В пятый раз летишь в Японию уже немного родным (хотя сами японцы вряд ли так считают). Название островов и городов, онсэнов и щинкансенов уже закрепились даже в моей довольно слабой на имена памяти.

А вот летать в Японию в послековидные времена стало непросто. Билеты на самолёт вообще подорожали повсеместно, как фрукты после неурожая, а еще из-за войны пропали короткие маршруты над Россией. В результате из Берлина в Токио лететь около 16 часов: сперва 4 до Дохи, а после — еще 12, облетая вокруг практически всю Азию: от Пакистана и Гималаев до Китая и Южной Кореи. На традиционный рисовый пирожок-онигири по прилёту сил уже практически не остаётся.

Первый раз еду в Японию с базовым знанием языка. Прочитать название железнодорожной станции, заказать кофе или пиво, объяснить маленькость складных велосипедов, представить себя и А., ну и просто поддержать коротенький диалог на интересную для себя тему — бесценно. В стране с непростым иероглифическим языком, в котором другие люди не очень хорошо или не очень охотно говорят по-английски — бесценно. Словно я путешествовал в Японию на кресле-каталке, и тут кое-как встал и сделал пару шагов.

Ну, и конечно, большая мотивация продолжать учить японский дальше, хоть я довольно глупый и нерегулярный ученик (Ю.В., прости).

Снова решили поехать в Японию с «Бромтонами», но увезти свои оказалось непросто — за стоимость дополнительного велобагажа в Японию можно было свозить человека. У нас не было ни человека, ни желания платить несколько сотен долларов, поэтому мы просто арендовали «Бромтоны» в самой Японии.

Их нам предоставил итальянец, который выглядел настоящим велоспортсменом (его выдавали ноги). И «Бромтоны» наши оказались редкими, коллекционными (мой вообще был с титановой рамой). На них мы намотали несколько десятков километров повсюду: от Токио до пустых дорог острова Гото. «Бромтоны» пахнут Японией, а она сама сливается со стрекотанием велосипедного механизма.

Как приятно было поселиться в Токио в любимом районе Кагуродзака — чтобы зайти в конвейерный суши-бар, в который ходил подряд несколько поездок. Приятно собрать знание японского и пошутить, что платит жена, «потому что моя банковская карточка у неё, так спокойнее». А еще в Токио постепенно подтягиваются и натуральные винные бары тоже. И в них даже немало японского натурального (вообще вино в стране производят повсеместно, даже на северном острове).

Помимо Хиросимы, в которой побывали в прошлый раз, в эту поездку заехали в Нагасаки — где уже совсем ничего не напоминает о взрыве ядерной бомбы. Город как город: трамвайчики ездят, гудят на ветру суда да провода. Разве что в заливе стоят японские военные корабли, смотрят на тебя своим красным глазом.

Несколько часов на пароме из Нагасаки, и мы уже на острове Гото, где исторически много христиан. Раньше во времена сёгуната их массово казнили, распиная на крестах вдоль дорог. А сегодня на острове только множество христианских общин, вполне европейского вида церкви. Да женщина, которая увидев путников на станции парома, сразу же подбежала, показала на значок-ихтис и вежливо спросила: «Что я могу для вас сделать?»

Обожаю вайбы японских «островов современного искусства». Такой концепт набирает обороты (видимо, после популярности Наосимы, где я был ранее). Подход похожий: на острове возводят какой-нибудь объект, желательно из полированного бетона, ставят инсталляции, создают мини-музеи — и всё это притягивает струйками туристов-гайядзинов с усталыми детьми и лицами, рюкзаками и картами. А также местных любителей, которые приплывают на паромах стайками с друзьями, и вдоволь инстаграммятся.

Ощущается всё это очень мило, аккуратно, немноголюдно. Правда, вместе с этим заметен и главный японский изъян — желание и умение копировать западное, но непонимание основы. И в результате — перенос тела, но не души.

Токийские ночи созданы для страдающих от джетлага гайядзинов, возвращающихся заполночь мелких офисных сотрудников — сарариманов, для небольшого числа тусующей молодежи, для неустанных строителей и ремонтников. Для неоновых вывесок, шума трасс (кто и куда ездит по ним ночью), для пения цикад и мечт о прохладе. Сон нам только снится.

Впервые за пять поездок в Японии вышел из себя и даже поругался с женщиной, которая управляла автобусным движением через огромный мост (в Японии вообще много огромных мостов, по которым устаёшь ездить): она сперва заставила ждать полчаса по жаре, а после запретила брать в автобус складные велосипеды. Японская инфраструктура часто чрезмерна даже сама для себя. Как будто в стране строили (и строят) про запас.

Почему-то вспомнил, что хозяйка арендованной квартиры в последний момент поменяла жильё на соседнее (на той же площадке), чтобы в сданной нам изначально квартире встретиться с мужчиной и очень громко стонать, щекотя умы бессонных гайядзинов.

Все японские города, как счастливые и несчастливые семьи, похожи и отличаются друг от друга — часто одним и тем же. Но в каждом можно найти и кофейни, и бары, и закусочные в четыре утра, и китайских туристов, и подвипившие японские парочки, теряющие стыд и зонтики, и море и горы. А что нам еще нужно!

Лучшие онсэны — в Нюто и в районе Фукушимы. В Нюто зато особая вода, которую ни с чем не перепутаешь по цвету, вкусу и запаху. И плакаты, которые предостерегают от того, чтобы ходить по соседним лесным тропинкам, слишком опасно — вокруг много медведей. После почитал статистику за 2023 год: медведей и правда очень много, более 100 нападений за всё время, и большинство из них произошли на севере. Но как по мне, в Нюто самое опасное, что может быть — это молоко, которое прямо в бутылках бросают греться в горячие источники.

Источники в Нюто и правда были великолепными. Я попытался снять «домашнее порно» на 8-мм кинокамеру в частной купальне при свете луны, но вышло не очень.

Спустя много лет (уже почти десятилетий) знакомства с М. и В., я побывал уже у них дома — в престижном районе Токио, даже на третьем этаже стоял и смотрел на пролетающие самолеты. Никогда больше так не хотелось прийти тут домой и быть дома, даже со времен времени, когда мы с А. снимали крохотную квартирку на Кагуродзаке, и неделями подряд ходили в одни и те же бары, в места с раменом и в магазины, где кроме нас из иностранцев была только богом занесённая сюда пара из Сирии.

Страна, которая не старается меня интегрировать, переучить и сделать своим. Место, где я могу быть чужим и родным одновременно — потому что искренне разделяю принципы уважения и любования всем вокруг. Так было и так будет всегда.

Увидимся! Это точно.