Значит, это была фрименка. Он на мгновение отвлекся от размышлений, чтобы с помощью мнемонического приема запомнить лицо: сморщенное, как чернослив, темно-коричневое обветренное лицо; глаза – синее на синем. К этому образу он прикрепил бирку: Шэдаут Мэйпс.

— Френк Герберт, «Дюна»

Много-много лет назад, когда я первый раз читал роман Френка Герберта «Дюна», меня сильнее всего удивили не песчаные черви — шай-хулуды, не голубоглазые фримены и не злобные сардукары, а вот этот небольшой абзац текста, в котором описывается способность Пауля Атрейдиса легко и непринужденно запоминать имена и лица встретившихся ему людей. Все дело в том, что я никак не могу научится этому необходимому, но дьявольски сложному искусству.

Я все время путаю имена и забываю внешность, причем на уровне какой-то непонятной дислексии. Елена Владимировна легко превращается в Евгению Владиславовну, Артём — в Андрея, Александра или Алексея (порой в них троих попеременно). Природа забыла в хитросплетении моей памяти маленький рандомайзер — с ее стороны это было бы отличной первоапрельской шуткой, да только родился я в июле.

Прошлой зимой мы с Аней собрались на пару дней в Москву, в гости к ее родственникам. Перед этой поездкой она вручила мне конверт, в котором лежало полдюжины фотографий с подписями: небритый мужчина — «Олег», женщина средних лет — «Иришка», девушка лет шестнадцати — «Катя», большой вороной конь — «Гефест» (я не шучу). Я перекладывал эти карточки в поезде и вагоне метро, чувствуя себя шпионом. Только этим и спасался.

Честное слово, я не знаю что делать, когда со мной знакомится сразу несколько человек. С вероятностью в 146% я забуду или перепутаю их имена. Единственный вариант избежать этого — заучивание имен про себя, словно тибетские мантры. При этом я полностью теряю нить разговора и становлюсь похожим на еврея-ортодокса. В последнее время стал записывать имена на листочках. Надо будет купить полароид и делать мгновенное фото (без обезьянки).

Хармс говорил: — Телефон у меня простой — 32-08.
Запоминается легко: тридцать два зуба и восемь пальцев.

— Сергей Довлатов, «Соло на ундервуде»

Кстати, о цифрах. Их я тоже запоминаю просто отвратительно. Свой номер телефона я учил примерно три года, все это время он был записан в адресной книге и назывался интересующему прямо из нее. Моя память способна сохранить только однозначное число, и то достаточно недолго. Двузначное — «Ооо, нееет, даже не думай!». В лучшем случае память поменяет составные числа местами, в худшем — подключится рандомайзер из памяти на имена и лица. Я до совершеннолетия путал номер дома и номер квартиры. До сих пор мне становится худо, когда я представляю кучу корреспонденции, которая пришла не туда, куда надо.

Самое страшное — с пин-кодом кредитной карточки. С одной стороны, долго тупить у банкомата неудобно, сзади очередь и все такое. С другой стороны, попыток всего три. Поэтому я запоминаю свой пин-код графически, вот так (4679):

Одним словом, почувствуй себя Зорро. Однако эта смелая графическая система рушится как подкошенная, стоит только создателям банкомата развернуть клавиатуру вверх ногами (ноль оказывается вверху, а ряд 1-2-3 — внизу). В такие моменты мне хочется плакать.

Одним словом, часть моей жизни, связанная с запоминанием имен, лиц и номеров — это сложный клубок мнемонических правил, зубрежки и постоянных ошибок. Если у вас с этим нет проблем — поздравляю, вы счастливчики и я вам завидую. Если вы меня понимаете как художник — художника — поделитесь в комментариях своими советами и секретами, буду рад.