка.
— Это мой кот, — горестно сказал профессор.
⌘ ⌘ ⌘
Слуцкий нравился женскому полу. Его неженатое положение внушало надежды. Опять-таки в шутку мы составили список 24-х его официальных невест. При всей внешней лихости с женщинами он был робок и греховодником так и не стал. Несмотря на все свои преимущества и на огромное количество послевоенных непристроенных девиц. Непосягательство Слуцкого вызывало толки, нелестные для его мужества, исходившие, главным образом, от разочарованных невест. Объясняется оно, на мой взгляд, чрезвычайной щепетильностью Слуцкого и старомодным уже понятием о нравственности, а отчасти тщеславной заботой о репутации лихого во всех делах майора, которая, вероятно, была бы поколеблена, если бы перед какой-либо особой женского пола вдруг открылась его юношеская робость, чистота и отсутствие мужского опыта.
⌘ ⌘ ⌘
Дней через десять я был под Вязьмой, неподалеку от станции Издешково. И то, что началось таинственно и возбуждающе — ночным звонком из райкома комсомола, — оказалось строительством укрепленного рубежа: противотанковых рвов, эскарпов и контрэскарпов. «Синий платочек» — Л. тоже была рядом. В нашем же отряде находилась и вторая моя любовь — В.
К счастью, у меня открылась малярия — через день трепала лихорадка с сорокаградусной температурой. Я ослабел и не имел энергии выяснять отношения. Годен я был лишь на то, чтобы в свободные от лихорадки дни ездить на базу за продуктами для отряда. Я запрягал старую кобылу имени которой не знал, и возил хлеб, масло и крупу, иногда подвергаясь пулеметному обстрелу немецкого самолета, стрелявшего лениво и неприцельно.
Почему-то было решено, что в женской роте, размещавшейся в большом сенном сарае, мне болеть лучше, и я, переселившись в этот сарай из мужского, дрожал ослабевшим телом и горел, лежа между Л. и В. Таким образом замысловатый треугольник превратился в три параллельные линии. И я не знал толком, кого люблю.
⌘ ⌘ ⌘
Едва приставали волжские суда, как к непрочным трапам кидались ошалевшие толпы и, толкаясь и роняя в воду мешки, баулы и чемоданы, с муравьиным упорством лезли на палубу, забивали каюты, трюмы, салоны, утеснялись — с ором, с матом, с воплями, с детским плачем; и еще лезли, и еще утрамбовывались, пока не снимались сходни и не отчаливал пароход, — и тогда орали с палубы на пристань и с пристани на палубу разлученные, потерявшие друг друга жены, бабки, дети.
И уже внутри парохода продолжались сутолока и утрясение, и поиски уборной, и поиски воды, и плач разлученных, и смерть стариков и детей, и поиски врача, и устройство, и протягивание ног, и подстраивание тюка под голову, и временная благость покоя, и знакомство с соседями, и оборонительные союзы, и внезапные и ожесточенные ссоры, и острая ненависть, и хватание за грудки.
И тяжелый горестный запах бегства, и вонь гальюна, и медленное прохождение волжских берегов мимо парохода. И опять чья-то смерть в трюме, и ночное причитание женщины. И раздача чаю, и запасливое чавканье. Все это затихало к середине ночи.
⌘ ⌘ ⌘
Катта-Курганское училище называлось Гомельским военно-пехотным. Готовило оно младших офицеров для войны где-нибудь в пустынях Ближнего Востока. Попал же я через несколько месяцев на самый мокрый фронт — Волховский, в горнострелковую бригаду, однако сидевшую по горло в воде.
Именно с тех пор я на практике начал изучение вопроса о несоответствии названия и содержания. Кажущийся необычайно простым, этот вопрос является глубокой и важной проблемой. В сущности, качество ума обнаруживается в умении преодолеть несоответствие между названием и содержанием и раз и навсегда определить, что не в названии дело, и выработать нечто вроде здорового скептицизма по отношению к названиям. Мы так часто путаем название с сутью, что боремся не против сути, а против названия или ожесточенно защищаем название, а не суть. Это черта идеологического общества.
⌘ ⌘ ⌘
После Москвы эшелон набрал скорость. И на пятнадцатый день с начала пути мы прибыли в Тихвин.
Утром, вблизи рельс, варили концентраты. А потом нас вывели за станцию, в лесок.
Там, в четырехстах метрах от станционных построек, было поле сражения. Почему — поле? Это в старину выходили на поле. Перед нами был лес боя, болото сражения.
Припахивало неубранным немецким трупом. Зияли воронки, куда медленно нацеживалась вода. Валялись каски, патроны, гранаты. Приехали. Чувствую: тепло уходит…
⌘ ⌘ ⌘
Тянулась длинная голодная осень. Потом подмерзли болота. Мы с Семеном часто стояли ночью на посту и, поскольку противник не собирался наступать, только изредка поглядывали в заборную амбразурку и беседовали вполголоса о своих делах. Из московской жизни, о которой я рассказывал, Семена больше всего интересовал зоопарк. И я, с детства помня Брема, сообщал Семену сведения о жизни слонов, крокодилов и зебр.
Когда оборону прикрыло снегом, а нам выдали валенки, все приняло вид еще более деревенский, и наша жизнь текла размеренно, действительно как в старинном острожке на граничном краю земли. Еще затемно, перед рассветом, приезжала кухня, — издалека по морозцу было слышно, как скрипят полозья саней и ругается Васька-повар. Старшина приносил сухари, махорку и сахар, отмерял гильзой от противотанкового ружья водку.
На той стороне у немцев гремело по настилу, тоже ехала полевая кухня. Потом чистили винтовки, пулемет, расчищали траншейки в сугробах. В обед приходил почтарь, приносил газеты и письма. Письма перечитывались про себя и вслух. Сменялись дневные посты, заходил замполит роты. Порой — кто-нибудь из соседней — узнать новости.
Дни были короткие. Часа в четыре смеркалось. Батальонный связной приносил ночной пропуск: пароль и отзыв. Время днем отмерялось по тлеющему тряпичному жгуту, сколько сгорит. Ночью — по звездам. Перед нами, над обороной, стояло семизвездье, называвшееся Качиги. Когда Качиги заходили за березу, росшую рядом с дзотом, была полночь. Приходил комбат или ротный со связным — проверять посты. Мимо нас в белых маскхалатах разведчики уходили на нейтральную полосу. Под утро возвращались.
⌘ ⌘ ⌘
Я к тому времени хорошо изучил солдатский письмовник и слыл в батальоне неслыханным мастером сочинять письма.
Семен, уходя на пост или по какому-нибудь делу, часто поручал мне написать письмо. И, не прочитавши написанного, отсылал домой.
— Да чего читать, — говаривал он. — Ты грамотный, знаешь, как написать.
Постоянно обращался ко мне молодой Анисько с просьбой ответить «заочницам», которых было у него несколько штук. Всем он писал, что одинок, семью потерял и готов предложить сердце тыловой подруге, если та пришлет свое фото и проявит желание полюбить молодого солдата Анисько.
Письма «заочниц» обычно читались вслух. Аниськины друзья посмеивались над простодушием тыловых девиц и обсуждали сравнительные достоинства их фотографий.
«Сынок, — писала солдату Анисько женщина, приславшая новогоднюю посылку, — ты мне о любви пишешь, а мне уж пошел седьмой десяток…» После этого Анисько сперва прочитывал письма сам.
⌘ ⌘ ⌘
Официальной моей девушкой числилась Валя Тархова, хорошенькая секретарша из госпитальной канцелярии. Помню до сегодня ее матерчатые туфельки. Она была так опрятна, что только сейчас я понимаю, как бедно была одета. И оттого сжимается сердце.
⌘ ⌘ ⌘
Для разработки пальцев раненой руки мне принесли беззвучную клавиатуру. Играть на ней было скучно. В Красном уголке стояло старенькое фортепиано. Я приходил туда и подолгу барабанил военные песни и немыслимые импровизации. Оттого слыл музыкантом. Срослов благоговейно сидел у меня за плечом, допуская в храм искусства только избранных. Среди них присутствовали безногий узбечонок Ахмедка и малый со множественным ранением всего тела. Он был загипсован от пупка до шеи, руки разведены в жесте парковой статуи и откликался на прозвище Статуй.
Узбечонок нам был нужен. Палату безногих не проверяли после отбоя. Я перетаскивал Ахмедку к себе на койку. Дежурный врач ощупывал Ахмедку, спавшего за меня. Расплачивался компотом.
⌘ ⌘ ⌘
Валить лес — работа тяжелая, но здоровая. С рассвета до трех-четырех дня мы валили березы и елки, обрубали ветки, крыжевали стволы и таскали на плечах двухметровые поленья километра за полтора к реке. Жгли сучья. От больших костров стлался трехслойный дым — белый, черный и зеленоватый.
Потом отдыхали, варили обед в котелках. На троих — два котелка. Моими сотрапезниками были Сашка Лебедкин, паренек с Ветлуги, природный лесовик, и Ванька Козырев, толстый прожорливый увалень, по военной профессии — санинструктор. У Ваньки ложка была величиной с черпак. И поскольку хлебали мы по очереди — ложку я, ложку Сашка, ложку он, — то добрую половину котелка выхлебывал Ванька; особенно жалко было, когда дело доходило до гущи. Сашка однажды выкрал Ванькину ложку и подстрогал ее до нормальных размеров. Ванька в обед достал ложку, поглядел, огорчился. Но смолчал.
⌘ ⌘ ⌘
Принимали в разведчики так: в барабане нагана оставляли одну пулю. Крутанув барабан, прикладывали наган к виску и нажимали на крючок. Так все по очереди. Только новичок не знал, что в барабане заложена стреляная гильза. Шутка казалась необычайно остроумной всем разведчикам. Когда, бледный, я спустил курок, все захохотали.
⌘ ⌘ ⌘
Они славно воевали, ибо были в том возрасте, когда и отвагу, и страх можно одинаково воспитать в человеке.
⌘ ⌘ ⌘
На шоссе Радом — Опочно десятки разбитых немецких машин, штабных, грузовых, легковых. Кровавые мерзлые тряпки. В кюветах и рядом, на поле, валяются обезображенные трупы с задранными к небу головами и окровавленными лицами. Здесь работали наши танки. Все поля вокруг покрыты белыми шевелящимися листами бумаги. Откуда столько бумаги?
⌘ ⌘ ⌘
Приходят сдаваться немцы, группами и поодиночке. Маленький лысоватый курчавый немец, давно не мытый, с гноящимися глазами. Он сдался от голоду, его обыскали. Он попросил, чтобы оставили фото жены. Ему отдали фото.
Партизанский мальчик Ванька Радзевский вызвался конвоировать этого немца до сарая, где содержались другие пленные. Он отвел его на несколько шагов и пристрелил.
⌘ ⌘ ⌘
Я подумывал, где бы достать еще перевод, и тут как раз пришел Борис Слуцкий. Ему дали китайскую поэму вполне юбилейного содержания. Перевести ее надо было за два дня.
Молодым поэтам всегда дают работу самую срочную, и они ее берут — отчасти потому, что терять им нечего, а еще потому, что не читали сборников «Мастерство перевода», где подробно доказывается, какое трудное и безнадежное это дело — художественный перевод.
Китайскую поэму мы разделили пополам и разошлись, полные творческого рвения. О чём мы не догадывались, — договориться о размере. Поэтому через два дня выяснилось, что Слуцкий перевел свою долю задумчивым амфибрахием, а я бодрым хореем.
Переводить заново не было ни времени, ни художественного смысла.
Подумав, мы приняли мудрое решение: перед амфибрахием поставили римскую цифру I, а перед хореем — II. Поэма состояла как бы из двух частей. Она не была шедевром даже в подстрочнике, потому критика ее обошла и никто, включая редактора, не заметил самовольного разделения поэмы. Этот второй мой перевод тоже был напечатан.
⌘ ⌘ ⌘
Сергей Наровчатов присылал мне стихи Глазкова, в том числе вот эти:
Я бродил по зоопарку,
Сунул палку в клетку с львом.
Лев набросился на палку.
В озлобленье мировом.
Он изгрыз ее на части
В дикой ярости глупца.
В том и есть людское счастье,
Что у палки два конца.
⌘ ⌘ ⌘
Играли в рифмы. У него мгновенная реакция. Нас с Мартыновым он забивал. Слова исторгались из него без затруднения. Сочинял скороговорки для театральных училищ, для дикции, на темы французской литературы.
— Бодлер побрел в бордель и пободрел.
— Флобер нашел пробел и оробел.
— Мопассан нассал на мопса.
Писал о любви. Был беден душой.
⌘ ⌘ ⌘
Весь тираж ее был в зеленой обложке, которая Ахматовой не понравилась («зеленая, как лягушка»), и ей штук сто сделали в черном переплете. Одну из этих книжек она и подарила мне с приведенной надписью.
На другое утро — телефонный звонок Ахматовой. Без предисловия сказала:
— Там есть один лишний мягкий знак. Уничтожьте его.
⌘ ⌘ ⌘
Первое воспоминание — облик, второе — слова и поступки. Но все это отрывочно, разбросанно, и с чем-то перемешано, и принадлежит тебе одному, как дневник, пока не сложится в третье воспоминание — воспоминание о нравственном значении личности. И тогда внешние черты, слова и поступки, как стальные опилки в магнитном поле, вдруг расположатся по силовым линиям в некий чертеж. И тогда же вдруг обнаружится бедность первого и второго воспоминаний. Потому что они принадлежат лишь тебе одному, как дневник. А там, в силовом поле, другие совсем единицы измерения — масштабы общественные. И твои дневниковые воспоминания — лишь крупицы, обозначающие очертания чего-то более важного, того, что сразу и не прояснишь для себя, потому что память накапливает непроизвольно и случайно. А если с самого начала — произвольно и предвзято, то такому дневнику не хочется верить…
⌘ ⌘ ⌘
Я на фронте думал порой, что такое смелость. Иногда казалось, что это фатализм, иногда — безумная отрешенность от смерти. А сейчас мне кажется, что смелость — это умение быть самим собой во всяких обстоятельствах.
⌘ ⌘ ⌘
Русский читатель всегда, в сущности, ищет в литературе ответа на этот трудный вопрос. И современная литература либо вовсе на него не отвечает, зная только, как не надо жить, как надо — не ведая, либо же дает такие ложные ответы, что жить по ним вовсе невозможно.
⌘ ⌘ ⌘
Отталкивание от среды — исконная ситуация. Это история таланта. Наблюдая разворачивание таланта, мы с увлечением следим, как «из этого» получается «не это».
Но отталкивание от среды — это в новое время и история личности, а потом, как снежный ком нарастая, и история целых сословий. Из отталкивания рождается распадение среды.
⌘ ⌘ ⌘
Вкус — это способность соизмерения своих пристрастий и антипатий, своей манеры видеть — с посторонним взглядом. Вкус — часть ума и сродни чувству юмора.
⌘ ⌘ ⌘
Бороться со злом можно только стойкостью против зла, неподверженностью злу, вытравливанием его из себя.
Бороться со злом можно только созданием атмосферы, где зло задыхается, где не может существовать.
Один на один со злом не поборешься, потому что оно множественно. Добро может существовать как единичная личность. Зло возможно только как коллективное проявление, ибо у зла нет своей воли, а только воля множественная. Стойкость против зла разбивает это множество, лишает его воли.
⌘ ⌘ ⌘
Заблуждение о том, что сытость ведет к безнравственности, сытые поддерживают в голодных.
⌘ ⌘ ⌘
В сущности, у нас нет истинного метода исследования действительности. Истинным методом я называю такой, который на основании знания о настоящем дает знание о будущем. У нас же нет и желания познать настоящее.
⌘ ⌘ ⌘
Ищущим призвания скажу кратко: производить мысли и распространять их.
