Я умею косить, могу сложить кусочек печи, умею пить парное молоко из бидона, ловлю рыбу на спиннинг и донку, говорю фразы вроде «На супротив сдобляйтесь, не задоля!», но не смогу поставить палатку, и умру туристическим дураком. Избавляться от этого решили путешествием в Финляндию вместе с А., Н., и У. Н. и У. — знатоки кемпингов и любители природы, питерские интеллигенты и дизайнеры, наши славные друзья.

Я предвкушал эту поездку. Представлял, как стою и смотрю на величественные сосны, задираю голову так далеко, что теряю устойчивость и падаю на шишки. Представлял, что буду голый по пояс рубить дрова и класть сруб палатки, а мои спутники будут смотреть на меня с восторгом и завистью, сжавшись и согревая друг друга. За неделю до поездки Н. предупреждал, что нам потребуются все шерстяные носки и шапочка для сна. Эта шапочка стала для нас с А. маленьким мемом, мы и до сих пор её вспоминаем.

От Питера до Финляндии примерно два часа по трассе «Скандинавия», где я впервые в жизни увидел двойной обгон по встречной полосе (Н. уверяет, что бывает еще тройной, когда третий лишний обгоняет по обочине противоположной стороны дороги). Пара пограничных постов, и еще два часа направо и наверх, в край озёр, лесов и ароматных костров.

Палатку оказалось ставить проще, чем мы думали. Даже удивительно, как из тряпочек, палочек и колышков появляется настоящий дом, с крыльцом на молниях, полочками-кармашками внутри. Однокомнатная лесная спальня на надувных матрацах. Принимая работу, Н. ходил вокруг нашей палатки и цокал языком: что-то где-то прилипало, и это грозило затоплением в случае дождя. Мы с А. застегнули два спальника в один двухспальник, сон был приятный и короткий, но без сновидений. На вторую ночь пошёл дождь и Н. оказался прав. Меня будили капли, они прорвались через двойную непромокаемую защиту и падали на ладонь.

Финны обстоятельны и спокойны, прямо как в дурацких анекдотах. Кажется, что их спокойствие выточено из базальта, который встречается здесь повсеместно. Если японцы изо всех сил стараются быть спокойными и не терять лица, то финны просто не могут проявить эмоции. Они гладкие и ровные словно шлифованный сосновый брус. И такие же эмоционально гибкие.

Больше всего в кемпинге мы боимся других русских. Кажется, что они начнут буянить, водить хороводы, лезть на рожон, роняя бутылки и матную речь. Но происходит удивительное: соотечественники ведут себя тихо, и отличаются от финнов только языком и пугливостью. Еще они по привычке занимают на кухне один стол из двух, раскладывая на нём коллекцию колбас, батонов и соли в спичечных коробках.

В первое утро скандинавские боги подарили нам землянику. Она росла прямо вдоль автомобильной дороги, и мы ползали по обочине, не веря своему счастью. Крупная, ароматная, спелая, и даже не такая кисловатая, как обычно. Собирали её в ладони, но быстро закидывали добычу в рот, освобождая руки для новых урожаев. Городские пижоны на лесном выпасе, мы спорили о бесплатном образовании и налоговых системах, размахивая руками, красными от ягодного сока.

Сидя посреди северной природы, понимаешь — в масштабах времени ты тут на минутку. Разжег костёр, щёлкнул затвором фотоаппарата, походил туда-сюда, окунулся в ледяную воду (если осмелишься), вот и всё. Человеческая жизнь чуть длиннее полярного дня. Если повезёт, то привезёшь сюда своего сына, а там и всё, жизнь твоя закончилась. А лес, озеро и этот камень вечны.

Главное различие финнов и их соседей, жителей Ленинградской области, заключено в отношении к природе. Для финнов лес — это базис, фундамент жизни, корневой слой. Природа всегда рядом, она между городскими домами, между дорогами и мостами. Для россиян лес представляется скорее чужой и враждебной средой, из которой удалось вырваться в колонии-города. Мы не чувствуем родства, тонкие ниточки природного чутья истончились или вовсе порвались. Поэтому бросить бутылку в лес кажется обычным делом.

В супермаркете надо покупать скрипучий сыр с пятнышками, чёрное молоко, крашеное активированным углём, и ржаные краюшки. Еще следует запастись сосисками — для того, чтобы они шкворчали на костре. Пару коробок молока, ванильный творог, помидоры и прочие огурцы. Само по себе набирается два плотных пакета. Напоследок довольный Н. приносит вино и сидр. Его продают в специальном магазине «Алко», где всё в два раза дороже и так удвоенных цен.

На заправке видим знаменитых финских готов. Они выглядят одновременно брутально и мило. Кажется, утром гот качает белокурую дочурку на татуированных руках, а затем едет на работу. Работает он воспитателем в детском саду, смотрителем в музее или, на худой конец, лесником. Я думаю об этом и отвлекаюсь, а готы сбиваются в кучу и делают коллективное сэлфи.

Кажется, что Финляндию обходят стороной все напасти. Железо не ест ржавчина. Комары летают просто так, не кусают. Клещи целуют ногу и уползают прочь. Неслыханное дело: Н. полощет картошку для варки прямо в озере, возле которого стоят наши палатки. Я черпаю ладонью эту воду и пью смело. Невероятное ощущение, друзья. Словно ты всю жизнь сидел на таблетках, а оказалось, что их можно и не пить. Или запивать не тем, чем обычно.

В Финляндию надо приезжать, когда твой сын только-только заканчивает школу. Тогда ты пристроишь его в университет, а сам купишь домик на берегу какого-нибудь Мииккалахти, будешь ловить форель и косить газон. Собаку заведёшь, акиту какую-нибудь, будешь ездить на пикапе в «Призму» за продуктами, и останавливаться на абисишечке, чтобы поесть картошки с мясом. На ногах у тебя будут резиновые сапоги, а в кармане — билет на Самуи, Финнэйром.

Кажется, мы совсем запутались в финских просёлочных дорогах. У. держит в руке навигатор — он упорно ведёт нас по заросшей тропинке между сосен. Уже закончились последние дома, обшитые узкой доской и покрашенные в красное. Очередная развилка, возле которой булыжник и фигура бобра, наспех выпиленная бензопилой. Мы делаем еще несколько поворотов, и упираемся в шлагбаум. На табличке написано: «Внимание! Военная территория! Под страхом наказания!». А. тщетно ищет в лесу землянику, я фотографирую её и меняю катушку плёнки. Мы печально разворачиваемся.

Финская архитектура скользит между вуаристичной открытостью и защищенностью термоядерного убежища. «Смотрите, у меня на двухэтажных окнах нет штор, но зато на заднем дворе столько дров, что хватит и внукам!». Н. говорит, что финские сараи заполнены различной техникой: комбайнами, лодочными моторами, мотоциклами, квадроциклами. «И квадрокоптерами!» — добавляет У.

Обычно лес кривой и невысокий, он растёт из бурого подлеска, мхов и мокрых каменных валунов. Он густо насечён морщинами просёлочных дорог, которые иногда раскрываются многополосными скоростными трассами. Кое-где из леса торчат белые ноги ветрогенераторов, которые машут лопастями, или труба, которая изрыгает пар и рождает облака. Иногда встречаются заводы, военные объекты, просеки, карьеры, торговые центры и заправки. Везде есть жизнь, каждый квадратный метр поверхности причёсан человеческим участием и вниманием. Кажется, ляжешь в лесу под кустом, а утром проснёшься и найдёшь в кармане штраф за неправильную парковку тела.

В один из дней идём пешком в соседний городок, отдохнуть от сурового палаточного быта и набраться впечатлений. Попутно убеждаемся, что все финские городки счастливы одинаково: гладко выбритые газоны, дорогие машины, укрытые плетёными чехлами, в одном дворе — гаражная распродажа традиционных скандинавских ковриков, во втором пожилой мужчина выдувает стеклянных уточек. По реке туда-сюда снуют лодки, полные собак в спасательных жилетах и белокурых мальчиков лет восьми.

Каждый финн должен сделать три вещи: построить сауну, поймать сёмгу и купить лодку. Так всё взрослое население занимается непрерывным нордическим гедонизмом: ест, греется и локально путешествует. Кроме прочего, финны — ужасные консьюмеристы. Они покупают домой всё необходимое, а требуется им много вещей: от набора резиновых сапог «неделька» до электрической швабры для натирания яхтенной палубы. Вдоль больших дорог равномерно расставлены огромные торговые центры, которые пестрят заголовками вроде «50% распродажа дизайнерской мебели!».

Кемпинг здорово отрезвляет, перезаряжает внутренние батарейки. Детоксикации особенно помогает отсутствие интернета. Чувствуешь себя как Маугли наоборот, словно сбежал из технологической цивилизации обратно в лес. Вместо кинжала на груди висит мобильный телефон, превратившийся в амулет. Первый вечер руки жжёт желанием проверить почту, к вечеру второго дня это ощущение проходит. Утром третьего чувствуешь радость цифровой свободы. За несколько дней телефон сел только наполовину.

В Финляндии популярен фильтрованный кофе, по-местному — кахве. К привычному кофе он имеет посредственное отношение, это кислый и крепкий растворимый напиток, часть какого-то непризнанного культа. Его продают везде: на заправках, в магазинах, разливают даже в крохотном кафе в башне у моста и избушке при кемпинге. Я случайно проливаю бумажный стаканчик кахвы на кроссовки, и они впитывают жидкость без остатка. Спасибо, что горячий!

В самый тёплый из самых холодных дней решаем искупаться. Я жалуюсь на отсутствие плавок и предлагаю делать это голышом, У. и Н. яростно отвергают идею. Впрочем, трусы вряд ли согреют, помог бы только сухой гидрокостюм. Вода в озере такой температуры, что зубы сводит еще на берегу. Она тёмная и густая, словно дурацкий финский кофе. Залезть в неё постепенно нельзя, можно только прыгать с пирса, жалея о содеянном в секунду свободного полёта. Мы прыгаем по очереди. Чувства смешанные: радость от безрассудного поступка смешивается со стуком собственных зубов. Вылезая обратно на бетонный пирс, я слегка поцарапал себе ноги. Сижу, трогаю эти царапины, и улыбаюсь.

Сон в палатке — это удовольствие и дихотомия. Полночи ты ворочаешься и мёрзнешь, к утру согреваешься в приятном беспамятстве, но уже пора просыпаться и собирать землянику к завтраку. Палатка кажется маленьким обитаемым модулем на Марсе или еще где похуже. За тонкой оболочкой прячется враждебная атмосфера, холодная и мокрая. Так выйдешь наружу без трёх слоёв защитной одежды, и сразу погибнешь, замерзнешь, сгинешь в финских лесах. Об этом приятно думать, лёжа в спальнике в штанах с начёсом.

На обратном пути заехали на винную ферму. В Финляндии таких двадцать пять, они гонят сладкое и сухое вино из ягод. Ферма стоит на острове, до которого ходит небольшой паром на дюжину машин — он тащит сам себя по тросу на дне протоки. Возле нашей машины ловко паркуется мужчина на винтажном ситроене, сводя с ума Н. Мы разговариваемся. Машине шестьдесят, так что хозяин бережёт её и катается только по случаю. Наверное, поездка на винную ферму — это тот самый случай. Обратно уезжаем с бутылками в багажнике, вместе с нами на паром набивается кучка старинных автомобилей. Н. в восхищении, он предлагает сделать бургерошную из самого крупного экземпляра.

Вечера проходили с вином в кружках. Мы говорили о менеджменте, походах и путешествиях, о важных вещах и чувстве безопасности. Утром мы завтракали на скамейке с озёрным видом, просыпаясь раньше всех в прохладе финского утра. Я разлил по кружкам кахву, которую украл у цыган, а затем безнадёжно испортил её миндальным молоком. Казалось, что в мире не осталось других людей кроме нас. Наверное, так казалось всем, и не раз.

На нейтральной полосе между странами кто-то написал баллончиком на пограничном столбе: «Мордор». Пограничник долго листает мою одномесячную французскую визу, но я везу в багажнике сыр бри, и поэтому меня пропускают. Российская пограничница штампует паспорт без вопросов. «Если бы я был пограничником, то говорил бы каждому «Добро пожаловать домой!»» — говорю я Н., и он соглашается. По дороге ходит большая чайка с маленькими и умными глазами. Ей не нужно виз, и она живёт на две страны.

Кемпинг не отпускает еще пару дней после возвращения. Я заворачиваюсь в одеяло, словно в лаваш, и А. мёрзнет. Мне снится, что мы переехали в Питер, и я упрашиваю А. отпускать меня на выходные в Финляндию на маршрутке. А. благосклонно соглашается.

Ребята, тут такое дело — я нашёл на улице слона.

Слон стоял на гранитном ограждении напротив гостиницы «Белград». Я часто хожу этой дорогой, почти каждый день, но слона увидел впервые. Я повертел головой в поисках хозяина, но не нашёл поблизости погонщика или другое сопричастное лицо. Метрах в десяти в тени солидный мужчина курил сигару, стряхивая пепел на голую волосатую грудь. Я как-то догадался, что к слону из газеты и скотча он не имеет никакого отношения.

Я бережно взял животное и от неожиданности сделал с ним сэлфи. Пощупал его на манер доктора, наминал слоновий живот в поисках бомбы, закладки из марихуаны, кровавых бинтов и госдеповских грантов. А может, внутри потные носки или мёртвый хомяк? Взвесил его в руке — кажется, что слишком лёгкий для всего этого дерьма. А может, внутри дерьмо?

Так я принёс слона домой и сфотографировал. Кошка понюхала и посмотрела на меня в недоумении. Хомяка там точно нет, иначе бы она учуяла.

Фигурка выполнена с большим умением. Это только кажется, что каждый дурачок может свернуть слона из газеты. А попробуй-ка сделай такого! Я даже плоского слона из газеты не вырежу никогда, а не то что объемного. Наверное, это какой-то очень хороший, но бедный папа сделал игрушку для ребёнка из того, что нашёл в пустой и холодной квартире. А ребёнок шёл и оставил слона на ограде. Теперь малыш плачет, наверное, а папа судорожно думает, как сделать новую игрушку из совсем-совсем ничего.

А может быть всё наоборот. Этот слон — подарок тому мужчине с сигарой и волосами. Теперь мужчина рыщет по городу в поисках вора. Этот слон выполнен мастером из редкой винтажной газеты, в которую заворачивал рыбу герой Баталова в «Москва слезам не верит». Это редчайший бумажный слон, и обмотан он не скотчем, а обработанными вручную рыбьими пузырями. Наверное, его можно продать с аукциона и купить себе феррари. Вырезанное из газеты и скотча в натуральную величину.

Кажется, стоит разрезать слона пополам, чтобы снять все опасения в его содержимом. Но ведь обратно не превратишь два полуслона в одного целого! Фигурка, словно юношеская любовь, живёт до первого удара. Вскрытие слона развеет сомнения, но отнимет радость необычной вещи. Слон Шрёдингера!

Как ни крути, а это не слон — тайна. Всё в нём загадочно: происхождение, состав и цель существования. У меня ни ни единой зацепки. Туманно и его будущее. Что делать со слоном? Вернуть на место? Разрезать дрожащей рукой? Поставить на полку и радовать глаз?

Напишу-ка я о нём в блог. Наверное, читатели помогут.

Изготовили себе с А. по серебряному кованому кольцу. Вот как это было.

У нас в стране до сих пор действуют дурацкие правила приобретения драгоценных металлов и камней. Купить всё это можно либо на чёрном или сером рынке, либо сложно и дорого — у государства. Грамм серебра стоит около 50 рублей, грамм золота — около 3000 рублей.

Серебро и золото ювелиры покупают в банках в виде слитков или у специальных промышленных предприятий в гранулах. Переплавляют его самостоятельно, в тигеле.

В процессе плавления расплавленное серебро «солят» — посыпают флюсом. Флюс вытягивает из серебра примеси, и образует характерный красный шлак. Его снимают титановой палочкой.

Расплавленное серебро заливают в прогретый тигель, и спустя минуту в руке оказывается слиточек. В нём около десяти граммов серебра. Из такого кусочка получится три кольца, и еще останется.

Квадратный слиточек серебра раскатывают на ручном прокатном стане. Цилиндры называются валками, а прорези в них — ручьями. Слиточек вставляется в ручьи, и прокатывается. Затем валки чуть сводятся (металлурги говорят, что уменьшается раствор валков), брусочек кантуется и прокатывается снова.

Постепенно слиток утоньшается и удлиняется. После этого его прокатывают плоскими участниками валков — чтобы он превратился в полоску. Из полоски уже можно делать кольцо.

Собственно, так выглядит рабочее место ювелира. Слева внизу лежит кусочек серебряной полосы, из которой будем делать кольцо. Видны полукруглые плоскогубцы для сгибания полосы и пара надфилей: полукруглый и плоский. Еще есть электронный штангенциркуль и лобзик. Больше ничего не нужно.

От полоски лобзиком отпиливается полоска нужного размера. Она измеряется до сотых миллиметра. Учитывается даже то, что кольцо чуть разойдётся во время ковки.

Отпиленная полоска сгибается плоскогубцами в «черновик». Теперь нужно тщательно зачистить торцы, чтобы они сошлись без зазора. Сделать это довольно трудно, у ювелиров уходят месяцы на оттачивание эффективных движений надфилем.

Торцы должны сходиться идеально, без просветов. Видно, что А. справилась с этой задачей куда лучше меня. Но ничего, всё равно стык мы запаяем!

Кольцо паяют ручной горелкой. Его хорошенько проливают флюсом и прогревают, а потом на стык опускают крохотную капельку расплавленного серебра. Она заполняет стык полностью.

После кольцо зачищают надфилем со всех сторон. Уже и не поймёшь, где был стык. Пока еще неважно, что кольцо кривой формы. Это исправится при ковке. Кстати, самое время ей заняться!

Кольцо надевают на конусовидный штифт, и бьют молотком, на конце которого — шар. Так на поверхности кольца образуется неповторимая фактура из вмятин.

Напоследок его еще раз начисто полируют, уже бормашиной с разными насадками. Вот это финальная насадка, которая создаёт небольшие задиры для чернения.

Готовое кольцо опускают на пару секунд в чернилку. В чернилке — серный раствор, который придаёт кольцу тёмный рисунок.

Готово! На всё про всё ушло примерно четыре часа, вместе с лекцией про особенности ювелирного дела. Вот такое кольцо у меня получилось:

Вторую половину августа я проведу в Адлере — поеду на летний лагерь Verba Academy.

Это семинар-интенсив для тех, кто хочет лучше разбираться в рекламе и медиа. Его организуют ребята из Rocket School и ВОС. Спикерами приедут Алексей Амётов, Илья Красильщик, Алексей Ивановский и другие крутые ребята.

Я буду записывать за спикерами умные мысли, гулять по горам и вести внутренний дневник семинара. Разумеется, напишу большой пост в блог.

Если вам интересно — поехали вместе. Места еще есть.

С удовольствием прочитал две свежие книжки от издательства журнала «Шрифт».

«Кое-что о шрифте в типографике» — это сборник небольших эссе Владимира Кричевского.

Стиль Кричевского даётся мне тяжело. Владимир Григорьевич кажется мне талантливым и всезнающим мастером, но довольно занудным автором. Пишет он странно, словно обо всём и ни о чём одновременно. Впрочем, такое чувство может складываться у меня потому, что я слишком мало и плохо знаю предметную область, которую он описывает.

Шрифтовики идут дальше энтомологов. Подобно пчеловодам и шелководам, они совершенствуют шрифтовую породу, скрещивают между собой разные виды, способствуют разведению «насекомых» на свободе и в пиратской неволе.

Аналогия с крыловской басней прихрамывает и в том смысле, что наш «слон» стоит где-то в стороне, но сам построен из «букашек».

Понравилось, что размышления Кричевского здорово дополняются примерами из оформительской практики. В разворотах старинных и современных книг видна любовь автора к собирательству предметов, связанных с делом всей жизни.

Теперь — «О шрифте» Владимира Фаворского.

Владимир Фаворский — это именитый советский шрифтовик, дизайнер-график, теоретик искусства. Книголюбам он известен как мастер линогравюры. Его работами украшены издания Пушкина, Шекспира, а также десятки других книг, журналов и сборников.

Книга состоит из трёх частей: пара предисловий от Максима Жукова и Юрия Герчука, сочинение самого Фаворского о шрифте, а также сборник его лучших работ.

В мире советского искусства Фаворский пользовался особым статусом — как Пастернак в мире советской литературы. Оставаясь в стороне от «генерального направления» (социалистического реализма), он вёл жизнь затворника, проживая в собственном доме на дальней окраине Москвы. В последние годы жизни он вообще не появлялся на публике: тяжелый недуг приковал его к постели. Он принимал посетителей, как нам говорили, изредка и избирательно. Одному из моих однокурсников посчастливилось повидать Мастера; после хаджа в Новогиреево, где в своём Красном доме жил Фаворский, степень его популярности на курсе зашкаливала.

Размышления Фаворского для меня оказались слишком круты — можно сломать свой молочный шрифтовой зуб. Зато работы мастера поразглядывал с удовольствием.

Побывал на мастер-классе Юрия Сапрыкина о городской журналистике. В десяти лекциях Юрий рассказывал о том, как появились современные медиа о Москве и других городах. На мастер-классе почти не было ничего о том, как писать. Зато было много о том, как писали другие, как думать о городе (и как думали другие). Мы говорили о Гиляровском и Памуке, вспоминали байки и истории, спорили и размышляли. На мой взгляд, получилось здорово. Юрий — отличный рассказчик, а мы старались быть благодарными слушателями.

Эти две недели меня здорово вдохновили, и познакомили с классными людьми. Во время мастер-класса я вёл небольшой конспект. Понимаю, что его будет трудно читать в отрыве от контекста, но выложу. Фоном для конспекта будут фотографии, которые я снимал во время нашей совместной прогулки по ВДНХ.

• Городская журналистика стала очень предсказуемой. Всему можно научиться за пятнадцать минут. Это можно сделать самим в сети. Городское издание в Москве сейчас — это либо рассказ о том, как хорош Собянин (вспомните страницу логина в метро), либо издание о том, что где что можно съесть, купить, снять или сходить. Еще есть издания о позитивных изменениях в Москве (например, «Афиша»). Есть издания о городе как архитектурных явлениях, есть оппозиционные издания о божественного цвета бордюрах и заборах. Но все эти подходы очень ограничены и предсказуемы.
• Гиляровский — это предтеча городской журналистики. Однако он творил скорее криминальную хронику, был сам себе отделом происшествий.
• Гиляровский вёл себя не как историк, а как зоолог. Он ловил разные городские биологические виды, вытаскивал их «на камеру» и умилялся им. Ему были интересны социальные типы людей: «Нравы, повадки, ореол обитания и классификация видов». С таким восторгом зоолог Дроздов рассматривает ядовитую змею.
• Трудно представить талант общительности Гиляровского в наше время, где пик общения приходится на фейсбучный чат.
• В работе Гиляровского были цель, метод и миссия. Метод — умение притвориться, втереться в доверие, проявить гений общения, вытащить из людей информацию. Миссия — защитить слабых, дать бессловесным людям голос. А цель — это рассказать хорошую историю.

• Сама по себе защита слабых не может быть целью, только миссией. Целью всегда должна быть хорошая история. Без крутой истории деньги не соберутся, и крыша не починится.
• Гиляровскому всегда нужен рассказ, анекдот, байка. Это может быть частью статьи, торчать из неё как гвоздь.
• Сейчас социальной тематикой мы считаем истории об униженных и оскорбленных: больницы, тюрьмы, инвалиды. А для Гиляровского социальная тематика — это все люди, которые наполняют город.
• Город для Гиляровского — это место, где люди едят. Попутно они выпивают, заключают сделки. Однако всё это концентрируется вокруг еды или алкоголя. О любой профессии важно рассказать через призму мест того, как они питаются. Но это не ресторанная критика («Пряная нотка розмарина в нежной мякоти ягнёнка, 680 ₽»), а социальная («Тут у нас кальяны, тут — у нас VIP-гости, а чёрных сюда не пускаем»). Для Гиляровского трактиры — это способ рассказать о нравах, о состоянии умов. «Он ел часа два, и между порциями дремал». Гиляровский перечисляя блюда на столе, на самом деле описывает человека.

• Первое издание «Москвы и москвичей» вышло в 1926 году, второе — 1934. Он перечисляет десятки блюд друг за другом так, что для людей того времени подобное описание выглядело как фуд-порно. Одни этого никогда не знали и представить себе не могли, а другие всё это еще помнят, щемя сердце.
• Казалось бы, такая совсем приземлённая, служебная гастрономическая тема становится поводом для разворачивания панорамы человеческих типов, социальных классов людей.
• Для Гиляровского город — это место встречи с незнакомцами.
• Другая призма для рассматривания города для Гиляровского — это место торговли. Например, рынки на главных площадях.

• Хитровка была местом, где кормили самым трэшовым стрит-фудом.
• В Гиляровском сочеталось любопытство с полным отсутствием брезгливости. Он не чувствует, что падшие люди хуже его. Они для него интересны такими, какие они есть.
• Гиляровскому наплевать на все сферы интересов. Он ничей не агент. Он агент хорошей истории.
• За последние двадцать лет сменилось множество городских архетипов: новые русские, модники, бандиты, инвестиционные банкиры. Но что мы знаем о них, если этих людей нет среди наших родственников? Да ничего! Очень жаль, что в Москве не нашлось нового Гиляровского.
• Во вселенной Гиляровского невозможно выстроить оппозицию к окружающему миру. В его репортажах нет разделения, у него ни один социальный тип не противопоставляется другому. Не светлое и тёмное, а градации разных цветов.
• Где история про то, как готы съели эмо? Нет описания — не было и явления!
• Молодые городские журналисты хотят писать про экзотику (например, про московское сообщество ассирийцев). Однако при таком подходе мимо нас проплывают социальные типы, про которые он на самом деле состоит. Лучше думать о городе как о лесе, который населён самыми разными животными. То есть людьми.

• Когда приезжаешь в Стамбул или Лондон, ты смотришь на город не своими глазами, а глазами литературных героев.
• Сегодня не существует мифа о Москве, который характеризовал бы людей, которые в ней живут. Образы о Москве из медиа не универсальны.
• Можно с лёгкостью представить себе, что Москва — это город, где все валяются в обновлённых парках или бегают полумарафон.

• Иерусалимский миф не создаётся силами библейской истории. Так и Дублин не создаётся мифом «Уллиса» Джойса.
• Живая душа, заключённая в клетки города, словно в клетки собственного тела.
• Писателю никогда верить нельзя. Всё, что они рассказывают о себе, они частенько рассказывают ради красного словца.
• Для людей эпохи Белого увидеть сияние заката и увидеть в нём мистический зов — это как в наше время пойти попить кофе. «Петербург» Белого — это полная противоположность «Уллису» Джойса в топографическом смысле. С Белым карту города не построишь.

• Город у Белого — это праздная мозговая игра, игра искривлённого сознания.
• Эссе Бродского «Набережная неисцелимых» в Венеции сейчас продаётся в любой сувенирной лавке. Что может быть большим признанием для писателя, если не твой труд, который стал чем-то вроде магнитика на холодильник.
• Венеция — это дымка, которая состоит наполовину из сырого кислорода, и еще наполовину — из кофе и молитв.

• Почему-то люди очень болезненно относятся к тому, как их город отражают в фильмах, статьях или книгах.
• Если ты смотришь на свой город глазами чужака, тебе хочется, чтобы чужак похвалил тебя, потому что ты на него похож. Если к тебе приезжает британский музыкальный журналист, то ты ждёшь, что он скажет: «Вау, да ваш Tesla Boy – прямо как у нас». А ему интересны дикости, на которые ты не обращаешь внимания, или тебе они совсем неинтересны. Ты начинаешь бороться с этими дикостями и вдруг оказывается, что в твоём месте не осталось совсем ничего интересного. Так, однажды из Стамбула увезли на Принцевы острова всех диких собак. Но этот факт показался западным журналистам еще большей дикостью, чем само наличие бездомных собак в Стамбуле.

• Если миф о запретном московском Кремле разрушится, то на его месте вряд ли возникнет какой-то другой миф.
• Открытие Олимпиады — это один из самых успешных сборников российских мифов.
• Московский миф всегда обращён в прошлое. Важно не то, как здесь сейчас, а как там было пятьдесят лет назад.
• Если люди не могут разрушить миф, то они начинают эстетизировать самые крайние проявления этого мифа (например, панельные многоэтажки и ЖКХ-арт). Это хороший знак. Если ты любуешься, значит ты уже чужой. Это значит, что панельная многоэтажка обречена, что ты вырвался из её плена.

• Лучший способ понимать город как текст — изучать теорию архитектуры. Нужно изучать стили, идеи, эстетические программы, то, как они сменяли что друга и что они означали. «Культура 2» —одна из лучших книг об истории сталинской архитектуры. Основная идея книги в том, что в России сменяют друг друга две культуры: Культура 1 и Культура 2. Они противоположны друг другу: движение против неподвижности, модернизм против консервативна. Это настоящая игра в дихотомию.
• Яркий пример неприятия подвижной модернистской Культуры 1 — отторжение крестьянами стальных кроватей на ножках. Такие кровати казались стыдом, их следовало немедленно обшить по периметру материей (она называлась подзором). Казалось, что так кровать получает долгожданную основательность, «двакультуность».

• Культура не может признаться, что она сама себя на ходу перепридумывает. Поэтому изменение культуры с первой на вторую списывают на ошибки конкретных людей. Так, после изменения плана ВДНХ с трёхмесячной на вечную многие проектировщики уехали в Воркуту.
• В 1939 году перед открытием ВДНХ сотрудники государственной безопасности заставили инженера Алексеева отсматривать внутренности статуи Сталина на предмет бомбы. Алексеева спустили внутрь статуи на верёвке, куда он взял с собой маленькую скульптуру, из которой делали большую, настоящую. Так одного Сталина замуровали в другом Сталине на манер матрёшки.
• Монастырский считал, что культурная среда переполнена знаками. Их не нужно искать, они сами напрыгивают на тебя и сами навязывают свои смыслы. Их можно побороть, если превратить чехарду знаков до абсурда, доведя их из переполненности до состояния пустоты.
• ВДНХ — это храм, где богом является коммунистическое общество. А алтарь этого храма — фонтан Колос.

• Мужчина, придерживающий быка на павильоне «Мясная промышленность» одет в бронзовые ватные штаны, заправленные в бронзовые кирзовые сапоги.
• Согласно Ивану Щеглову, город — это машина подавления, которая работает по негуманистическим законам. Так, Париж был перестроен так, чтобы по широким городским проспектам было удобно двигаться армиями. Еще город старается оградить места, где любят собираться большое количество людей. «Мы живём в оккупированных городах, в которых никогда не кончается комендантский час». Ситуацианисты стараются создать условия, при которых этот порядок может быть разрушен. Достаточно выбить себя из колеи, чтобы пережить эмоциональное потрясение или создать новое знание, чтобы нарисовать карту чувств и желаний. «Всегда кажись серьёзным, если ты просто шатаешься по городу накуренным». Все инструменты освоения города уже есть внутри людей. Именно поэтому чувственное познание города называется психогеографией. Библия психогеографии — «Москва-Петушки» Ерофеева. У психогеографов есть специальные мобильные приложения для дрейфа, неосознанного познания города — оно строит причудливый маршрут и включает странную музыку.

• Медиа влияет на мир, даже если пользователи не хотят этого.
• Городское медиа девяностых-двухтысячных было тусовкой своих для своих.
• Самая запоминающаяся акция журнала «Столица» была борьба с памятником Петру I.  Основным методом борьбы с памятником были наклейки вроде «Вас здесь не стояло» или «Долой царя». Это было зло, остроумно и эффективно.
• То, что раньше казалось остроумным и точно пойманным, сейчас кажется фантазией, выдумкой.

• Дух «Столицы» жив в заведениях Борисова вроде «О.Г.И». Какая там еда? Да неважно! Главное, что чужие туда не ходят…
• Славу журнала «Афиша» составили не статьи, а мелочи вроде листингов к концертам или материалам вроде «10 самых жутких заголовков женских журналов».
• Чудовищные усилия редакции журнала «Афиша» тратились на рубрику «Правда», в котором уточнялись и опровергались материалы из прошлых выпусков журнала.

• Расписание всех столичных концертов на месяц в ранней «Афише» занимало половину журнальной полосы. Журнал писал: «В Москве открылось два странных заведения — кофейни. В них можно сидеть и пить кофе». Тогда в Москве открылось не две новые кофейни, а вообще в Москве было две кофейни.

• Москва середины 2000-х набралась состоятельности, и начала кичиться этим. Появилась Рублёвка и гламур, Собчак и Робски, Абрамович. Лучше всего это отрефлексировал Казаковский «Большой Город». Большой Город периода Лошака и Дзядко — это протест, синие ведёрки, антилизоблюды.
• У «Афиши» был слоган: «Как скажем, так и будет!» В языке «Афиши» главное слово — это «правильно» (правильные места, правильная руккола).

• Хорошие идеи приходят тогда, когда ты целую неделю сидишь с пустыми сайтом, и ничего не придумывается.
• Раньше жизнь была медленней. Люди за столом обсуждали старые события, и всем было интересно. А сейчас обсуждают твит, который вышел час назад (и уже устарел). «Положил в блюдо то, сё, сверху положил петрушки кудрявой. Да так красиво получилось, что так бы и сам туда прилёг».
• Створаживалось.

• Когда из профессии уходят люди, которые могут найти романные токи в упругой ткани повествования, мы остаёмся с людьми, для которых творог — это просто творог.
• Всех всегда волнуют геи, религиозные вопросы. Волнуют разумеется, в плохом смысле.
• В девяностые годы рок-звёздами были экономисты. В двухтысячных ими стали урбанисты. Сейчас все школьники говорят о велодорожках и городских маркетах еды. В наше время нельзя писать о городе, и игнорировать урбанисту.
• Урбанисты понимают город, как организм. Современники барона Османа писали, что он, барон, вскрывает нарывы, улучшает кровоток. Его трудами город становится более здоровым.
• Подсветка может сильно менять ощущение от города. Например, если не подсвечивать фасады, а только дорожки между ними, то город будет выглядеть совсем иначе.

• Концепция пластичного города — жители смогут сами выбирать город, в котором они хотят жить.
• Чтобы сделать город живым, нужно развивать малый локальный бизнес. Чем больше лавчонок, баров и магазинчиков на первых этажах домов, тем лучше. Их владельцы сами последят за своим районом. Такой подход впервые сформировала Джейн Джейкобс, автор «Жизни и смерти больших американских городов».

• Если в городе сложилось локальные сообщества, то их не разрушить даже эскаваторами.
• В урбанисте есть решения точечные и размазанные. Точечные — это когда все навалились и сделали крутой Парк Горького. А вот на ремонт дворов в Москве выделяется 18 миллиардов рублей. Но все эти деньги уходят на покраску заборов и латание качелек.
• До двух третей жителей Москвы крайне редко выезжают из своих районов. Им весь этот урбанизм нафиг не нужен.
• Жители районов проживают свои жизни, но не чувствуют себя хозяевами. Живут словно чужие люди. Сколько лет говорят о сообществах, но рождаются только сообщества в фейсбуке.
• На месте снесённых памятников архитектуры в Москве так толком ничего и не появилось.

• Сейчас всё — это медиа. Ночная велосипедная экскурсия, группа в фейсбуке с фоточками может эффективнее доносить материал, чем любой сайт или любая статья.

⌘ ⌘ ⌘Одним словом, было круто. Если у вас появится шанс побывать на мастер-классе Юрия — советую, это хорошая инвестиция в самого себя.

Я люблю знакомиться с людьми. Верю, что новые знакомства приносят радость и пользу. Мои лучшие друзья и заказчики появились в жизни магическим образом — нам просто захотелось познакомиться друг с другом, а после понравилось быть вместе. Это называется нетворкингом.

Когда я путешествую и приезжаю в новый город, то всегда нахожу там новых знакомых. Они читают меня в социальных сетях или блоге, и им хочется увидеться со мной лично. Так было везде: от Воронежа до Токио. Это чрезвычайно приятно, хоть и волнительно.

Волнительно потому, что я понимаю — в жизни я совсем не такой, каким кажусь из своего текста. Меня представляют графоманом-меланхоликом, а я оказываюсь большим весёлым балагуром (или наоборот). Первое время я стеснялся новых знакомств и избегал их, но сейчас пользуюсь простым принципом. Называю его «чашка кофе и тарелка супа».

Я готов выпить чашку кофе с совершенно любым человеком на свете: президентом США, стриптизёром-трансгендером, придорожным забулдыгой, продакт-менеджером, профессиональным собаководом, парашютистом-самоубийцей. С любым человеком есть о чём поговорить, есть чем оказаться полезным и всегда найдётся польза, которую я могу ему принести. Мы можем влюбиться друг в друга и стать лучшими друзьями, а можем расстаться в расстроенных чувствах. Но чашка кофе — это небольшое дело, минут на двадцать. Хватит, чтобы познакомиться, и не более того.

С теми, с кем я почувствовал связь, я готов отобедать — съесть по тарелке супа (и что там еще едят на обед). Это общение на пару часов. Можно травить байки, расслабиться, немного присмотреться друг к другу. Иногда во время обеда звенят тревожные звоночки (например, человек предлагает пороть геев или рассказывает, как упарывался героином), но обычно нет. Совместный обед можно считать вторым собеседованием, после которого следует принимать в приятели и думать, что бы сделать совместного и приятного. Обычно после обеда хорошо позвать в гости.

К сожалению, это срабатывает не всегда. Иногда чашка кофе слишком затягивается, и общение становится навязчивым. Например, договорились познакомиться, и вот уже идём куда-то гулять, куда не договаривались. Это плохо — магия нетворкинга нарушается. Новые знакомства следует дозировать. Нет ничего страшного в том, чтобы почувствовать близкую связь, а потом разойтись по своим делам. Верю, что симпатичные друг другу люди уже не потеряются.

Нет ничего лучше новых знакомств, и нет ничего хуже новых знакомых, от которых хочется сбежать. Поэтому я советую дозировать взаимное узнавание — полчаса, не больше. Даже если вы друг другу нравитесь. Не путайте кофе и суп!

• Лена Захарова написала большой пост о своём путешествии в Штаты.
• Пролёт Airbus A350 на Парижском авиасалоне, с видами из кабины пилотов.
• О ренессансе музыки, издаваемой на кассетах: «While computers also let people record and re-order music any which way they want, many of these cassette labels have emerged out of frustrations with the record industry similar to those of the ’80s. Today, a superficial measure of success might mean having your MP3 single featured on a well-trafficked blog—when listeners might not even pay attention or engage with the rest of your album. They might “Like” it on Facebook and move on».
• Скетчбук из путешествия на поезде из Москвы во Владивосток в двух частях: первой и второй.
• На «Вандерзине» хороший текст про депрессию: «Многие на форумах жалуются на многолетнюю подавленность: работу через силу, жизнь ради семьи в ущерб себе, нелюбимые занятия, жизнь в кредит, бытовую бедность, отсутствие друзей. Им в комментариях вторят сотни сочувствующих и делятся самодельными дозировками седативов и сайтами, где любые таблетки можно купить без рецепта. Иногда в комментарии приходят люди с готовыми диагнозами или вердиктами: «Зажрались вы там в больших городах. Затопите печь в деревне — и вашу депрессию как рукой снимет», «Я ходила к неврологу — прописала мне новопассит. Сказала, надо жить не для себя, а для мужа и детей. Живете для других — сразу лучше становится. Всё от эгоизма».
• Сервис, который рендерит рукописный англоязычный текст из печатного.
• Всеволод Устинов интересно описывает свой опыт медитации по Випассане. Даже самому захотелось.
• Кто-то написал большой разбор вселенной «Времени приключений». Было интересно почитать не смотря на то, что я смотрел только несколько серий: «Помимо сна активно эксплуатируются другие изменённые, онирические состояния сознания. Одна серия целиком посвящена разыгравшейся фантазии Джейка, чьи порождения воплощаются в реальность, хотя остаются невидимыми. В другой герои открывают существование параллельного призрачного мира в своем Древесном Форте. В третьей гениальной серии под названием BMO Noire, пародирующей фильмы в жанре нуар, игровая приставка Бимо вызывается провести расследование, чтобы найти пропавший носок Финна. При этом всё происходящее — вымысел самого Бимо (он говорит за всех персонажей, в том числе мышь–преступника, котов–полицейских, курицу–фам фаталь и пульт управления от телевизора). Серия, хотя является феерически смешной, оставляет глубокий дискомфорт и опасения по поводу психического состояния Бимо».
• Замечательный документальный фильм — про фотографа, который снимал курдских бойцов с ИГИЛ. В составе курдских боевых подразделений много девушек. Исламисты их очень боятся: верят, что погибший от руки женщины не попадёт в рай.
• Симпатичная кожаная одежда.
• Ник Кобб сделал большую фотореалистичную модель разрушенного здания.
• Максим Кронгауз — о том, почему мы не здороваемся: «Во многих странах люди здороваются в ситуациях, в которых мы предпочитаем промолчать — в подъезде, в лифте, на ­остановке. Здороваясь, они как бы говорят: «мы культурные люди, мы свои, мы не будем вести себя агрессивно». У нас другая коммуникативная стратегия: мы не замечаем друг друга, смотрим в разные стороны и этим показываем, что никакой агрессии не будет. Приветствие же, наоборот, воспринимается у нас как некая форма речевой агрессии, за которой последует общение».
• Симпатичный портативный лайтбокс.
• На «Батеньке» вышел классный спецпроект про языческую рощу в Коми.
• Вкусный текст на «Вилладже» — про пять американских путешествий: «Другой важный район Лос-Анджелеса — Венис-бич. Изрезанные каналами городские кварталы между Оушен-парком и бульваром Вашингтон имеют мало общего с Венецией, но протоурбанист Эббот Кинни, мечтавший сделать это место центром американского Возрождения, был уверен в обратном. Согласно его плану, вдоль каналов выстроили аккуратные домики с черепичными крышами, а по воде пустили гондолы с усатыми капитанами в канотье. Венеции из Венис-бич не получилось, а после экономического кризиса конца 1960-х район и вовсе превратился в припудренное гетто, царство тинейджеров, именуемое Догтауном. Здесь играли рычащую музыку и занимались сёрфингом. Чужаков прогоняли, не желая делить ни с кем волну. На этих улицах началась скейтборд-революция, когда подростки на досках взяли моду вторгаться в брошенные частные виллы и кататься в пересохших бассейнах — пулах. Это навсегда изменило историю популярной культуры и ироничным образом привело к процветанию некогда трущобного района. Сегодня скейт-парков и волн на Венис-бич не убавилось, но пляжи из мест для первобытных вечеринок превратились в арену круглосуточных фрик-шоу — дощатые променады захватили эквилибристы, лоточники, ремесленники, артисты и прочие жулики. Поэтому сёрферы теперь предпочитают собираться на загородной части пляжа Малибу или на пляже Эрмоса, где по-прежнему считается плохим тоном загорать, лёжа на полотенце, или пользоваться кремом для загара».
• Энциклопедия эмодзи.

Мы с А. часто бываем в Петербурге, и накопили маленькую коллекцию мест, которые нам нравятся. Решили, что негоже держать это в голове, и стоит поделиться любимыми кафе и магазинами. Вот карта:

Здесь всё, что запомнили из того, что понравилось. Карта будет пополняться в будущих путешествиях в Питер.

В комментарии призываются знатоки города. Посоветуйте нам лучшие бары, музеи, магазины, рестораны и кафе.

По случаю меня попросили рассказать о своём блоге. Я собрал небольшую презентацию об том, как я его веду, и выступил с ней.

Вот аудиозапись лекции, наложенная на слайды. Внутри — полчаса моих рассказов о бумажных самолётах, долинах смерти, графиках и благодарной Вселенной.

В комментариях к этой записи принимаются любые вопросы о блоге (и не только).