Долгожданно побывал на юге Франции. Посмотрел на свежие «Эйрбасы», погрыз багетов, сплавал на лодке на виноградники, оказался в сердце железнодорожной забастовки, отснял дюжину пленок и впервые в жизни путешествовал с рюкзаком, который устроил даже жестокие нормы европейских лоукостеров.

Наконец понял, как правильно путешествовать на уик-экнд из Берлина. Раньше я подставлял в поле «Куда» списочек из мест, в которых давно хочу побывать: Рейкявик, Вена, Порту и так далее — но лететь туда неудобно и дорого. Оказалось, что правильно действовать иначе: нужно смотреть, куда есть дешевые билеты, и просто лететь, особо не раздумывая. И неважно, что это обычно Гданьск, Белград или Львов. Или Тулуза.

Демонстративно выложил из рюкзака все, что мог — в принципе, и рюкзак можно было не брать, а распихать все по карманам. Впереди три дня.

В Тулузе, кстати, оказался довольно большой и симпатичный аэропорт. Почему-то рейс из Берлина прогоняют через пограничный контроль. Французы медленно выплескиваются под прохладный, но солнечный май на трамвайную остановку. Кажется, в вагоне я единственный ехал с билетом — между сборочных цехов «Эйрбаса», по вымершим пригородам с домишками, окна которых прикрыты жалюзи́.

После демократичного Берлина французские города радуют роскошеством жизни. Я ковыряю вилкой салат нисуаз (который прозвал про себя несуразом), а за соседний столик несут бокалы для вина и покрытую инеем бутылку белого в пластиковом пакете со льдом — полдень, время обеда. В Берлине девушки никогда не носят верха, в Тулузе — всегда, причем обычно это чашечки с розочками. Что хотите, то и делайте с этим наблюдением.

Если бы у меня были часы, то в Тулузе она начали бы идти медленней. Я прожил день в привычном ритме, и ощутил себя уставшим и набегавшимся в 6 часов вечера, когда французы только-только вышли отдыхать на набережные и скверы. На второй круг меня не хватило, и я уснул на втором ярусе в хостеле, полном паломников из Саксонии, которые отчаялись разговорить меня на немецком.

Принципиально решил ехать экономно (точнее, сэкономить на всем, кроме гедонизма), и забронировал самую дешевую гостиницу в Бордо, что нашел. Оказалось, что она расположена не очень-то в городе — до нее пришлось идти час по закрытому на реконструкцию парку, а после пробираться через мосты, полузаброшенный склад бассейнов (бассейн по-французски, кстати, — писи́н). Так я и ходил два дня: час утром оттуда, и час вечером — туда. В последних день, не выдержав глупой дороги, поехал зайцем на автобусе.

Гостиница, кстати, оказалась самой глупой гостиницей в моей жизни. Называется F1 и пытается удивить хайтеком: построена из стальных контейнеров, все маленькое и автоматическое, все отключается само ради экономии. Хорошо еще я так уставал, что не было возможности пострадать от этого по-настоящему.

Кстати, о Бордо. Я доехал сюда за 3 часа на скоростном поезде из Тулузы, за 9 евро — в Берлине столько стоит городская электричка. Уезжал из жаркой и душной Тулузы, в которой прятал пиджак в рюкзак, а приехал в холодный, дождливый и слегка грустный от этого город.

Бордо — это один из 12 центров французского виноделия. Я люблю вино, немного в нем разбираюсь и поэтому провел время с удовольствием (тем более что удалось побывать на винограднике).

Во Франции действует система географической сегментации вина. Каждая из 12 областей виноделия называется апелласьоно́м (точнее, так называются вина, произведенные в них, но мы упростим). Бордо — крупнейший аппелласьон во Франции и вообще в мире. Здесь работает более 8,5 тыс винных хозяйств — шато́, которые выращивают более 1 тыс км² виноградников. Все шато в сумме производят более 700 млн бутылок вина в год.

Апеласьон Бордо делится на меньшие участки, тоже апелласьоны. Они в свою очередь делятся еще, на доме́йны. В домейнах располагаются шато. Например, я был в апелласьоне Бордо, в его апелласьоне От-Медок, в домейне Марго, в шато «Иль-де-Марго». Это может показаться странной ерундой, но я позже расскажу, почему все это важно.

Вернемся в Бордо. Из своего дурацкого отеля я прошагал весь город, успев несколько раз промокнуть и полностью высохнуть. Мое место назначения — вот, бывшая база подводных лодок, которую превратили в хипстерский кластер.

На другой стороне пролива со сгнившей деревянной опалубкой — модернистское здание, похожее на смесь летающей тарелки с винным бокалом — «Сите́ де Вин», или Дом вина. Это огромный мультимедийный музей, посвященный вину и виноделию.

Если вы совсем не разбираетесь в вине, то в музее будет очень интересно. Вас познакомят с видами вина, расскажут десятки занятных историй про виноделов, которые играют в погребах на саксофоне или спускают свои бутылки на морское дно. Есть всякие игры, в которых нужно угадывать запахи. Но вообще музей меня немного разочаровал, он оказался слишком интерактивным — всюду только экраны. Кроме того, изнутри он кажется маленьким, на экспозиции отведено два этажа овальной пристройки сбоку (при том, что там расположились винный магазин, бар и магазин аксессуаров). Впрочем, впечатление немного скрасила дегустация на последнем этаже, участие в ней входит в стоимость билета.

В винном магазине с удивлением и радостью нашел российскую «Лефкадию», а также красностоп от «Бюрнье», который я и в России-то никогда не пробовал. Интересно, что иностранцы думают о российских автохтонных сортах? Напоследок еще сильнее удивился вину из Малайзии, и покинул здание. Благо рядом оказался совершенно невероятный гастрономический рынок, где я захотел попросить гастрономического убежища.

Вечером в южно-французских городах гулять невозможно — там бесконечно роятся проститутки и арабы, которые пытаются продать тебе что-нибудь: марихуану, пиво, женскую сумку. Утром на этих же местах продают устрицы по 4 евро за полдюжины, и непонятно что еще опаснее для кошелька.

Вообще французы — ужасные фланеры. Они по улицам ходят так… не ходят они вообще, а плывут. Есть в их жестах что-то неуловимое, плавное, самодовольное. И только я мечусь с камерой на шее, рюкзаком за спиной и багетом подмышкой.

Утром в Бордо проходил мимо странного здания почты и удивлялся — кто же додумался украшать его дорожными отбойниками (которые в России называют крысоотбойным брусом). А вечером оказался в музее современного искусства CAPC (кстати, отличный музей), и оказалось что это важное творение архитектора Жака Хонделатэ́. Впечатлила экспозиция, на которой были представлены слайды Жака, которые он вручную дорабатывал с помощью маркера и кусочков фотографии.

И Бордо, и Тулуза — города мостов. Они перекинуты через чрезвычайно бурные и мутные, песчаного цвета речки. Мосты длинные, и на них постоянно происходили странные встречи. Самые странные встречи происходили конечно во время дождя — словно дождь вымывал с улиц нормальных людей, и оставались на них только странные граждане. И я, с багетом подмышкой.

Люблю французские багеты. Багет — это большой эклер без крема.

Утром на вокзале Бордо меня подхватило долговязый небритый француз Пьер, а после нас обоих подхватила маленькая итальянка Алиса на своем маленьком «Фиате». Мы петляли по дорогам домейна Марго, начинался дождь. Спустя полчаса мы приехали к берегу реки, и дождь превратился в настоящий ливень. Я достал пиджак, Пьер открыл чемодан и раздал нам какую-то одежду. Вскоре за нами приехала лодка, отгоняя от причала дряхлого деда на утлой плоскодонке с ведром угрей на корме. Добро пожаловать в шато «Иль де Марго́»!

Как понятно из названия, шато находится на острове, а остров — в широкой речке Гаронне. Остров формой с лезвие ножа и размером с 4 футбольных поля: на одном конце — двухэтажный каменный дом с производственной пристройкой, на другом — домик и сарайка винодела, который живет тут постоянно. Кроме этого хозяйства тут имеется трактор и машина, три собаки да и все. Вот так остров выглядит со спутника.

Семья Пьера приобрела этот виноградник двадцать лет назад — тогда у его прежних хозяев случился наследственный конфликт, выйти из которого они решили, продав собственность. Семья Пьера решила, что это может быть неплохой инвестицией, и приобрела хозяйство. Опыта виноделия у них не было, но за двадцать лет кое-как научились.

«Иль де Марго» — крохотное шато на фоне огромных и мощных шато вокруг. Хозяйство Пьера в лучшие годы производило 120-130 тысяч бутылок вина в год, а сейчас производит около 70 тысяч бутылок, каждая в розницу стоит около 20 евро. Соседние шато, например, «Шато Марго», одно из известнейших во Франции, выпускает сотни тысяч бутылок в год, 300-400 евро за штуку. Несколько лет назад Пьер начал помогать семье и занялся маркетингом. Теперь он бесконечно ездит по выставкам, и в его чемодане помимо презентационного пиджака и визиток поселилась вечная пара бутылок вина.

На острове нельзя возводить капитальных строений, можно только реконструировать те, что уже есть. Из-за того, что виноградник находится на острове, погребов в нем также нет — иначе затопит-с. Поэтому бочки стоят в длинной пристройке, а фамильные запасы вина лежат в стеллажах. Пьер показывает на бутылки, которые покрыты слоем грязи на высоте метра от пола. В девяностых годах сильный прилив и ветер загнали на остров волну и затопили тут все: виноградники, шато и здания стояли по пояс в воде. Еле пережили тогда, и покрытые грязью бутылки — как напоминание о том происшествии.

Кратенько расскажу о производстве вина. В поле, на винограднике, растут лозы разных сортов. В Бордо можно выращивать традиционные для этой местности сорта: каберне совиньон, каберне фран, мерло и пти вердо (последнего выращивают очень мало) — из красных, совиньон блан, семийон, мускадель, и пару редких сортов вроде коломбара — из белых. Виноград растет лозами, за ним регулярно ухаживают, подрезают, опрыскивают известью.

Осенью налившийся виноград собирают — вручную или с помощью комбайна. Собирать вручную дороже, но круче: можно срезать только налившиеся грозди, а недозрелые оставлять еще на несколько дней. После виноград моют, перебирают от ягод, дробят и отправляют в пресс, чтобы получить сок.

Сок и красного и белого винограда — примерно одинаковый по цвету, различить непросто. Разница между производством белого и красного вина (а также розового и оранжевого) — в настаивании сока на косточках и кожуре.

При производстве красного вина сок после отжима оставляют вместе с кожурой и косточками — этот процесс называется настаиванием, или мацерацией. Вино может мацерироваться несколько дней и даже недель. Во время этого процесса красящие и вяжущие вещества (танины) из кожуры и косточек переходят в сок. После мацерации сок приобретает цвет привычного красного вина. Таким его заливают в стальные баки для ферментации.

В баках виноградный сок бродит под воздействием дрожжей. Дрожжи попадают в сок с кожуры, или их добавляют отдельно (виноградные дрожжи — это плод особой селекции). Процесс брожения длится несколько дней (до двух недель). После получается легкое и кисловатое молодое вино.

Из стальных баков вино различают по дубовым бочкам объемом в 225 литров каждая. Лучшими считаются бочки из французского дуба, которые производят в провинции Лимузен. Пьер сетует, что новая бочка стоит около 800 евро. В бочках вино выдерживают (говорят, «воспитывают») год или дольше. Древесина преобразует вкус вина, округляет его, делает более насыщенным, терпким — из дерева в вино тоже переходят танины. После выдержки в бочках вино разливают по бутылкам. Если вино выдерживалось в новой бочке, то оно терпче, чем выдержанное в бочке, которая работала уже несколько лет. Выдержанное в дубовой бочке вино хранится долго — 20-30 лет и дольше. Оно может дозревать в бутылке, меняя свои свойства со временем.

В бочках настаивают приличное и дорогое вино, ведь такой процесс добавляет вину 2-3 евро себестоимости (или 4-5 евро к цене в рознице). Недорогое вино в бочках не выдерживают, просто в стальные баки для ферментации бросают кусочки дуба. На этикетке гордо пишут: «Вино, произведенное в контакте с дубом». Ага, ага.

Розовое вино отличается от красного временем настаивания — оно меньше. Белое вино не настаивают, за исключением оранжевого. Есть куча других технологий и особенностей, но я упущу их для простоты описания.

Если вы думали что производство вина — это такой романтичный одухотворенный процесс, то можете смело забыть об этом. Это довольно обычный и очень тяжелый сельскохозяйственный труд, вроде выращивания картофеля или косьбы травы для скотины. Десятки людей круглый год ухаживают за лозами, после в течение нескольких недель вручную собирают сотни тонн винограда, потом сутками его перерабатывают и заготовляют. Моя бабушка с таким же упорством закатывала десятки банок с солеными огурцами. В плане романтичности технологии между засолкой огурцов и производством вина нет особой разницы.

Вот, кстати, подрезанные лозы винограда сорта мерло. После они вытянутся в человеческий рост и дадут примерно литр сока каждая. Грубо говоря, одна лоза — одна бутылка вина. Этим лозам по 80-90 лет.

Пьер считает, что из-за того, что «Иль де Марго» находится на острове, тут складываются особые климатические и почвенные условия, которые влияют на вкус вина — их называют терруа́ром. Чтобы остров снова не затопило, вокруг берега сделали насыпь, теперь по ней бегают терьеры и ловят угрей. Гаронна через несколько десятков километров впадает в Атлантический океан, и из-за близости большой воды здесь случаются сильные приливы и отливы. Когда в эти места в древности пришли римляне, они только по этому факту определили — рядом океан.

На остров можно попасть только лодкой, гостей возят то Пьер (который обычно живет в Париже и сам тут гость), то винодел. Я спросил, почему бы не построить мост, на что Пьер хитро улыбнулся: «Тогда это уже будет не остров!».

Важная часть бизнеса для шато — это экскурсии. На винодельни приезжают посмотреть на виноградники, технологию, побывать в погребах, продегустировать вино. Часто такие экскурсии бесплатные, и на них можно попить даже весьма дорогие вина, главное только попасть в группу и заранее бронировать.

Экскурсия на «Иль де Марго» стоит 20 евро, но в эту стоимость входит бутылка вина, которую дарят всем гостям. Поездка на лодке на остров — бесплатно. Впрочем, многие сами приплывают на больших катерах из Бордо, ведь «Иль де Марго — это только один остров-виноградник из дюжины по соседству.

Турами занимается Софи́, милая француженка средних лет. Она долго смотрела, как я старательно намывал посуду после обеда, а потом с улыбкой подошла, отодвинула меня от раковины и открыла дверцу посудомоечной машины. После не уследила во второй раз, когда я час натирал полотенцем сотню вымытых бокалов. Удивительно, как не переколотил половину.

Во Франции действует географическая система маркировки вина, основанная на апелласьонах. Чтобы производить вино и писать на этикетке «Сделано в Бордо», важно делать его из винограда традиционных сортов, и выращивать их строго в аппеласьоне Бордо. Купить виноград в соседнем регионе нельзя — каждый год проводят экспертизу урожая, и вскрывшийся обман уничтожит репутацию винодела. В случае неурожая большинство предпочтет вообще не производить вина, чем закупать его где-то.

Более точная и престижная маркировка — маркировка домейна. Например, «Иль де Марго» принадлежит к домейну Марго, в котором есть еще пара десятков виноградников. Больше тут нет шато, и новые не появятся. Маркировка домейна означает: «Мы не только в Бордо, в Марго. Покупая наше вино, вы точно знаете что покупаете». И наконец, есть маркировка конкретного шато. Например, знаменитое шато «Марго» с вином по несколько сот евро за бутылку — оно делает стабильное, понятное вино каждый год. Если кто-то нашел в нем свой вкус, то может покупать конкретного производителя.

У некоторых шато к имени добавляют приставку: «Гран крю». Так маркируют особенно престижные хозяйства, с богатой историей — это что-то вроде мишленовских звезд у рестораторов. Вина из шато «Гран крю» — самые дорогие. Однако получить титул «Гран крю» невозможно, его выдавали давным давно по дворянскому принципу. В последние десятилетия был только один случай присвоения статуса «Гран крю» — просто у винодела оказался внебрачный сын, который сам стал виноделом и отсудил себе титул. Обычно винодельню «Гран крю» можно только купить. Забавно тут вот что — в домейнах вроде Марго шато время от времени покупают и продают участки друга друга или друг друга целиком. И если шато с титулом «Гран крю» купит шато Пьера «Иль де Марго», то все вино с этого виноградника автоматически получит статус «Гран крю» и вырастет в цене в несколько десятков раз — хотя этот тот же виноград и те же лозы, что и год назад. Пьер говорит, что предложения о покупке приходят регулярно, и отказаться от них порой довольно тяжело.

Иногда шато скучно производить одно и то же вино десятилетиями, и они хотят поэкспериментировать — выращивают у себя нетрадиционные для Бордо сорта (например, сира́ или шардоне́), используют нестандартные технологии. Такое вино уже нельзя называть бордосскими, его маркируют как «Вин де Франс» — это самая общая маркировка для всех французских вин, в которой десятки тысяч неизвестных производителей и чаще всего вино плохого качества. Но знаменитых виноделов это не останавливает, ведь они по-прежнему могут указывать на этикетке название своего шато. «Шато Марго» для любителей вина — это такой же знак, как «Порше» или «Гуччи» для любителей машин или одежды. И неважно, что «Порше» вдруг выпустил электрокар, а «Гуччи» — чемодан.

Так одно шато может одновременно выпускать экспериментальное вино (даже биодинамическое) за 20-30 евро за бутылку под маркой «Вин де Франс», суперпремиальное вино «Гран крю» по 500 евро за бутылку, попутно выпуская вина с маркировкой «Бордо», «Марго» и другими — и все это из одного винограда, выращенного на одном и том же поле. Одним словом, покупая хорошее французское вино, нужно держать в голове десятки разных особенностей.

Пьер устроил торжественный обед в мою честь. Разлил вина разных годов (год производства называют винтажо́м), нарезал колбас — сосисо́нов, паштетов каких-то наложил. Достал миндальный пирог, говорит мол его диаметр равен диаметру короны французских королей, за этим до сих пор внимательно следят. Ха, покушать я люблю и умеют не хуже этих ваших французов, спорим?

Пили вино и разговаривали почти что до вечера, Пьер несколько раз бегал на «склад» (благо недалеко бежать). В четыре часа приехала очередная экскурсия, но к тому времени мы уже были довольно веселыми. Софи вздохнула и приняла её на себя. После экскурсии Софи, Пьер и Алиса бодро торгуют вином, кто-то покупает шесть бутылок сразу. А под конец вечера шесть бутылок покупаю и я. Пьер на память и дружбу вкладывает в коробку две бутылки 2002 винтажа. Одну оставлю на память, пожалуй.

И напоследок, закрывая винную тему, самое важное, дорогое и ценное что есть в «Иль де Марго» — винодел Жак. Жак живет на острове уже сорок лет, изредка уезжая к друзьям и родственникам. Он работает тут каждый день, руками перебирая, подрезая и ухаживая за каждой из десятков тысяч лоз. По острову он ездит на древней и порядком потрепанной машине, у которой даже нет номеров (да и зачем они на острове-то).

Жак работал со несколькими старыми владельцами виноградников, которые продавали остров друг другу вместе с ним. Теперь он работает с семьей Пьера, словно крепостной. Но все понимают, что он тут — самый главный человек, без которого все работать не будет.

В последние пару лет Пьер принял решение делать только биологическое вино. Пришлось работать на винограднике больше, без химикатов, природными методами. Жак не особо обрадовался, но пока терпит. Сейчас идут слишком обильные дожди, уже несколько недель. Жак показывает мне травку, которую планирует высадить между лоз, чтобы она впитывала воду. Впрочем, это поможет только отчасти. В 2018 году «Иль де Марго» потеряет значительную часть винограда из-за плесени. Это будет не лучший винтаж, но что делать.

В Бордо — десятки замечательных ресторанов, этот вывод я сделал по нескольким посещенным, из которых мне понравились все. Если хочется потратить много денег за мишленовскую звезду, то следует идти в «Гаропапи́льс», если хочется попробовать дюжину локальных блюд под исключительно бордосское вино, то следует сесть в «Белла кампе́йн», а если хочется посмотреть на виртуозную работу шефа и вообще получить нечто среднее от всего вышеперечисленного, то нужно попасть в «Эхо».

Обычно рестораны в Бордо начинают работать в шесть-семь вечера, и спустя полчаса оказываются полностью забиты. В такие моменты я люблю сидеть за баром и поглядывать на людей в заведении. Боже, как часто и как красиво целуются парочки в кафе!

Бордо повезло не только на острова и терруары, но и на небо. Каждый день, каждый час тут проходят замечательные небопредставления. Мне стоило больших трудов не потратить на это всю пленку, что у меня была.

Помимо посредственного музея вина в Бордо есть и еще один, он так и называется — «Музей виноделия Бордо». Занятно было после полностью мультимедийного музея оказаться в полностью аналоговым. Вместо экранов и наушников тут коллекции бутылок, пробок, рекламок и этикеток в холодном подвале старого виноторгового дома. На первом этаже — магазин, где можно купить разные сорта. В магазине есть даже «Пе́трюс», это второе по стоимости серийное вино в мире. А еще в магазине оказалась русскоязычная девушка-сомелье, которая с радостью прочитала мне замечательную лекцию и угостила разным. Спасибо тебе!

Расскажу еще в паре слов о бордосских винах — возможно, это поможет вам купить что-нибудь более осмысленное.

На западе, в домейнах Марго, Медок и От-Медок производят традиционные бордосские красные вина — тяжелые, танинистые. Образно говоря, вина тут темно-фиолетовые.

Через реку на восток — домейны Помероль, Сан-Эмилион, Фронзас и десятки других, которые называют «Бордо Супериор». Здесь производят самые дорогие и классные вина (тот же Петрюс, например). Восточные вина — ягодные, более легкие, чем западные, и по вкусу похожи на хорошие бургундские. Здесь также производят замечательный питкий кларет, тяжелую форму розе́. Образно говоря, вина тут светло-красные, малиновые.

На юге, в Барзаке, производят знаменитый сотерн. Местность там холмистая, и между холмами текут холодные ручьи. От ручьев поднимается туман, который покрывает виноградники вечером и ночью. Под воздействием тумана на ягодах развивается благородная плесень бо́тирис, которая высушивает, заимзюмливает ягоды. В результате, когда виноград отжимают, он дает немного очень сладкого сока. Вместо бутылки вина с лозы с каждой получают всего 150-200 мл вина, поэтому оно стоит дорого. Обязательно попробуйте сотерн, если увидите. Рядом с Барзаком — другие домейны, Гравс, Серонс. Из-за каменистой почвы тут вина также специфические, можно назвать их желтыми.

Между Барзаком и Померолем — зона условно зеленая. Тут выращивают белый виноград, из которого производят игристое вино, крема́н. Это домейны Кадиллак, Энте-до-Мерс и множество других. Креман, на мой взгляд — лучшее французское игристое вино.

Если что и раздражает во Франции, то это любовь к отдыху. В Берлине любая булочная будет работать уже в 8 утра (а некоторые кофейни и в 7:30 открываются), разве что в воскресенье не будут работать некоторые супермаркеты или аптеки. И в Бордо, и в Тулузе все оживает дай бог к 10 утра, а обычно и вообще к полудню.

Чертов дождь шел целыми днями, и утром было особенно тоскливо без завтрака и кофе. Я час шел из дурацкого отеля, натыкаясь только на закрытые двери, пока не приземлился в случайно открытом кафе с прованскими завтраками: хлеб, колбаса, маринованные баклажаны, перцы и томаты. Слава богу нашел потом «Старбакс» и каннелишную.

Весь берег Гарроны заставлен перестроенными хипстерскими поместьями. Вместо бывших складов и доков — бесконечные винные и пивные бары, пивные же производства, коворкинги, коливинги, косквотинги и прочие заведения. В одном из старых заводов организовали огромный скейт-парк в старых ангарах. В центре одного из ангаров — трамвай, которые молодые французы в непропорционально больших шлемах раскатывают на своих досках. Время от времени кто-то падает, тот кто помладше — ревёт, и из тени ангара выбегает родитель, утешает.

Рядом варят очередное таксебешное пиво и продают всякие вещички в лофт-стиле: стальные кружки, военные карты, какие-то комиксы. Всюду жизнь!

Мост «Шебан-Дельма́», один из самых красивых, что я видел. Четыре бетонные колонны, похожие на факелы, у каждого с одной стороны — спрятанная под стекло винтовая лестница, с другой — троса. Удивительно, но на этих тросах здоровая часть полотна поднимается на десятки метров вверх (выглядит это так). У каждой из опор организована площадка для отдыха со скамеечками. На одной из таких я едва не забыл свою фотокамеру, размечтался.

Обратно возвращался французскими железными дорогами — три часа пути из Бордо в Тулузу, с пересадкой в городе Ажен. Не успел я пошутить про себя, что французские железные дороги должны называться ФРЖД, как мы доехали до Ажена… и все, поезда встали — забастовка! Пассажиры метнулись было к автобусам, но междугородные автобусы тоже перестали ходить в знак солидарности с железнодорожниками. Возобновить сообщение намеревались к пяти вечера, когда я уже едва успевал на свой самолет домой.

Я поискал попутку — и нашел! В Тулузу меня везла милая британка Клэр, которая когда-то влюбилась во француза (неудивительно) и переехала в деревеньку под Аженом, где устраивает велотуры по виноградникам. И кажется, что осенью я буду ее клиентом. Кстати, за поездку заплатил Клэр 7 евро против 30 евро за застрявший поезд.

Осенью в Бордо начинается самое интересное — сбор урожая. На сотни шато приезжают тысячи молодых людей: из России, Словакии, Польши, Великобритании, откуда угодно. Они неделями живут на виноградниках, с утра до вечера собирая их руками в пластиковые подносы, а ночами устраивают рейвы, пьют вино, курят марихуану и похищают сердца девушек из соседских городков, приводя их в своих палатки между лозами.

Деды из окрестных деревень приходят поболтать с юношами и рассказывают им особенно пошлые анекдоты. Они встают на края тракторных тележек и поют песенки, пытаясь приободрить людей в их тяжелом труде. Это недели великого веселья, в которых рождаются миллионы бутылок бордосского вина. Я обязательно буду среди этих людей, чтобы сделать об этом фотопроект. А значит увидимся, Бордо.

Вы только посмотрите, как он тянется наверх!

Друзья, продаю замечательную среднеформатную пленочную камеру — Rolleiflex 3.5A.

 

На мой взгляд, двухглазые «Ролляй» — это лучшие среднеформатные камеры формата 6×6. Они простые, легкие, компактные, с хорошей оптикой «Карл Цейсс». Они собраны вручную в Германии в середине XX века, тогда фототехнику производили на века. Очень немного камер могут поспорить с «Роляями» в качестве картинки. В камере нет мехов, громкого, тяжелого и не особо надежного зеркала, сменных задников (которые почти никогда не нужны). «Ролляй» удобно брать с собой везде, приятно возить в путешествия — что я вовсю и делаю.

Я продаю младший, базовый «Ролляй», с просветленным объективом «Тессар» 75 мм, 1:3,5. Это лучшая камера, чтобы познакомиться со средним форматом, не переплачивая 150 тысяч за старшие модели «Ролляя». Камера — в отличном техническом состоянии: я сам отснял на нее несколько десятков катушек без малейших нареканий. Я купил ее у Алексея Ковалева, который специализируется на «Ролляях»: находит их, восстанавливает, обслуживает. Леша лично перебрал камеру, все проверил и отюстировал — зная его дотошность, можно смело дать камере несколько десятилетий жизни.

Какие особенности камеры могу отметить:

• Это не лучший портретный «Ролляй». Круче всего снимать ей средние и дальние планы. Портреты конечно тоже будут получаться клевыми, но не такие как у старших и супердорогих «Ролляев».
• Это камера с шахтой, которая требует привычки: обе оси она показывает с инверсией. Пару первых пленок шахта может мучить вас, но потом привыкнете. На эту камеру нельзя поставить пентапризму (да она и стоит столько же, сколько сама камера).
• Встроенного экспонометра в камере нет. Я обхожусь своим чутьем, реже — экспонометром в айфоне.
• Фокусировочный экран в камере темнее, чем в старших моделях, и чуть потерт. Если вы не знаете что это такое и какой он в старших — просто забейте.
• В камере есть задел под «Ролляйкин» — вы можете докупить немножко аксессуаров и снимать камерой на 35-мм пленку. Не знаю зачем вам это, но вдруг будет интересно.
• В комплекте есть родной кожаный чехол.

Если просуммировать, то это идеальная среднеформатная камера для путешествий. Очень компактная, легкая в управлении, надежная. Это настоящий «Ролляйфлекс», хоть и младший. Это идеальная камера, чтобы «перепрыгнуть» с 35-мм фотографии в средний формат, не переплачивая за эксперименты. Она подходит для того, чтобы купить и после перепродать — «Ролляй» не потеряет в цене со временем, особенно побывавший в руках мастера. Я продаю эту камеру только потому, что перешел на старшую модель. Если вы никогда раньше не снимали на пленку, то возможно вам с ней будет тяжеловато, предупреждаю сразу.

Вот кадры с этого «Ролляя» из поездки в Японию.

 

Я продаю камеру за 25 000 ₽. В подарок к ней добавлю пару катушек черно-белой пленки.

Чтобы купить камеру, напишите мне в соцсетях или на почту: sergey@sergeykorol.ru. Я продаю камеру по 100% предоплате на карточку. В Москву передам ее в пятницу-субботу (10-11 мая), в Петербург — в июне.

UPD. Камера продана.

Расскажу о необычный пленочной фотокамере — Olympus Pen FT. Это полукадровый зеркальный фотоаппарат — самый маленький зеркальный фотоаппарат в истории.

Полукадровой камеру называют потому что она делает 72 маленьких кадрика вместо 36 обычных, каждый в два раза меньше. В 60-х и 70-х годов понемногу появлялись такие полукадровые камеры, в том числе «Агат-18» и «Чайка» в СССР. Подозреваю, что такие камеры должны были экономить пленку — для печати домашних фотографий и половинного кадра хватит с запасом, а тут целых 72 снимка на одну катушку умещается. Можно было зарядить камеру и уехать в отпуск с одной пленкой.

Olympus Pen F изобрел знаменитый японский инженер Йошихиса Майтани в начале 1960-х годов. Тогда у «Олимпуса» уже была полукадровая фотокамера Pen (я когда-то купил такую за копейки в Токио и сразу отснял катушку). Не знаю, зачем он решил усовершенствовать недорогую камеру для простеньких снимков и экономии пленки, но в результате Майтани превратил «Пен» в зеркалку с отличными сменными объективами.

В отличие от обычных зеркальных 35-мм фотокамер, зеркало у «Пен» располагается не горизонтально, а вертикально (соответственно, и ориентация кадров — вертикальная). Внутри разместился довольно сложный и тяжелый механизм с пентапризмой. Мне порой кажется, что Майтани просто хотел достичь каких-то технических пределов зеркальной фотокамеры — и ему это вполне удалось. Ведь кроме зеркала, в камеру смогли даже уместить экспонометр с питанием от батарейки.

Но камера — это еще полдела. Для «Пена» выпускали кучу отличной оптики «Зуико»: и 42 мм 1:1,2, и 800 мм 1:8. С зеркальной конструкцией можно было резко наводиться, а не прикидывать расстояние и крутить колесико, как обычно делали в полукадровых шкальниках. Короче говоря, все как у взрослых — только кадр меньше вполовину.

А теперь — немного моих впечатлений от камеры:

• Я пользовался Olympus Pen FT (с экспонометром) 1970 года, с 38-мм объективом «Зуико» 1:1,8. Такой комплект в очень хорошем состоянии можно купить за 10 000 ₽.
• Надо признать, что камера все же крупновата для полукадровой, она лишь немного меньше полнокадрового Olympus OM-1. «Пен» какой-то длинный, тонкий и плоский, вот бы отрезать от него треть!
• По ощущениям камера очень приятная: цельная, прочная. Рычаг взвода и ручка переключения выдержек двигаются без люфта — это приятно. Раздражает колечко объектива, которое чуть люфтит и бьется при вращении, не люблю такое. Наверное, надо сменить его.
• Удивился, какой резкий и громкий звук у камеры — такое маленькое зеркало, а так хлопает!
• Экспонометр тут тоже каким-то половинчатым оказался. Он не показывает качество экспопары, а только подсказывает значение диафрагмы по установленной выдержке. Справа в видоискателе движется стрелочка, которая указывает на цифры, от 1 до 9. Эти же цифры нанесены вторым слоем на диафрагменном кольце. Впрочем, у меня на объективе никаких цифр не было, и я выставлял пару на глаз, как и всегда.

Я отснял на «Пен» пару пленок, и не понял практической пользы этой камеры для меня. Ну окей, можно сэкономить пленку, но за это приходится расплачиваться потерей качества снимков — полукадровые уже тяжело сканировать, кадрировать почти нельзя. В размерах «Пен» недостаточно выигрывает у зеркальных камер. Одним словом, странное инженерное упражнение — оставлю в коллекции на память.

В сентябре 2017 года я начал заниматься с психотерапевтом, и непрерывно продолжаю занятия до сих пор. Считаю, что начало занятий — это одно из главных событий прошлого года.

Я и до сентября замечал, как мои друзья ходят к терапевту, но относился к этому скептически. Скептиков вокруг меня хватает и сейчас. Поэтому решил вкратце рассказать почему я начал, как выглядят занятия и чего вообще от них ждать. Рассказываю об этом на собственном опыте и благодаря статьям, которые я читал.

Мне не нужно к терапевту, я в порядке

Возможно, на свете действительно есть люди, которые точно в порядке, но я таких не встречал. Обычно у всех вокруг есть мелкие проблемы и особенности в поведении, которые отравляют жизнь. Один мой знакомый все время читает переписку своей девушки в её телефоне — хотя про себя понимает, что ведет себя неправильно. Другая знакомая боится общаться с родителями, потому что они постоянно над ней посмеиваются. Кто-то боится неопределенностей на новой работе, кто-то не знает чего хочет в жизни.

Речь не про голоса в голове и суицидальные мысли, а про расстройства, обиды, неуверенность в себе, проблемы в отношениях. Терапевт помогает в этом разобраться.

Не надо мне к терапевту, я взрослый человек и сам справлюсь

Я тоже так думал про себя. Я человек с высокой способностью к рефлексии, могу обдумать и проанализировать все что угодно, люблю заниматься этим часами. Но со временем я заметил, что это не работает.

Рефлексия — это не решение проблемы, а убеждение себя самого в том, что ты все сделал правильно. Голос в голове постоянно поддакивает, успокаивает, колеблется между «Ну а что тут можно было сделать» и «Ты умничка, утри слезки». После таких размышлений я всегда ощущал что мне стало немного легче, но проблемы никуда не делись. Словно на войне с самим собой объявили суточное перемирие.

Общение с терапевтом устроено иначе. Он не пытается быть лапочкой: задает вопросы, ловит на противоречиях. Терапевт может сказать: «Смотри, ты вот полчаса назад другое говорил. Так где правда?», или «Это-то понятно. А сам ты чего хочешь в этой ситуации?». У него нет задачи заговорить и успокоить, он помогает разобраться в себе.

На уровне терапевта сам человек в себе так разобраться не может — у него какие-то защитные механизмы срабатывают, и оттуда просто выкидывает. А с терапевтом ничего, работаем дальше.

Я все проблемы с друзьями обсуждаю

Друзья, родственники, коллеги обычно не помогают разобраться с проблемами:

• Если вам плохо, то они постараются утешить — скажут что угодно, только бы вас успокоить.
• Они не несут ответственности за свои советы. Подруга скажет: «Он мерзавец, срочно бросай его», даже если проблема в отношениях была на самом деле вообще в другом, и семью можно было спасти.
• Не всегда хранят тайну, могут разнести ваши проблемы: случайно или специально. Кроме того не получится обсуждать с родителями неприятности, которые из-за них же и возникли.

Иногда правда людям везет с друзьями — они не дают пустых советов, умеют слушать. Но обычно дружеская терапия похожа скорее на тушение пожара: вы берете пару бутылок вина и делитесь историями, и каждый из вас старается не особо утомить друг друга.

Терапевт работает иначе:

• Если требуется утешить — он утешит. Но его задача в том, чтобы помочь разобраться в себе: понять проблему и найти способ её решения. Это не часовые посиделки с вином, а многомесячная работа над собой. Иногда это неприятно.
• Терапевт не дает советов, не говорит что делать. Он задает вопросы, слушает, рассказывает о том, что услышал. Это другой уровень общения, с друзьями обычно недостижимый — потому что часто тяжелый, трудоемкий, выматывающий.
• Психотерапевт хранит тайну общения с клиентами. Он не будет читать вас в соцсетях и лайкать людей, которых вы обсуждаете, они остаются для терапевта персонажами. Впрочем, если вы признаетесь в убийстве, то терапевт будет обязан позвонить в полицию. Во всех прочих случаях занятия строго конфиденциальны.

Друзья говорят, что терапевт — это фигня. Я что, псих?

Если у вас случится тяжелое психическое расстройство, то придется идти не к психотерапевту, а к психиатру, чтобы лежать в стационаре и лечиться таблетками. До такого состояния можно дойти, если не бороться со стрессом.

Кроме того, можно вспомнить людей вокруг себя, которым тяжелые психологические проблемы мешают жить. Кто-то страдает от проблем в семье и начинает пить. Кто-то переносит на своих детей грубые привычки своих родителей.

У нас пока нет культуры психотерапии, для большинства людей это такие тошные разговоры в кожаных креслах из голливудских фильмов или сериалов. Кажется, что это на западе люди какие-то кислые и с жиру бесятся, а мы сильные и крутые сами все решаем. Но на деле люди страдают от проблем и переживаний, чаще болеют, меньше живут, срываются на своих близких. Просто никто им не говорил, что это — ненормально, что можно жить иначе.

Странно просто говорить с человеком и платить ему деньги за это

Не странно же идти в кино и платить деньги за то, чтобы посмотреть на героев фильма, хотя на улице можно бесплатно смотреть на людей.

Терапевт — это тоже врач. Он годами учился, проходил тренинги, нарабатывал опыт. Можете считать, что он душевный хирург: аккуратно там все препарирует. Хотя психотерапевт скорее дает хирургические инструменты вам в руки и говорит: «Так, давай подумаем что мы будем с этим делать».

Лично мне настолько полезно и интересно заниматься, что о деньгах я перестал беспокоиться довольно быстро. Я плачу 3000 ₽ за занятие. На друзей в баре больше выходило бы.

Как вообще эти занятия проходят?

С психотерапевтом обычно занимаются лично, реже — по скайпу. Я занимаюсь по скайпу по часу, раз в неделю.

Занятие — это диалог. По ощущениям, я говорю 60% времени, еще 40% мы с терапевтом обсуждаем сказанное в разговоре.

В начале занятия я рассказываю как себя чувствую, что важного со мной случилось на этой неделе, как это на меня повлияло. Терапевт уточняет мои ощущения. Это может показаться простым, но на деле довольно сложно и тяжело. Общение с психотерапевтом на занятии похоже на серьезную психологическую работу. Иногда приходится вспомнить сны, детские переживания, какие-то откровенные события из жизни.

Иногда терапевт играет в «игры». Например, просит пересесть на другой стул и перевоплотиться в другого человека, а после отвечать на вопросы от его имени, или помогает помедитировать над ощущениями.

В конце занятия мы обсуждаем как оно прошло, что я чувствую. Вообще вопросы «Что вы чувствуете?» или «Что вы хотите?» оказываются самыми сложными. Иногда после занятий дает домашку, например вести специфический дневник.

Занятия всегда приватные, во время них никого дома быть не должно. Я предпочитаю не рассказывать о них своим близким.

И что, мне всю жизнь так заниматься придется?

Обычно к терапевту приходят с конкретными проблемами. Над ними действительно работают долго: месяцами, годами. Иногда бывают очень тяжелые случаи, с которыми могут работать десять лет или дольше. Но терапия всегда — конечная. Когда вы ощущаете что справились, то она завершается, и занятия прекращаются. Терапевт не пытается стать вашим другом на всю жизнь и посадить вас на абонентку. Вы для него — пациент, которого он вылечит и отпустит.

Некоторые занимаются с терапевтом для того чтобы купировать проблему, а после поддерживают общение раз в месяц-два. Другие занимаются время от времени.

Занятия можно прекратить всегда, в любое время. В таком случае терапевт просит провести еще одно занятие, финальное — на котором даст рекомендации.

И что, помогает?

Мне — помогает. Я за полгода стал много лучше понимать себя, и через качественный разговор раскрыл такие особенности своей личности, о которых я раньше и не подозревал. Также терапевт помогла мне купировать резкие, болезненные переживания. Например, когда у меня заболела кошка и я был очень расстроен, внеплановое занятие помогло мне стабилизироваться — и стало много легче.

Однако я знаю людей, которым терапия не помогла или не понравилась. Кто-то боится раскрываться, кому-то не понравился формат.

И как найти этого терапевта?

Прежде всего, полезно спросить друзей — они точно знают психотерапевтов или занимались. Впрочем, тут есть тонкость: хороший специалист не возьмется работать одновременно со знакомыми людьми, чтобы сохранить конфиденциальность и не сбивать компас непредвзятости. Мы со знакомой случайно выяснили, что занимаемся у одного терапевта, и после со специалистом решали, что делать. Если бы выяснилось, что мы со знакомой как-то пересекаемся в наших ощущениях и воспоминаниях, то терапевт отказалась бы работать с одним из нас.

Еще я могу порекомендовать этот список. Также советую «Мету» — сервис подбора психотерапевтов.

По совету опытных друзей я сперва попросил по одному занятию у нескольких специалистов, а после выбрал того, с кем буду заниматься. Кажется, это хороший способ найти своего терапевта.

И что, стоит попробовать?

Я думаю, что стоит попробовать обязательно, даже если кажется что все окей. Я знаю людей, которые шли к терапевту просто ради интереса, а спустя полгода понимали, в каком концентрированном аду они на самом деле жили. Это как прийти к стоматологу на обследование и понять, что с зубами беда — и что если бы пришел на полгода позже, то пришлось бы протезы ставить.

Просто отнеситесь к этому как к новому опыту. Вы раньше этого никогда не делали — почему бы не попробовать, это же интересно. Я вообще шел к терапевту с мыслями: «Хаха, я так могу о себе говорить, что она офигеет», но спустя пару занятий понял, что мое умение красиво говорить о себе что-то не очень помогает решить проблемы.

У нас в жизни вообще не так много возможностей кардинально её изменить. Психотерапия — это самый недорогой, один из самых простых и эффективных способов сделать свою жизнь лучше, прямо сейчас.

Расскажу, как быстро определять марку самолета, который стоит в аэропорту перед вами.

Начнем с узкофюзеляжных самолетов — это небольшие лайнеры, которыми летают на короткие расстояние. Когда вы собираетесь из Москвы в Петербург или в Европу, то полетите на узкофюзеляжном самолете. Внутри у них будет один проход и два ряда кресел, обычно по три кресла в ряду.

Подавляющее большинство узкофюзеляжных самолетов — это «Боинги» и «Эйрбасы». У каждого производителя есть семейства, самые популярные это «Боинг 737» и «Эйрбас А320». Когда отправитесь в путешествие, то полетите на самолете этих семейств в 90% случаев.

Внешне все самолеты выглядят одинаково, с непривычки трудно понять какой перед вами: «Боинг» или «Эйрбас». Но я начну различать. Смотрите, вверху — «Боинг 737» авиакомпании Utair, внизу — «Эйрбас А319» португальской авиакомпании TAP.

Нос. У «Боинга» нос острый и хищный, у «Эйрбаса» — гладкий.

Гондола. Гондола — это кожух, который закрывает турбореактивный двигатель. У «Боинга 737» гондола слегка приплюснута снизу. Это сделано потому что самолет невысоко поднят над землей, и приплюснутая гондола помогает не всасывать всякую ерунду в двигатель во время взлета и руления в аэропорту. «Эйрбас» выше и гондола у него круглая.

Законцовки. Законцовки крыльев помогают воздуху обтекать крылья во время полета и экономят топливо. У «Боинга» законцовки большие, высокие (их называют «шарклетами»), у «Эйрбаса» — маленькие.

Наплыв. Наплыв помогает безошибочно отличать «Боинг 737» — у него хвост крепится к фюзеляжу через треугольный выступ. У «Эйрбаса» все плавно.

ВСУ. Сзади самолета располагается вспомогательная силовая установка, или ВСУ. Это маленький двигатель, который запускают в аэропорту чтобы вырабатывать электричество. У «Боинга» ВСУ почти не выступает сзади, а у «Эйрбаса» — выдается.

У самолетов есть еще куча внешних различий, но я советую смотреть на нос и на наплыв хвоста. Острый нос и треугольный наплыв сразу выдают «Боинг». Ну и вообще «Боинг» внешне приземистей и хищней, а «Эйрбас» — выше, глаже.

У узкофюзеляжных «Эйрбасов» есть несколько модификаций: А319, А320, А321, у «Боинга» — 737-400, 737-500, 737-800 — они отличаются длиной. Но все визуальные различия остаются теми же.

Теперь можете гулять с друзьями в аэропорту и быстро определять самолеты. В следующий раз поговорим о больших, широфюзеляжных лайнерах.

Продолжаю конспектировать лекции о том, как работают авиакомпании и от чего зависят их цены. В первой статье рассказывал о том, на что уходит стоимость билета и на чем зарабатывают лоукостеры, второй — о том, как авиакомпании воюют ценами и как «Бомбардье» победил «Боинг», в третьей — о самолетах ближайшего будущего и том, как авиакомпании формируют свои расписания.

Видео о том, что такое ETOPS и почему авиакомпаниям важно, чтобы самолеты подольше летали на одном двигателе.

• В 60-х годах самолеты с двумя двигателями не допускались до полетов через океане. Если бы один двигатель вышел из строя, то на втором можно было безопасно лететь около часа. Поэтому вокруг аэропортов на суше и на островах начертили зону часового полета, и самолеты не должны были её покидать. Например, при полете из Нью-Йорка в Лондон самолет летел по невыгодной траектории через Гренландию и Исландию. А из Нью-Йорка в Португалию непрямую лететь было вообще нельзя, только по еще более невыгодному маршруту сверху.
• Трансатлантические полеты — это еще ничего, для них хотя бы был «безопасный» путь по душе сверху. А Гавайи, например, расположены в океане, и рядом нет запасных аэродромов в часовой доступности. Поэтому даже в 60-х и 70-х годах Гавайи были изолированы от массового авиасообщения и развивались слабо.
• При этом правило 60 минут изначально появилось не для турбореактивных, а для обычных, пропеллерных двигателей. Пропеллерные двигатели выходили из строя в полете в 170 раз чаще, чем турбореактивные. Но закон продолжил работать и в новых реалиях.
• В 70-х годах появились больше четырехдвигательные лайнеры (например, «Боинг 747»), на которые не распространялось правило 60 минут полета на одном двигателе. Большие самолеты могли возить пассажиров через океан напрямую, но они были прожорливыми. Билеты на такие рейсы стоили дорого, и авиакомпании искали возможности сэкономить, чтобы продавать билеты дешевле — их всегда проще продать.
• Для того чтобы побороть правило 60 минут, производители даже стали выпускать трехдвигательные самолеты (например, «МД-11»). Они быть немного экономичные четырехдвигательных, и также могли летать напрямую.
• И наконец, 1985 году выдали первое разрешение на прямые авиаперелеты на двухдвигательном самолете, из Бостона в Париж.
• К этому полету разработали новый набор правил, ETOPS (Extended-range Twin Engin Perfomance Standarts). Как шутят авиаторы, ETOPS — это еще и Enginge Turn Or Passenger Swim (ДРИПП — Двигатель Работает Или Пассажиры Плавают).
• Но ETOPS — это не просто разрешение летать на двухдвигательных самолетах где угодно. Чтобы соответствовать правилам ETOPS, авиакомпаниям требуется оборудовать самолеты устройствам, которые обеспечивают безопасный долгий полет на одном двигателе. Кроме того, для таких полетов требуется специальная подготовка экипажа. Также требуются специальная технология обслуживания самолета, дополнительные проверки топлива, и запасные аэропорты.
• Запасной аэродром для полетов с Западного побережья США в Азию — городок «Колд Бей» с населением в пару сотен человек и огромной взлетно-посадочной полосой, которая осталась с военных времен. Но одной полосы недостаточно, авиакомпаниям нужно придумать что делать с сотнями пассажиров, для которых нет свободного жилья и ресурсов. Если самолет решает совершить вынужденную посадку в «Колд Бее», авиакомпания срочно высылает туда другой самолет, чтобы пересадить пассажиров на него и вывезти их.
• Современные самолеты сертифицируются по ETOPS по немыслимым ранее правилам. Например, «Боинг 787 Дримлайнер» может лететь на одном двигателе 5,5 часов, а «Эйрбас А350» — более 6 часов. То есть в случае неисправности одного двигателя он может свободно долететь до любого ближайшего аэропорта. Это позволяет авиакомпаниям с выгодой перевозить пассажиров между городами, куда раньше нельзя было долелеть напрямую (например, между Сиднеем и Сантьяго). Сертификацию ETOPS получают даже крохотные региональные самолеты вроде «Эйрбас А319», на котором летают из Москвы в Петербурге. А «Эйр Канада» летает на нем из Канады в Великобританию.

А вот о том, почему авиакомпании продают больше билетов, чем место на борту самолетов.

• Авиакомпании действительно продают больше билетов, чем есть мест в самолете — это называется овербукингом. Однако они делают это не потому что такие мерзавцы, для овербукинга есть экономические причины.
• На каждый рейс попадают не все пассажиры: кто-то не может по болезни, у кого-то меняются планы, кто-то опаздывает на стыковочный рейс. Авиакомпании не выгодно возить пустые кресла, и она продает на несколько билетов больше в расчете на тех, кто не летит.
• Этот расчет делает компьютерная программа. Она учитывает кучу факторов. Например, если рейс вылетает из крупного аэропорта, то лишних мест пролают больше — у пассажиров есть больше шансов пересесть на другой рейс через час или два. И наоборот, если рейс вылетает из небольшого регионального аэропорта или на рейсы в воскресенье вечером, то овербукинг ставят на минимум — вероятно, все пассажиры хотят улететь.
• Программы по расчету овербукинга становятся все точнее и точнее. К примеру, в 1990-х годах 16 пассажиров из 10 000 вынуждены были лететь следующим рейсом из-за того, что места на борту закончились, а в 2017 году  таких было всего 9.
• Важно понимать, что для современных авиакомпаний низкая цена на билеты и миллионы пассажиров важнее комфорта на борту и даже репутации. Авиакомпании выгодно продавать лишние билеты и решение проблем «лишних» пассажиров стоит не так дорого.
• Когда на борту случается овербукинг, компьютерная система оценивает, кому предложить остаться в аэропорту и улететь следующим рейсом. Выше шансы не лететь у тех, кто регистрировался на рейс в последний момент, ниже — у владельцев карт лояльности и тех, кто заранее зарегистрировался и выбрал место.

Продолжаю рассказывать о своем хобби — я покупаю на аукционах семейные коллекции фотографий, отбираю их, оцифровываю и показываю лучшие.

Сегодня я начну серию из нескольких постов, которые про себя называю «Коробочка с баночками». Дело в том, что я купил большую картонную коробку, в которой лежат сотни маленьких бумажных баночек с негативами. Это тысячи снимков, которые сделаны с 50-х по 80-е годы. Кажется, я буду перебирать и публиковать их несколько месяцев, ну а сегодня покажу первую часть.

Такие архивы продают анонимно, так что я ничего не знаю ни об авторе, ни о месте его жительства. Но перебрав десятки баночек и аккуратно отсканировав негативы, я обрадовался и удивился — все это богатство снимала женщина! Кажется, что полвека назад женщины редко фотографировали, это увлечение считалось мужским: возиться с камерами, проявлять пленку дома, печатать на фотоувеличителе. Но нет, незнакомая женщина старательно, год за годом снимала окружающую реальность: коллег, мужа, дочек, города и путешествия. Конечно, она не Вивьен Мейер, но все равно я был очень рад увидеть ее снимки. И рад показать их вам.

Мальдивы — это несколько десятков крохотных островов в Индийском океане, возле экватора, в сотнях километров от Индии и Шри-Ланки. Острова настолько небольшие, что на большинстве нет даже машин — ездить некуда, весь клочок суши можно пройти за пять минут. Вместо машин здесь моторные лодки, вместо дорог — океан, вместо областей — атоллы, которые объединяют несколько островов в смятое, вытянутое кольцо. Здесь ничего нет кроме природы и голубой воды, и за этим сюда летят со всего света.

Все летящие прилетают в единственный аэропорт на самом крупном острове — Мале. Аэропорт занимает почти весь остров, оставляя небольшой клочок суши под дома, школы и мечети. Огромные «Боинги 777» и «Эйрбасы А330» с заходят над посадку над водой, почти касаясь волн, высаживают ошалевших от девятичасового пути пассажиров на раскаленный бетон, и спустя час с ревом бегут в океан, чтобы в последний момент оторваться и пронестись над домами, крабами и яхтами.

Мальдивы встречают юркими и тощими пограничниками, которые час маринуют туристов в очередях, а после просвечивают ручную кладь сканером — ищут алкоголь. На Мальдивы строго запрещено провозить любой харам: винишко, свинину и порно, и туристы делятся на форумах советами: как провезти виски в бутылке шампуня. Грустные путешественники шляются туда-сюда по маленькому залу прилета, охлаждаются прохладной колой в «Бургер кинге» и на выходе из аэропорта вместо такси садятся прямо в лодки. Я никогда такого не видел: в десяти метрах от входа во все стороны разливался океан.

В Мальдивах нет внутреннего моря — это острова посредине великого ничего. В любом месте, в любом ручье плещется голубоватая, соленая до горькоты океанская вода.

Бытовую жизнь единственного крупного острова можно описать фразой: «Спокойно и скучно». Местные жители ходят туда-сюда почти без цели, покупают за копеечки сигареты поштучно, возят детей на мотороллерах, слушают муэддина в шесть часов и закрывают свои лавки на вечернюю молитву. Туристы остаются тут редко, обычно разъезжаются по островам на моторных лодках сразу после прилета, и лишь иногда ночуют в десятках отелей на три номера, ожидая своего утреннего вылета.

В Мале и соседнем Хурхумале идет вечная стройка. Жители возводят и перестраивают новые домишки, китайцы грызут кораллы вокруг аэропорта ради нового терминала, рядом из белоснежного песка насыпают новый остров. Повсюду ходят коты, которые не интересуются летучими мышами. Если тихо сесть днем и помолчать пару минут, то можно услышать как голос в голове спрашивает: «Зачем тут это все вообще».

Удивительно, как на Мальдивах почти везде мелко. Страна похожа на пупырчатую тарелку, которую утопили в океане на глубине примерно в 20-30 метров. Острова чуть-чуть поднялись над водой — самая высокая точка Мальдив возвышается над уровнем моря всего на 2 метра. А между островами так мелко, что проходы для лодок приходится прорубать в кораллах с помощью динамита.

Когда несколько лет назад на Мальдивах случилось землетрясение и прошло цунами, спастись от него было негде — волна проглатывала острова целиком.

Типичное развлечение для туристов — плавание с маской возле рифовых банок. Банка похожа на океанскую лужайку диаметром в несколько десятков метров, возвышается до уровня воды или иногда чуть выступает над ним. А сразу у границы банки дно резко обрывается до 20-30 метров. И на границе этого обрыва обитают рыбы, скаты, черепахи, мурены. И иногда — акулы.

Я не большой любитель морской фауны, мой интерес к океану застыл на субботних просмотрах «Кусто» в детстве. Но посмотреть на рыб в маске было занятно. Они точно такие, какими их показывали когда-то по телевидению.

Одно из главных впечатлений путешествия — переходы и жизнь на парусном катамаране. Это был десятиместный «Леопард» длиной в 38 футов (около 10 метров), с двумя парусами, двумя туалетами и двумя дизелями. Один туалет и один парус мы довольно быстро сломали, но мотор работал исправно.

Катамаран оказался разумно и крепко скроенным мирком. Он весь состоял из полочек и приключений. Я учился управляться с парусом, ходил вечно измазанный ржавчиной и маслом от якорной лебедки, водил яхту за штурвалом по узким проходам между островами, спал на палубе под звездами, варил кофе на душной кухоньке. В какие-то моменты быт раздражал, часто он удивлял — но я и сейчас немного скучаю по нему. И даже липкие от соленой воды полы меня не переубедили.

Первая ночь на яхте — самая необычная, самая страшная. Катамаран стоит, качается на якоре, слегка вращается, и с непривычки кажется что его уже сорвало и уносит в океан. Ночью почти не качает, только волны накатываю и чешут борта. Я смотрю в невысокий потолок и понимаю, что собственно лежу нигде: на кровати в океане, откуда будешь сутки выбираться в ближайшую цивилизацию — и то если постараешься. Никому до тебя нет дела, ты даже не турист, а настоящий путешественник. Чуть позже на яхте начнут ломаться важные штуки, и мы уже станем приключенцами (и хорошо, что в первую ночь я об этом даже и не подозревал.

Впрочем, спится в океане неплохо. Особенно — сверху, на палубе. Со второй ночи в каюте я больше не появлялся.

Вещи, которых я опасался в яхтенном походе: что яхта потонет и я не успею спасти из каюты паспорт, что случится землетрясение с цунами, что местные жители нападут на нас из-за откровенных купальников, что я отправлюсь плавать на риф и захлебнусь соленой водой, что отравлюсь.

На самом деле стоило боятся сломавшегося туалета. Туалет на яхте выглядит как обычный унитаз, разве что меньше в полтора раза, и питается соленой водой. Привычного смыва в нем нет, ведь унитаз находится ниже уровня воды. Вместо этого внутри установлена помпа, которая откачивает содержимое в бак, а перед помпой — машинка, что измельчает. Машинка намертво засоряется с первого же комка туалетной бумаги. После уровень воды в унитазе повышается, и он топит ванную. Один из двух туалетов сломался у нас в первый же день. К счастью, второй туалет худо-бедно проработал и сломался только в последний день пребывания на яхте.

Кстати, один из немногих способов затопить яхту — устроить пожар в районе туалета. Тогда обгорят клапаны, что не пускают внутрь забортную воду, и катамаран затонет, за несколько минут. Специально к такому случаю на борту есть пакет с деревянными затычками, которыми следовало забить образовавшиеся отверстия, и спасти судно.

Удивительно, насколько насыщены цвета Мальдив. Вода бывает то голубой, то бирюзовой — но никогда синей или серой. Люди ходят в цветных одеждах, красят лодки в контрастные оттенки. Повсюду белое, алое, желтое, и даже черное кажется на фоне всего этого сочным. Кажется, что можно фотографировать все подряд, и снимки будут получаться только благодаря цветам. Я никогда раньше подобного не видел.

При этом мне странно, когда Мальдивы называют райскими островами. Ну привет, это просто маленькие, скучные для европейца клочки земли посреди неглубокого океана, где вечно жарко. Такой рай склоняет к самоубийству, или к лежанию на пляже частного отеля, с кокосом в руке и со свежей фотографией в инстаграмме. Но даже и в таком режиме надолго не хватит.

С собой увез два десятка катушек просроченной пленки, и половина из них не выдержала тяжелых экваториальных условий. Сперва я расстроился, а потом подумал что пускай останутся как есть. Брать с собой просроченную пленку горстями глупо, а возить столько же свежей — расточительно. Вот и не знаешь что делать в следующий раз.

На большинстве островов нет оборудованных причалов, марин для яхт нет почти нигде. Обычно мы бросали якорь в 30-40 метрах от берега, и ездили на остров на моторке — у каждого из катамаранов была своя небольшая надувная моторка, которая крепилась сзади на опускающийся мини-кран. Сперва планировали вставать на ночевку борт-к-борту, но в итоге передумали: при сильной качке это опасно, есть вероятность побить борта.

Вечером моторки тарахтели безостановочно: отвозили ребят с катамаранов на яхту и обратно, везли ныряльщиков поплавать на соседней песчаной банке. Ночью подвыпившие участники экипажа носили на моторке по окрестностям, подпрыгивая на сильных волнах, не помогало даже лежать на носу, растопырив руки. Кто-то увозил в ночь кататься симпатичную девушку с соседнего катамарана, кто-то сослепу врезался в якорную цепь огромной яхты-лайнера, что была припаркована по соседству. Моторка как проявление социальной активности и пьяного бунтарского духа.

На Мальдивах нет источников пресной воды — это маленькие плоские острова. Ради воды на островах ставят огромные черные пластиковые бочки, в которых копят редкую дождевую воду, да включают опреснители. Свой опреснитель есть и на яхте. Он работает от дизель-генератора и вырабатывает 25 литров в час, литр обходится примерно в 7 рублей. Вода кончается в любой неподходящий момент. Кто-то задумался и слишком долго ополаскивался на палубе после купания, и после до вечера все остальные ходят с соляными разводами и грустно смотрят на гору немытой посуды в раковине. Спустя несколько дней опреснитель сломался. Хорошо еще что на одном из островов удалось договориться и залить воду в бортовые баки.

После поломки опреснителя началась черная полоса поломок на нашем катамаране. Полетело все. Бортовая система электропитания перестала давать электричество в розетки, и зарядные блоки быстро опустели. Работали только пара розеток, вечно занятые то тостером, то рацией. Во время перехода неудачно поставили парус-грот, и после не смогли опустить его — трос наверху скрутился в несколько безнадежных узлов. С трудом дорулили до стоянки на моторе, а после капитан поднимался наверх раскручивать узлы, обмотавшись веревками и подложив под них подушку, для мягкости. В какой-то момент мы начали ломать вообще все: от якорной лебедки до прищепок. Спустя несколько дней, сходя с катамарана на берег, я едва не сломал палец. А Е. дух яхтенных поломок преследовал и дальше — у него без видимых причин перестал работать ноутбук.

Яхтенный поход похож на недельное похмелье. Все засыпают заполночь, просыпаются рано утром под размеренный стук моторов и полдня медленно ползут под океану, прячась от беспощадного солнца. Обедают обычно днем, бросив якорь у одной из «рыбных» песчаных банок, вдоволь нажарившись на тесной и душной бортовой кухне, окунувшись драгоценной пресной водой, и если повезет — попав под тропический дождь. Вечером, еще до пяти часов пристают к острову, на котором можно пополнить запасы отвратительного мороженого за копейки, купить бледный арбуз или шоколад. Ночь — в каюте или на палубе, после бокала контрабандного вина или без него.

Кстати, о вине. В середине путешествия на обеих яхтах в левых носовых каютах на две персоны, в служебном трюме под матрацем обнаружили тайники с алкоголем, десятки запрещенных бутылок. Яхтенная компания не просто сдала в аренду катамараны, но и возила вино и ром силами белого экипажа. А еще через пару дней на борту нашли платежный терминал. Вероятно, яхтсменам предлагалось самим выбрать контрабанду и тут же оплатить ее карточкой, прямо в океане. Невероятная расчетливость.

В путешествиях подобных этому все время чувствуется напряжение, разница между ощущением комфортной безопасности и приключением. Когда ты едешь из Москвы в Петербург или из Берлина в Копенгаген, то такого напряжения не чувствуется. Худшее, что может с тобой произойти — намочишь ноги. В путешествии с рюкзаком по абхазским горам или по Мальдивам под парусом все иначе. Тебе постоянно немного дискомфортно, слегка страшно. Всегда думаешь: «Ох, все это конечно мило… но когда мы уже остановимся на ночлег». Понимаю, что кому-то от такого тяжело получать удовольствие, но для меня путешествия под напряжением запоминаются и переживаются сильнее всего. Это словно заниматься любовью там, где тебя могут застукать.

Из приятного с Мальдив увез дюжину местных кокосовых сладостей, похожих на сигары, и умение немного управлять яхтой. Оказалось, что рулить ей несложно, главное только привыкнуть к большой инерционности судна. Словно ты водишь на веревочке слона, который очень медленно думает.

Еще научился запускать генератор и опреснитель (правда, быстро сломались), впервые в жизни разговаривал по рации (правда, спрашивал скоро ли команда другой яхты пожарит рыбу). Научился ездить на надувной лодке с подвесным мотором, ставил, спускал парус и рулил под ним. Поднимал и спускал якорь, и бесконечное число раз неправильно надевал на него уздечку — устройство из двух тросов с крючком, которое фиксирует яхту на якорной цепи, не дает вращаться относительно нее.

Также я все еще учусь расслабляться относительно гигиены. Поход на яхте — это всегда жарко, липко от пота и морской воды, дискомфортно от песка. Ты вечно покрыт чем-то малоприятным: либо густым кремом от загара, либо бепантеном для заживления кожи, потому что крем ожидаемо не помог.

За неделю я так и не открыл ни одну из двух книг, что взял с собой. У некоторых участников были с собой ноутбуки, но кажется они не сели и наполовину, несмотря на то что везде в океане ловит отличный высокоскоростной интернет от вышек на островах. Качка и теснота не помогают депривации, хотя кому-то удавалось и почитать, и музыку послушать. Ж. смогла даже нарисовать две картины на холстах, и одна из них теперь стоит в моем кабинете. Пленки высохли, все постиранные вещи высохли, а масло на картине — еще нет.

Показалось, что путешествие на яхте хорошо помогает размышлениям. Можно часами сидеть и смотреть на воду, слегка побаиваясь. Иногда от такого в голову приходят полезные мысли, но чаще не приходят.

Мальдивы — это рай для скучных, место где рыбы и аквариумные наблюдатели меняются местами. Это место, где можно вдоволь покачаться в композитной лодке под парусом, посмотреть на разноцветную жизнь островов и притереться плавниками с людьми, что заперты с тобой в узких коридорчиках и каютах размером с полутораспальную кровать. Это постоянное, круглосуточное тепло — чтобы согреться ночью на палубе, достаточно надеть носки. Неторопливое приключение в бирюзовом мире.

«„Уайт сэнд“, „Уайт сэнд“, ответьте „Сан кисс“. Я буду скучать по вам, ребята. Конец связи».

 

Второй раз в Гамбурге, и впервые — основательно, на пару дней. Ехали на концерт Стивена Уилсона и немного посмотреть город. Замерзли, побывали в опере, побродили по немецко-ирландским спальным районам, и отправились домой.

Гамбург — это столица лофта. Исторический центр в районах гаваней застроен тяжелыми и темными домами: не то склады и ангары, не то элитное жилье. Удивительно, как такие здания сдавливают, особенно в сумрачную погоду. Все время кажется, что они сейчас развалятся, задавят тебя тоннами красного кирпича, и никогда не выберешься из этих развалин.

На примере Эльбской филармонии заметно, как новая архитектура притягивает туристов не хуже музеев, а сами архитекторы становятся рок-звездами. Вокруг филармонии ходят стройные группки туристов, внутрь идет плотный поток посетителей — на кассе для них зачем-то выдают бесплатные билеты.

Огромное 110-метровое здание строилось более 10 лет, и бюджет филармонии вырос с 240 до 800 млн евро. Мы хотели попасть на концерт — но все билеты раскуплены до лета. Хотели остановиться к гостинице прямо в филармонии, но прозевали рост цен до неприличных. Остается только вернуться когда-нибудь снова и осуществить мечту.

Много читал о надземных бомбоубежищах, но видел их всего парочку. Гамбургское выглядит особенно внушительным. Странно что в бетонном кубе откуда-то появились окна-бойницы.

За несколько часов перед поездом замерзли, гуляя — и грелись в бесплатном городском ботаническом саду. Занятно, что кактусы живут почти что в уличных условиях. А. отказалась выходить и одеваться, и отправилась обратно в тропический отсек, где у меня крепко запотела фотокамера.

Летом повторю поездку и расскажу про город подробнее. Ну а пока так. Увидимся, Гамбург.

Продолжаю конспектировать лекции о том, как работают авиакомпании и от чего зависят их цены. В первой статье рассказывал о том, на что уходит стоимость билета и на чем зарабатывают лоукостеры, во второй — о том, как авиакомпании воюют ценами и как «Бомбардье» победил «Боинг».

Видео про самолеты ближайшего будущего, но по факту оно скорее о том, что ждет пассажирские перевозки в ближайшие 10-20 лет.

• В последние годы рынок пассажирской авиации изменился. Прежде всего, концепция перелетов между крупными хабами с последующим разлетом между ними отмирает. Пассажиры не хотят пересаживаться, они хотят летать из Марселя в Ванкувер, а не из Марселя в Лондон, оттуда в Нью-Йорк, и оттуда — в Ванкувер. В мире будет все больше прямых рейсов между небольшими городами.
• Такие рейсы стали возможны благодаря новым, экономичным самолетам вроде «Боинг 787 Дримлайнер». «Дримлайнер» при этом еще и небольшой, всего на 360 пассажиров. Чем меньше и чем экономичнее самолеты на дальние расстояния (до 14 тыс км), тем выгоднее авиакомпаниям. Так они вероятнее заполнят все места и заработают больше.
• «Эйрбас» и «Боинг» уже выпустили хорошие дальние самолеты: «Боинг 787 Дримлайнер» и «Эйрбас А350». При этом «Дримлайнер» выстрелил, а «А350» — не очень. Огромный двухпалубный «Эйрбас А380» уходит в прошлое. В ближайшем будущем большие самолеты будут не нужны.
• Затем авиакомпании значительно улучшили маленькие самолеты: «Боинг 737 Макс» и «Эйрбас А320 Нео», на 200-230 пассажиров и дальностью в 6 тыс км. Они стали настолько экономичными, что уже могут летать через Атлантику. В ближайшем будущем на таких самолетах станет выгодно дешево возить пассажиров между небольшими городами. Прямой рейс из Вологды в Нарьян Мар? Легко. Или представьте — вы садитесь в Москве в небольшой самолетик, в котором летаете в Санкт-Петербург или Екатеринбург, а он везет вас… в Нью-Йорк.
• Самолет ближайшего будущего — это нечто среднее между «Дримлайнером» и новым «737-м». «Боинг» готовится выпустить 797-й: на 260 пассажиров и до 6500 км дальностью. Такие самолеты полетят в 2025-м.
• Авиакомпании будущего — это лоукостеры. Авиакомпаниям проще конкурировать друг с другом ценой, а не комфортном — на дорогие комфортные места все сложнее и сложнее продавать билеты, бизнес летает пустым. Авиакомпаниям нужно придумать, как пересадить на самолеты пассажиров поездов, автобусов, машин. В мире будет все больше и больше пассажиров, самолетов, аэропортов.
• Но авиакомпаниям нужно понять, что делать с ценами на керосин, которые вырастут вдвое в ближайшие 20 лет. Скорее всего, будут развиваться электросамолеты, особенно небольшие, региональные.

Второе видео — о том, как авиакомпании формируют свои расписания.

• Один из главных факторов, на который пассажиры обращают внимание при выборе авиакомпании — это время в пути. Авиакомпании делают все, чтобы сократить это время.
• Главный способ сделать это — сделать пересадки короткими.
• Большинство современных крупных авиакомпаний летают через большие связующие аэропорты — хабы. В Москве Шереметьево — хаб «Аэрофлота», а Внуково — хаб «Ютейра». Аэрофлот совершает в день десятки рейсов из региональных аэропортов в Москву, в Шереметьево, где пересаживает их на международные и другие региональные рейсы. Чтобы пассажиры меньше сидели в аэропортах на пересадках, авиакомпаниям приходится делать так, чтобы как можно больше самолетов прилетали в одно время, и улетали спустя час-два.
• Поэтому аэропорты работают слотами в 2-3 часа. В утренний слот в час-два прилетают десятки рейсов. Спустя час вылетает множество других рейсов, друг за другом. В день в аэропорту может быть 2-3-4 таких слота. В крупнейших мировых аэропортах — до 10.
• Впрочем, бюджетные авиакомпании часто забивают на это и работают без слотов. Экономите — летайте как получится. Это также связано с тем, что когда аэропорт работает по системе слотов, ему требуется больше ресурсов: больше гейтов, сотрудников, техники. Поэтому такое обслуживание стоит авиакомпаниям дороже, а лоукостеры предпочитают экономить.
• Также слотовая система делает аэропорты и авиакомпании уязвимыми. Если случается природный катаклизм или авария, то тысячи пассажиров внутри всего слота застревают надолго.
• Ближневосточные авиакомпании (например, «Этихад») довели систему слотов до предела — у них может быть всего 2 слота, и оба утром. Все рейсы из Америки и Европы прибывают в аэропорт с 8 до 10 часов, и все рейсы в Азию и Океанию вылетают с 10 до 12 часов. А после аэропорт не принимает рейсов и просто стоит пустым. Но это также значит, что между полетами самолеты вынуждены простаивать. Например, рейс из Абу Даби в Гонконг вылетает в 9:50, и прибывает в Гонконг в 10 утра по местному времени. Там самолет простаивает до 18:55, чтобы вылететь обратно и успеть в слот. Самолеты американских авиакомпаний прилетают в Южную Америку утром, и стоят там весь день до позднего вечера, чтобы лететь ночью и попасть в утренние слоты на пересадку в Европу. А самолет австралийской «Кантас» вынужден стоять в Лос-Анджелесе 14 часов.
• Когда самолеты простаивают — билеты на них стоят дорого. Впрочем, их также успевают обслуживать между простоями. Американские авиакомпании даже умудряются экономить на этом: обслуживание в Южной Америке стоит сильно дешевле, чем в Северной. «Американ Эйрлайнс» даже построила в Сан-Паулу огромный ангар для обслуживания своих самолетов.
• Также авиакомпании часто используют так называемые расписания подскока. Самолеты из Австралии не могут долететь до Нью-Йорка прямым рейсом, они только до Лос-Анджелеса летят 12-14 часов. Чтобы возить пассажиров и зарабатывать, авиакомпании отправляет самолет до Лос-Анджелеса, где он дозаправляется и вылетает в Нью-Йорк. Так авиакомпания умудряется выполнить 2 рейса на одном самолете: Мельбурн — Лос-Анджелес и Лос-Анджелес — Нью-Йорк. Еще и в американские слоты попадает, чтобы добрать пассажиров.

Продолжение конспекта.