Я считаю, что нацистская Германия, по большому счету, была злом, и я рад тому, что она была побеждена. Но я не считаю, что она была лавкрафтовским злом, встреча с которым должна отключать у человека критическое мышление и все чувства, кроме ужаса. Если взять то, чем нацистская Германия прославилась в истории, то и у стран-союзников по антигитлеровской коалиции найдется аналогичное. Например, геноцид евреев можно сравнить с национальными операциями НКВД. Я не утверждаю, что убить 5 с чем-то миллионов евреев и расстрелять 100 тысяч «польских шпионов» — одно и то же; нет, это не одно и то же, но сравнение этих двух действий не бессмысленно и не кощунственно. Нацистский План голода можно сравнить с советским голодом 1932-1933. Опять же, это было не одно и то же; голод 1932-1933 был чем-то единовременным, и больше в советской истории не повторялся (голод 1946-1947 был вызван послевоенной разрухой, а не государственной политикой, СССР принимал иностранную помощь, и жертв было гораздо меньше), а если бы Германия победила, то нет никаких сомнений, что смертельный голод на оккупированных Германией территориях был бы перманентным. Доктора Менгеле можно сравнить с его менее известным коллегой доктором Майрановским, а также с докторами, экспериментировавшими над неграми-сифилитиками в Таскиги, штат Алабама, США. Осуждая расизм гитлеровской Германии, делившей человечество на высшую и низшие расы, нужно помнить, что в южных штатах США в те времена и еще много лет негры были бесправными гражданами второго сорта. Сражавшаяся с немцами американская армия была расово сегрегирована; Хэнфорский ядерный комплекс в штате Вашингтон, где наработали плутоний для нагасакской бомбы — тоже; на американском флоте (кроме одного корабля) негры были лишь поварами и официантами. К японцам, но не к немцам, средний американец относился с расистским презрением; адмирал Билл Хелси очень любил сравнивать японцев с обезьянами; смотритель Токийского зоопарка объявил, что зарезервировал для адмирала клетку в обезьяннике. У немецких концлагерей были прямые аналоги в СССР, и уровень смертности заключенных в них был сравним. Менахем Бегин встречался с человеком, сидевшим в Дахау, который после освобождения перешел советскую границу; его посчитали шпионом и посадили в лагерь; по его словам, переданным Бегином, «Если бы мне предложили выбрать между Печорлагом и концлагерем Дахау, я, кажется, выбрал бы Дахау». После оккупации Германии тот же Бухенвальд советские оккупационные власти продолжали использовать по назначению, и смертность заключенных там была вполне на гитлеровском уровне. В ходе послевоенных репараций в СССР вывезли не только металлообрабатывающие станки с немецких заводов, но и лагерную прачечную и разборные бараки из Бухенвальда. Владимир Войнович писал: «Какого-то человека, побывавшего в лапах и гестапо, и НКВД, спросили, чем отличались одни от других. Он сказал, что и те и другие были звери, но немцы пытали своих жертв, чтобы узнать правду, а наши добивались ложных показаний.» → ◓◑◒◐
Тебе суют в руку схему метрополитена, толстую, словно пятничная газета. Миллион деталей, разноцветных линий и точек, будто кто-то прожег бумагу, уронив на нее через сито раскаленное олово. B-Train, Q-Train — чем они отличаются друг от друга? Ведь они едут в одном направлении — зачем же здесь два поезда вместо одного? И ты садишься наугад в Q, едешь на Манхэттен, выцелив нужную тебе станцию, и очень удивляешься, когда поезд промахивает мимо и куда-то сворачивает. Эту станцию находишь, лишь пять минут возя по схеме пальцами, как слепой, читающий по Брайлю. И сколько ни ищи в этом логики, нет ее. Сквозняки выдувают из тебя панораму с Манхэттен-бридж, которая была волшебным подарком еще десять минут назад. Столбы залеплены оранжевыми объявлениями об изменении графика движения поездов, но местные их никогда не читают. Они подключены к грибнице Нью-Йорка через особый вай-фай — откуда ему взяться у человека, даже не откашлявшего микроскопические частицы бобруйских шин?→ ◓◑◒◐
— Да они учителя-то еще такие, — дед в камуфляжном костюме остановился со мной поболтать по дороге на рыбалку. — Тут у нас было дело: мальчишки, ученики, идут — а коло Кольки Медведева Сергей Анатольич пьяный лежит, и рядом говешки коровьи. Ну, они решили отташшить его на травку подальше от говешек-то, а он рассердился, подзатыльников им, что ли, надавал. Они говорят: «Ах ты, Сергей Анатольич! Знали бы мы, что ты так — нарочно бы тебя в говешки положили!».→ ◓◑◒◐
Это самые необычные сиамские близнецы: у них соединены структуры ствола головного мозга. Сенсорная информация от тела Кристы поступает в мозг Татьяны, и наоборот. Одна сестра может чувствовать прикосновение к другой, видеть её глазами — словом, у них там работающий естественный нейроинтерфейс. Недавно им исполнилось семь. Через пару-тройку лет можно будет напрямую поинтересоваться, как это ощущается изнутри. Есть подозрения, что у них идет обмен не только сенсорной информацией. Каким-то образом они принимают совместные решения молча и вообще мало разговаривают друг с другом. В большинстве случаев им без слов понятно, чего хочет сестра. Если у них действительно существует взаимопроникновение на уровне психики, хоть в какой-то степени, это делает их абсолютно уникальными людьми. → ◓◑◒◐
Он совершенно как живой, что особенно заметно на фоне некоторой гипсокартонности персонажей из плоти и крови, и наделен той обезоруживающей человечностью, которую любили подмечать ходоки-мемуаристы в Ленине. Тяжело, всей могучей спиной, вздыхает, присев на небоскреб-завалинку после ожесточенной битвы, и вот-вот, кажется, вынет откуда-нибудь вонючую цигарку-самокрутку да и задымит. Даже фирменное обыкновение иногда замереть, воздев лапы, и издать полный первобытной ярости вопль представляется не дешевым ярмарочным понтом с целью нагнать страху, как в лентах японской франшизы, а нормальным людским способом выпустить пар хлопотного дня. Такое рад бы себе позволить каждый из нас, да сдерживает житейское малодушие. Грузной походкой курортника, намеренного смыть похмелье утренним купанием, Годзилла бредет по Лос-Анджелесу, как по замусоренному пластиком и жестянками коктебельскому пляжу, к воде, скорее к воде, и величественно обрушивается в набежавшую волну. → ◓◑◒◐
Ежедневно мы просыпались и произносили фразу: «Великий председатель Мао Цзэдун, поучая, говорил», с этой же фразы начинали любое собрание на работе, она могла прозвучать даже на свидании. Если вы приходили в магазин купить что-нибудь, вы должны были начать свою речь с этой формулы, иначе вам бы просто не продали то, за чем вы пришли. За ней следовало изречение Мао Цзэдуна, а продавец отвечал на нее другой фразой председателя, и только потом можно было сказать, за чем вы, собственно, пришли.→ ◓◑◒◐
