В комментариях к этой записи я отвечаю на вопросы: о себе, работе, увлечениях, путешествиях, книгах — о чём угодно. Спрашивайте, и я отвечу.

Многие люди странно относятся к профессиональной критике, и плодят вокруг неё мифы. Хочу рассказать, что я обо всём этом думаю.

«Профессионалы всё делают хорошо с первого раза»

Никто не делает работу с первого раза. Это происходит потому, что результат работы — это что-то вымышленное, виртуальное. Когда результат обретает воплощение, то оказывается, что он немного не похож на описанное в ТЗ или представленное в голове.

Нельзя с первого раза попасть стрелой в «яблочко» — нужно выстрелить пару раз и покрутить прицел. Нельзя отправить человека на Луну с Земли — придётся корректировать маршрут в космосе. Так нельзя написать отличный текст или сделать хороший дизайн с первого раза.

Если клиент принял вашу работу без доделок, то это не потому, что вы крутан и сразу сделали прекрасно. Скорее всего, он сам не понимает, что такое хорошо в данном случае, или ему просто не хочется возиться.

«Стыдно выслушивать о недоделках»

Если работу с первого раза сделать нельзя, то кто-то же должен рассказать, чем она не идеальна? Что исправить, где докрутить, куда дальше двигаться? Задаче нужен арт-директор.

Большинство людей сами себе арт-директора. Но быть самокритиком тяжело, требуются опыт, знания, чувство прекрасного. Кроме прочего, всегда хочется махнуть рукой и сказать: «А, да и так вроде ничего…». Арт-директор не допустит этого, не пропустит лажу.

Здорово научиться сдавать работу. Стажёр сдаёт работу дизайнеру, дизайнер — арт-директору. Программист, редактор, журналист действуют аналогично. Такая сдача по цепочке кажется вознёй только первое время. Достаточно посмотреть на кучу ошибок и шелухи, которую удастся выявить, и поймёшь — эта система работает.

«Клиент — мудак, и ничего не понимает»

Так приятно назвать клиента мудаком, если вы не сработались. Это профессиональная индульгенция, последний аргумент в споре со своей совестью. А еще это позиция слабака.

Попробуйте представить, что клиент — это седой старец, который полвека сам писал рассылки и рисовал промо-сайты. Не мудак, а умудрённый. Просто у него стиль общения такой, высокомерный и непонятный. Постарайтесь настроить общение с ним. Этот человек платит вам деньги, и, я надеюсь, немалые. Он как-то заработал их, верно? Этого уже достаточно для того, чтобы не считать его дубиной.

Кроме прочего, слово «мудак» запрещено употреблять после договора о работе. Вы же назвали ему сумму, согласились, верно? Если взяли деньги у мудака, то теперь он не мудак, а клиент. А мудак теперь вы.

Если критикуют, то всё, пиши-пропало!

Если критикуют — то снимают с вас бремя внутренного арт-директора, занимаются тяжелой и неблагодарной работой. Причём бесплатно, и, вероятно, с некоторым удовольствием.

Чтобы сделать критику приятной, попросите о ней. Сдавая работу, скажите прямо: «Хочу критики. Что я сделал плохо? Где недоработал? Что стоит исправить?». После такого ожидаешь шитшторм, а в ответ обычно слышишь: «Ну, вообще мне всё нравится. Разве что вот это и вот это я бы чуть поменял».

Просьба о критике — это типичное кэмповское травление лески. Покажите клиенту, что не будете морщиться от его замечаний и не станете спорить о каждом слове. В комфортной обстановке хочется не критиковать, а высказывать своё мнение. Этого нам и надобно.

«Все советуют, не разобравшись»

У каждого человека есть своё мнение по любому вопросу. Высказать его — естественное желание. Иногда своё мнение физиологически больно держать в себе, хочется им с кем-нибудь поделиться.

Чужое мнение — не безусловный повод к действию. Вы же професионал, вам решать, как всё в итоге будет выглядеть. Можно послушать других и последовать их совету. Можно забить на комментарии и сдать работу так, как задумывалось. Правда, во втором случае придётся объяснить, почему отказался от советов и правок.

Кроме того, часто хорошая идея родится в голове случайного человека. Крановщик расскажет, что у вас на логотипе крюк висит в другую сторону, уборщица пожалуется на мокрый пол на сайте. Главное — задавать открытые вопросы.

«Критикуют не то, что надо»

Если критикуют не то, что надо, значит вы не рассказали, что критиковать. Так, Илья Осколков-Ценципер, видя перед собой дизайн или текст, часто восклицал: «Куда мне смотреть?».

Нужно всегда объяснять, что показываешь: структуру, ранний черновик, несколько подходов к задаче, пару было/стало. Если не покажешь, то будут критиковать всё, кроме того, что надо. Ты написал классный текст, а все ругают его фон или кривой логотип в шапке. Так настроение для конструктивной критики сливается.

Есть другой способ — показывать только готовую работу. Как говорится, дураку полработы не показывают. И действительно, мало кто может абстрагироваться от того, что видит, и говорить только о структуре или только о тексте. Держите черновики при себе, показывайте только финальный вариант, вылизанный до мелочей.

Я уже не раз писал, что не испытываю проблем с прокрастинацией в работе. Если надо делать дело, я просто сажусь и работаю: собираю информацию, пишу, редактирую. Но бывают дни, когда так не получается — случается тупняк.

Читать википедию, смотреть коубы и видео, листать RSS ленту и ленту твиттера вместо работы — это тупняк. Тупняк говорит: «Еще есть время, давай сейчас отдохнём, и потом переделаем всю работу одним куском».

Тупняк всегда притягивает тупняк, он окукливает человека. Время летит быстро, а дела стоят на месте. Чтобы не поддаваться тупняку и всё успевать, я исповедую три правила:

1. Работать утром. Для меня самое продуктивное время — с 9 до 13 часов. За это время я успеваю хорошенько вломить и переделать все основные дела. Поэтому утреннее время я берегу: не назначаю звонки и встречи, стараюсь никуда не уходить из дома.
2. Держать дела под рукой. Мне важно утром знать план на день. Поэтому я после завтрака бегу в Sunrise и Things, заглядываю в личную доску Trello. Если дел много — я двигаю их на другие дни, иногда переношу встречи.
3. Начинать с простого дела. Первое дело за день я называю вытяжным парашютом — оно буквально выдёргивает меня из тупняка.

Вытяжное дело — это что-то простое и приятное. Отсортировать почту, ответить на письма и добиться пустого инбокса. Сделать несколько крохотных клиентских задачек (например, написать посты в фейсбук). Выставить счета, подвигать рабочие дела в Трелло. Офлайновые дела тоже хорошо сойдут. Люблю помыть посуду, разобраться на столе.

Если тупняк нападает в середине дня, я снова откладываю текущее занятие, выбираю маленькое дело в жертву и делаю его. Кто сказал, что у парашютиста не может быть двух вытяжных парашютов?

Некоторые начинают сразу с большого и сложного дела, но я так не могу. Моему мозгу нужно размяться, ощутить себя в рабочем потоке. Когда сознание раскачивается и выходит на рабочий режим, то тупняк ему уже не грозит. Летишь себе спокойно, наслаждаешься видом, готовишься к мягкой посадке и следующему прыжку.

Полетали с А. на воздушном шаре. Плавно поднялись в воздух и перенеслись километров на семь силой горячего газа и прочной нейлоновой оболочки.

Полёты проходят в Подмосковье. До места нужно ехать час на электричке и еще примерно полчаса на автомашинах. Клуб едет целой автоколонной: за внедорожниками и микроавтобусами катятся прицепы с гондолами воздушных шаров. Всё это похоже на кадры фильма про охотников за торнадо. Трещат рации, в салонах сидят суровые ребята в униформе.

Время от времени колонна останавливается. Из кабины достают черный воздушный шарик, и отпускают его в небо. Аэронавты останавливаются, выстраиваются в линию и вытягивают вперёд руки с компасами, прицеливаясь на шар — смотрят, куда он полетит. Важно знать направление ветра, чтобы прицелиться большим воздушным шаром. Шар летит туда, куда дует ветер, управлять им нельзя.

Замерив направление ветра, аэронавты смотрят на карты в ноутбуке, спорят, переговариваются по рациям. После того, как место старта выбрано, колонна разворачивается и едет в другую сторону, поднимая облако пыли с обочины.

Место старта — это обычное поле с уже пожухлой травой. Машины разъезжаются по полю, и аэронавты начинают собирать шары.

Сперва с прицепа сгружают корзину. Она сделана из дерева, лозы и тростника. Корзина гибкая и выдерживает удары при посадке.

Наверху закреплён блок газовых горелок. Справа в прицепе виден большой черный мешок. В нем лежит сам воздушный шар — оболочка теплового аэростата.

Оболочку достают из мешка и расправляют по земле. Она шьётся из нейлоновых тканей и укрепляется внутри силовыми тросами — тросы прикрепляют к гондоле. Я думал, что оболочка твёрдая, словно мешок из-под сахара. Однако на ощупь она словно тонкий дождевик. Даже немного страшно стало.

Из прицепа достают два больших вентилятора с бензиновыми моторами, и начинают надувать шар обычным воздухом. Он расправляется и набирает форму.

Шар набирает форму буквально за несколько минут. Аэронавты растягивают его, чтобы он набухал быстро и правильно. Один из аэронавтов натягивает верхушку шара верёвкой. Оболочка похожа на кита, которого несколько рыбаков тянут в разные стороны

Затем включают горелку и начинают наполнять шар горячим воздухом. Вокруг шара становится ощутимо жарко.

Спустя несколько минут оболочка отрывается от земли. Внутри на просвет видны струи теплого воздуха, которые бегают наподобие волн.

Когда оболочка наполняется горячим воздухом, он встаёт вертикально и поднимает лежащую на боку корзину. Всё это происходит аккуратно и плавно. В происходящем ощущается привкус дзен-буддизма. И горящего газа.

Наверху оболочки находится парашютный клапан. Пилот воздушного шара тянет из гондолы за фал, клапан открывается и выпускает наружу горячий воздух. Так воздушный шар опускается вниз.

Ну вот, шар прогрелся и елозит по земле — пора лететь. Аэронавты занимают места в гондоле, пилот поддаёт газу, и путешествие начинается.

Шар взлетает очень необычно и непривычно. Совершенно беззвучно и плавно гондола приподнимается на пару сантиметров над землёй и начинает медленно парить вперед и вверх. Никакой перегрузки, никакого звона ветра в ушах, как на параплане. Ощущения — словно ты сидишь за обеденным столом, и вдруг стол плавно взмыл вверх вместе с тобой.

Шар набирает высоту неторопливо и неохотно. Пилот работает горелкой, и шар ускоряется. Через минуту мы уже выше крыш, выше деревьев и выше фонарных столбов с опасными проводами электропередач.

Под нами надуваются и взлетают вверх другие шары. Всего в этот день и в этот час в небе я насчитал больше дюжины шаров разных размеров и форм.

Прежде чем подняться вверх, пилот спрашивает по рации, если кто над ним. Обычно отвечают «Пятый, пятый, небо чистое, поднимайтесь!». Пилот поддаёт газу, и шар взлетает.

Занятно, что шары летят с одной скоростью. Никто никого не обгоняет, просто потому что не может — скорость ветра одинаковая для всех. Шары только медленно поднимаются и опускаются в поле зрения, вытворяя всякие штуки.

Шар поднимается и опускается инерционно. Вот шар остыл и плавно падает — у пилота пищит специальный прибор, который определяет ускорение. Пилот работает горелкой… однако ничего не происходит! Шар как падал, так и падает, только прибор пищит настойчивей: пип-пип-пип. Вот уже крест старой церкви оказывается перед глазами, мы несёмся прямо на него и готовы сбить гондолой. Вдруг что-то происходит, шар нехотя прекращает падение и начинает подниматься. Крест пролетает под нами в паре метров. В такие минуты легко стать верующим человеком.

Пролетая над городком, чувствуешь себя дроном. Медленно паришь над домами, считая тарелки спутникового телевидения и пугая драчливых котов. Шар летит совершенно беззвучно. Можно крикнуть ребятишкам внизу «Привееееет!», они поднимут голову и закричат в восторге. Так можно листать ленту фейсбука на телефоне и не заметить, как над тобой пролетело семнадцать человек в плетёной гондоле.

За нами летят почти все шары, впереди три. Самый маленький шар вдалеке взлетел с другой точки, до него очень далеко, много километров. Он улетел в другом направлении от нас. Занятно, но в отдалении ветер дул в другую сторону!

Привычные вещи сверху выгядят иначе. Предметы меняют форму и приобретают детализацию. Кажется, что видно каждую травинку, каждый листочек.

Я не помню такого чувства от полёта на параплане. Наверное, свободное парение помогает наблюдательности, расслабляет.

Шар прожорливый — требует три литра газа на минуту полёта. Без порции пламени он быстро опускается, пилот работает горелкой каждые десять-пятнадцать секунд.

Вокруг летали удивлённые моторные собратья. А внизу уже появилось место посадки — светлое пятно справа.

Посадка — самая необычная и самая опасная часть полёта. Шар в небе набирает приличную скорость, около 15 километров в час. Погасить её он не может, нечем. Приходится садиться как есть и тормозить корзиной вместе с пассажирами.

Ощущения специфические. Можно представить, что ты бежишь по полю и падаешь на колени прямо на бегу. Корзина плавно приближается к земле, скошенное поле пролетает в метре под тобой. Позади бегут ребята из наземной службы поддержки, которые предусмотрительно приехали к месту посадки на машине. Аэронавты внутри приседают и держатся за специальные ручки в корзине.

Удар! Корзина сотрясается, теряет пару километров в час, а после взмывает на метр. Еще удар, и еще. Корзину хватает дюжина рук, и она останавливается. Пилот стравливает воздух через верхний клапан. Всё, гравитация взяла своё, и мы снова ходящие, а не летающие.

После посадки нас ждёт эпилог. Подгоняют прицеп, и пилот шара аккуратно сажает корзину прямо в прицеп! Затем воздух стравливают, шар сворачивают обратно в чехол. Огромный шар собирают быстрее, чем я собираю надувной матрац для гостей.

Полёт на воздушном шаре — это приятное приключение. Если бы не пришлось тратить часы на электрички и прочую логистику, то мы с А. были бы совсем счастливы. Впрочем, нам очень понравилось. Полёт на воздушном шаре не с чем сравнивать: это неторопливо, приятно и довольно безопасно. Если у вас будет возможность прокатиться — не упустите свой шанс.

Деньги — это непонятная и неисчислимая штука, как вода. Рубли, фунты стерлингов и прочие доллары не помогают оценить объем денег, словно три кубометра или пятьдесят литров в час. Сто тысяч рублей — это сколько?

Без мерила деньги — это просто ресурс, сущность. Непонятно, зачем их зарабатывать, экономить и тратить. Деньги сами по себе не существуют, они реализуются в приложении к потребностям и мечтам.

Для денег нужна осязаемая единица. Книжка, ужин в ресторане, билет на самолёт до Нью-Йорка, «поршекайен». Важно, чтобы эта единица имела значение для человека. Деньги можно мерять только вещами, на которые их можно потратить.

Важно выбрать денежное мерило по себе. Глупо измерять деньги спичечными коробками или двухкомнатными квартирами в Купчино. Мерило до́лжно прикидывать к каждой трате, к любой сумме денег.

Я, например, частенько измеряю деньги футболками. Знаю, что хорошая футболка стоит примерно две тысячи рублей. Поэтому, когда в ресторане мне приносят счёт на полторы тысячи рублей, я понимаю: «Шиканул, надо поскромнее. Считай, проел футболку».

Для сумм побольше подходят путешествия. Например, среднее путешествие обходится в 50.000 рублей. Обсуждая стоимость проекта, я понимаю, ради чего работаю — на эти деньги смогу отправиться в странствия.

Мерила повышаются с подъемом по пирамиде потребностей. Голодный человек измеряет деньги батонами, сытый — футболками, довольный — путешествиями. Счастливый меряет бизнес-джетами и инвестированными проектами.

Мерило — это нечто, что можно купить без проблем или угрызений совести. Однако мерило также в деньгах, которые сэкономил, чтобы купить что-то потом. Если пить по чашке кофе каждый день и покупать по футболке в неделю, то вряд ли отправишься в путешествие в обозримом будущем.

А чем вы меряете деньги?

Человек усложняется со временем. Он читает, путешествует, общается с людьми. Всё это накладывает отпечаток, меняет отношение к жизни. Я представляю себе оптический прибор, в который каждый год добавляют новую линзу. Спустя полвека через него мир видно иначе, чем в детстве. У человека появляется жизненный опыт — драгоценная субстанция.

У многих людей нет жизненного опыта. Он есть, но пассивный, который сам по себе образуется при старении. Можно представить себе дом, который построил из того, что нашёл под ногами.

Каждая новая книга, лекция, поездка, статья, конференция, музыкальная пластинка, каждое новое непривычное дело увеличивают жизненный опыт. Это неизбежный и неконтролируемый процесс. Мы отщипываем от всего, что нам нравится, и добавляем в себя. Так, взрослея, человек превращается в сумму всего, что он любил в жизни.

Богатый жизненный опыт проявляется не только в интересных историях или постах в блоге. Он влияет на всё, что делает человек. Опытный дизайнер, продавец в магазине, пилот самолёта или редактор делают работу иначе, чем неопытный. Дело даже не в непосредственных профессиональных умениях, отточенных практикой. Жизненный опыт даёт особую философию, особое отношение к делу. Опытный человек устойчив к критике, он иначе воспринимает неудачи, видит больше возможностей для развития. У него в голове — набор инструментов, которые он утащил из кучи мест. Плохо воровать, но он и сам не знал, что ворует.

Когда про человека говорят, что он хорош в постели, то не имеют в виду скорость движений ягодиц или идеальные ореолы сосков. Имеют в виду какую-то особую магию: блеск в глазах, чувство юмора, мимику, и что-то еще, что нельзя описать словами. Всему этому нельзя научиться на курсах, до этого можно только дожить, дорасти со временем.

⌘ ⌘ ⌘

Есть способы упорядочить жизненный багаж. Но если багажа нет, то и упорядочивать нечего. Так и с текстом, с редактурой. Есть информационный стиль, однако он не поможет человеку без жизненного опыта. От осины не родятся апельсины.

Вот, например, выпуск рассылки «Мегаплана» про умение слушать.

Это хороший текст. Он хорошо структурирован, все стоп-слова на коротком поводке. Писатель управляет вниманием читателя. Но я не верю этой статье. Не чувствую в авторе достаточного жизненного опыта, чтобы учить меня. Почему я должен его слушать?

Если у автора не хватает жизненного опыта, читатель это почувствует. В таком случае лучше опираться на чужой (например, на книгу).

А вот — эссе Марии Степановой о феномене Владимира Высоцкого.

Это пятнадцать минут концентрированного читательского мучения. Полотно текста, жидко разбавленного выносными блоками цитат. Внутри — какой-то неведомый механизм из букв, он шевелится, дышит и живёт своей жизнью. Эту статью нельзя осознать с первого раза, только с пятой попытки еле-еле начинаешь понимать, о чём тут написано.

Однако это прекрасный текст, он как горький швейцарский шоколад. Он написан жизненноопытным автором для жизненноопытного читателя. Автор даже не думал его упрощать и редактировать, потому что здесь это не нужно.

⌘ ⌘ ⌘

Информационный стиль — это прекрасная штука. С его помощью любой человек создаст лаконичный текст, который покажет пользу и не отвлечёт. Однако в инфостиле редактор с жизненным опытом напишет текст лучше, чем редактор без оного. Так же с дизайнером, журналистом, пиарщиком, да и вообще любым человеком и в любом деле.

Если хотите делать свою работу хорошо — развивайтесь как человек. Читайте, путешествуйте, смотрите и слушайте больше всего разного. Не стесняйтесь знакомиться с новыми людьми, даже с теми, кто кажется неинтересными.

Паустовский был прав:

Когда бродишь, — растёшь стремительно, и всё, что видел, откладывается даже на внешности. Людей, которые много ездили, я узнаю из тысячи. Скитания очищают, переплетают встречи, века, книги и любовь.

Ребята, тут такое дело — я нашёл на улице слона.

Слон стоял на гранитном ограждении напротив гостиницы «Белград». Я часто хожу этой дорогой, почти каждый день, но слона увидел впервые. Я повертел головой в поисках хозяина, но не нашёл поблизости погонщика или другое сопричастное лицо. Метрах в десяти в тени солидный мужчина курил сигару, стряхивая пепел на голую волосатую грудь. Я как-то догадался, что к слону из газеты и скотча он не имеет никакого отношения.

Я бережно взял животное и от неожиданности сделал с ним сэлфи. Пощупал его на манер доктора, наминал слоновий живот в поисках бомбы, закладки из марихуаны, кровавых бинтов и госдеповских грантов. А может, внутри потные носки или мёртвый хомяк? Взвесил его в руке — кажется, что слишком лёгкий для всего этого дерьма. А может, внутри дерьмо?

Так я принёс слона домой и сфотографировал. Кошка понюхала и посмотрела на меня в недоумении. Хомяка там точно нет, иначе бы она учуяла.

Фигурка выполнена с большим умением. Это только кажется, что каждый дурачок может свернуть слона из газеты. А попробуй-ка сделай такого! Я даже плоского слона из газеты не вырежу никогда, а не то что объемного. Наверное, это какой-то очень хороший, но бедный папа сделал игрушку для ребёнка из того, что нашёл в пустой и холодной квартире. А ребёнок шёл и оставил слона на ограде. Теперь малыш плачет, наверное, а папа судорожно думает, как сделать новую игрушку из совсем-совсем ничего.

А может быть всё наоборот. Этот слон — подарок тому мужчине с сигарой и волосами. Теперь мужчина рыщет по городу в поисках вора. Этот слон выполнен мастером из редкой винтажной газеты, в которую заворачивал рыбу герой Баталова в «Москва слезам не верит». Это редчайший бумажный слон, и обмотан он не скотчем, а обработанными вручную рыбьими пузырями. Наверное, его можно продать с аукциона и купить себе феррари. Вырезанное из газеты и скотча в натуральную величину.

Кажется, стоит разрезать слона пополам, чтобы снять все опасения в его содержимом. Но ведь обратно не превратишь два полуслона в одного целого! Фигурка, словно юношеская любовь, живёт до первого удара. Вскрытие слона развеет сомнения, но отнимет радость необычной вещи. Слон Шрёдингера!

Как ни крути, а это не слон — тайна. Всё в нём загадочно: происхождение, состав и цель существования. У меня ни ни единой зацепки. Туманно и его будущее. Что делать со слоном? Вернуть на место? Разрезать дрожащей рукой? Поставить на полку и радовать глаз?

Напишу-ка я о нём в блог. Наверное, читатели помогут.

Изготовили себе с А. по серебряному кованому кольцу. Вот как это было.

У нас в стране до сих пор действуют дурацкие правила приобретения драгоценных металлов и камней. Купить всё это можно либо на чёрном или сером рынке, либо сложно и дорого — у государства. Грамм серебра стоит около 50 рублей, грамм золота — около 3000 рублей.

Серебро и золото ювелиры покупают в банках в виде слитков или у специальных промышленных предприятий в гранулах. Переплавляют его самостоятельно, в тигеле.

В процессе плавления расплавленное серебро «солят» — посыпают флюсом. Флюс вытягивает из серебра примеси, и образует характерный красный шлак. Его снимают титановой палочкой.

Расплавленное серебро заливают в прогретый тигель, и спустя минуту в руке оказывается слиточек. В нём около десяти граммов серебра. Из такого кусочка получится три кольца, и еще останется.

Квадратный слиточек серебра раскатывают на ручном прокатном стане. Цилиндры называются валками, а прорези в них — ручьями. Слиточек вставляется в ручьи, и прокатывается. Затем валки чуть сводятся (металлурги говорят, что уменьшается раствор валков), брусочек кантуется и прокатывается снова.

Постепенно слиток утоньшается и удлиняется. После этого его прокатывают плоскими участниками валков — чтобы он превратился в полоску. Из полоски уже можно делать кольцо.

Собственно, так выглядит рабочее место ювелира. Слева внизу лежит кусочек серебряной полосы, из которой будем делать кольцо. Видны полукруглые плоскогубцы для сгибания полосы и пара надфилей: полукруглый и плоский. Еще есть электронный штангенциркуль и лобзик. Больше ничего не нужно.

От полоски лобзиком отпиливается полоска нужного размера. Она измеряется до сотых миллиметра. Учитывается даже то, что кольцо чуть разойдётся во время ковки.

Отпиленная полоска сгибается плоскогубцами в «черновик». Теперь нужно тщательно зачистить торцы, чтобы они сошлись без зазора. Сделать это довольно трудно, у ювелиров уходят месяцы на оттачивание эффективных движений надфилем.

Торцы должны сходиться идеально, без просветов. Видно, что А. справилась с этой задачей куда лучше меня. Но ничего, всё равно стык мы запаяем!

Кольцо паяют ручной горелкой. Его хорошенько проливают флюсом и прогревают, а потом на стык опускают крохотную капельку расплавленного серебра. Она заполняет стык полностью.

После кольцо зачищают надфилем со всех сторон. Уже и не поймёшь, где был стык. Пока еще неважно, что кольцо кривой формы. Это исправится при ковке. Кстати, самое время ей заняться!

Кольцо надевают на конусовидный штифт, и бьют молотком, на конце которого — шар. Так на поверхности кольца образуется неповторимая фактура из вмятин.

Напоследок его еще раз начисто полируют, уже бормашиной с разными насадками. Вот это финальная насадка, которая создаёт небольшие задиры для чернения.

Готовое кольцо опускают на пару секунд в чернилку. В чернилке — серный раствор, который придаёт кольцу тёмный рисунок.

Готово! На всё про всё ушло примерно четыре часа, вместе с лекцией про особенности ювелирного дела. Вот такое кольцо у меня получилось:

Вторую половину августа я проведу в Адлере — поеду на летний лагерь Verba Academy.

Это семинар-интенсив для тех, кто хочет лучше разбираться в рекламе и медиа. Его организуют ребята из Rocket School и ВОС. Спикерами приедут Алексей Амётов, Илья Красильщик, Алексей Ивановский и другие крутые ребята.

Я буду записывать за спикерами умные мысли, гулять по горам и вести внутренний дневник семинара. Разумеется, напишу большой пост в блог.

Если вам интересно — поехали вместе. Места еще есть.

Побывал на мастер-классе Юрия Сапрыкина о городской журналистике. В десяти лекциях Юрий рассказывал о том, как появились современные медиа о Москве и других городах. На мастер-классе почти не было ничего о том, как писать. Зато было много о том, как писали другие, как думать о городе (и как думали другие). Мы говорили о Гиляровском и Памуке, вспоминали байки и истории, спорили и размышляли. На мой взгляд, получилось здорово. Юрий — отличный рассказчик, а мы старались быть благодарными слушателями.

Эти две недели меня здорово вдохновили, и познакомили с классными людьми. Во время мастер-класса я вёл небольшой конспект. Понимаю, что его будет трудно читать в отрыве от контекста, но выложу. Фоном для конспекта будут фотографии, которые я снимал во время нашей совместной прогулки по ВДНХ.

• Городская журналистика стала очень предсказуемой. Всему можно научиться за пятнадцать минут. Это можно сделать самим в сети. Городское издание в Москве сейчас — это либо рассказ о том, как хорош Собянин (вспомните страницу логина в метро), либо издание о том, что где что можно съесть, купить, снять или сходить. Еще есть издания о позитивных изменениях в Москве (например, «Афиша»). Есть издания о городе как архитектурных явлениях, есть оппозиционные издания о божественного цвета бордюрах и заборах. Но все эти подходы очень ограничены и предсказуемы.
• Гиляровский — это предтеча городской журналистики. Однако он творил скорее криминальную хронику, был сам себе отделом происшествий.
• Гиляровский вёл себя не как историк, а как зоолог. Он ловил разные городские биологические виды, вытаскивал их «на камеру» и умилялся им. Ему были интересны социальные типы людей: «Нравы, повадки, ореол обитания и классификация видов». С таким восторгом зоолог Дроздов рассматривает ядовитую змею.
• Трудно представить талант общительности Гиляровского в наше время, где пик общения приходится на фейсбучный чат.
• В работе Гиляровского были цель, метод и миссия. Метод — умение притвориться, втереться в доверие, проявить гений общения, вытащить из людей информацию. Миссия — защитить слабых, дать бессловесным людям голос. А цель — это рассказать хорошую историю.

• Сама по себе защита слабых не может быть целью, только миссией. Целью всегда должна быть хорошая история. Без крутой истории деньги не соберутся, и крыша не починится.
• Гиляровскому всегда нужен рассказ, анекдот, байка. Это может быть частью статьи, торчать из неё как гвоздь.
• Сейчас социальной тематикой мы считаем истории об униженных и оскорбленных: больницы, тюрьмы, инвалиды. А для Гиляровского социальная тематика — это все люди, которые наполняют город.
• Город для Гиляровского — это место, где люди едят. Попутно они выпивают, заключают сделки. Однако всё это концентрируется вокруг еды или алкоголя. О любой профессии важно рассказать через призму мест того, как они питаются. Но это не ресторанная критика («Пряная нотка розмарина в нежной мякоти ягнёнка, 680 ₽»), а социальная («Тут у нас кальяны, тут — у нас VIP-гости, а чёрных сюда не пускаем»). Для Гиляровского трактиры — это способ рассказать о нравах, о состоянии умов. «Он ел часа два, и между порциями дремал». Гиляровский перечисляя блюда на столе, на самом деле описывает человека.

• Первое издание «Москвы и москвичей» вышло в 1926 году, второе — 1934. Он перечисляет десятки блюд друг за другом так, что для людей того времени подобное описание выглядело как фуд-порно. Одни этого никогда не знали и представить себе не могли, а другие всё это еще помнят, щемя сердце.
• Казалось бы, такая совсем приземлённая, служебная гастрономическая тема становится поводом для разворачивания панорамы человеческих типов, социальных классов людей.
• Для Гиляровского город — это место встречи с незнакомцами.
• Другая призма для рассматривания города для Гиляровского — это место торговли. Например, рынки на главных площадях.

• Хитровка была местом, где кормили самым трэшовым стрит-фудом.
• В Гиляровском сочеталось любопытство с полным отсутствием брезгливости. Он не чувствует, что падшие люди хуже его. Они для него интересны такими, какие они есть.
• Гиляровскому наплевать на все сферы интересов. Он ничей не агент. Он агент хорошей истории.
• За последние двадцать лет сменилось множество городских архетипов: новые русские, модники, бандиты, инвестиционные банкиры. Но что мы знаем о них, если этих людей нет среди наших родственников? Да ничего! Очень жаль, что в Москве не нашлось нового Гиляровского.
• Во вселенной Гиляровского невозможно выстроить оппозицию к окружающему миру. В его репортажах нет разделения, у него ни один социальный тип не противопоставляется другому. Не светлое и тёмное, а градации разных цветов.
• Где история про то, как готы съели эмо? Нет описания — не было и явления!
• Молодые городские журналисты хотят писать про экзотику (например, про московское сообщество ассирийцев). Однако при таком подходе мимо нас проплывают социальные типы, про которые он на самом деле состоит. Лучше думать о городе как о лесе, который населён самыми разными животными. То есть людьми.

• Когда приезжаешь в Стамбул или Лондон, ты смотришь на город не своими глазами, а глазами литературных героев.
• Сегодня не существует мифа о Москве, который характеризовал бы людей, которые в ней живут. Образы о Москве из медиа не универсальны.
• Можно с лёгкостью представить себе, что Москва — это город, где все валяются в обновлённых парках или бегают полумарафон.

• Иерусалимский миф не создаётся силами библейской истории. Так и Дублин не создаётся мифом «Уллиса» Джойса.
• Живая душа, заключённая в клетки города, словно в клетки собственного тела.
• Писателю никогда верить нельзя. Всё, что они рассказывают о себе, они частенько рассказывают ради красного словца.
• Для людей эпохи Белого увидеть сияние заката и увидеть в нём мистический зов — это как в наше время пойти попить кофе. «Петербург» Белого — это полная противоположность «Уллису» Джойса в топографическом смысле. С Белым карту города не построишь.

• Город у Белого — это праздная мозговая игра, игра искривлённого сознания.
• Эссе Бродского «Набережная неисцелимых» в Венеции сейчас продаётся в любой сувенирной лавке. Что может быть большим признанием для писателя, если не твой труд, который стал чем-то вроде магнитика на холодильник.
• Венеция — это дымка, которая состоит наполовину из сырого кислорода, и еще наполовину — из кофе и молитв.

• Почему-то люди очень болезненно относятся к тому, как их город отражают в фильмах, статьях или книгах.
• Если ты смотришь на свой город глазами чужака, тебе хочется, чтобы чужак похвалил тебя, потому что ты на него похож. Если к тебе приезжает британский музыкальный журналист, то ты ждёшь, что он скажет: «Вау, да ваш Tesla Boy – прямо как у нас». А ему интересны дикости, на которые ты не обращаешь внимания, или тебе они совсем неинтересны. Ты начинаешь бороться с этими дикостями и вдруг оказывается, что в твоём месте не осталось совсем ничего интересного. Так, однажды из Стамбула увезли на Принцевы острова всех диких собак. Но этот факт показался западным журналистам еще большей дикостью, чем само наличие бездомных собак в Стамбуле.

• Если миф о запретном московском Кремле разрушится, то на его месте вряд ли возникнет какой-то другой миф.
• Открытие Олимпиады — это один из самых успешных сборников российских мифов.
• Московский миф всегда обращён в прошлое. Важно не то, как здесь сейчас, а как там было пятьдесят лет назад.
• Если люди не могут разрушить миф, то они начинают эстетизировать самые крайние проявления этого мифа (например, панельные многоэтажки и ЖКХ-арт). Это хороший знак. Если ты любуешься, значит ты уже чужой. Это значит, что панельная многоэтажка обречена, что ты вырвался из её плена.

• Лучший способ понимать город как текст — изучать теорию архитектуры. Нужно изучать стили, идеи, эстетические программы, то, как они сменяли что друга и что они означали. «Культура 2» —одна из лучших книг об истории сталинской архитектуры. Основная идея книги в том, что в России сменяют друг друга две культуры: Культура 1 и Культура 2. Они противоположны друг другу: движение против неподвижности, модернизм против консервативна. Это настоящая игра в дихотомию.
• Яркий пример неприятия подвижной модернистской Культуры 1 — отторжение крестьянами стальных кроватей на ножках. Такие кровати казались стыдом, их следовало немедленно обшить по периметру материей (она называлась подзором). Казалось, что так кровать получает долгожданную основательность, «двакультуность».

• Культура не может признаться, что она сама себя на ходу перепридумывает. Поэтому изменение культуры с первой на вторую списывают на ошибки конкретных людей. Так, после изменения плана ВДНХ с трёхмесячной на вечную многие проектировщики уехали в Воркуту.
• В 1939 году перед открытием ВДНХ сотрудники государственной безопасности заставили инженера Алексеева отсматривать внутренности статуи Сталина на предмет бомбы. Алексеева спустили внутрь статуи на верёвке, куда он взял с собой маленькую скульптуру, из которой делали большую, настоящую. Так одного Сталина замуровали в другом Сталине на манер матрёшки.
• Монастырский считал, что культурная среда переполнена знаками. Их не нужно искать, они сами напрыгивают на тебя и сами навязывают свои смыслы. Их можно побороть, если превратить чехарду знаков до абсурда, доведя их из переполненности до состояния пустоты.
• ВДНХ — это храм, где богом является коммунистическое общество. А алтарь этого храма — фонтан Колос.

• Мужчина, придерживающий быка на павильоне «Мясная промышленность» одет в бронзовые ватные штаны, заправленные в бронзовые кирзовые сапоги.
• Согласно Ивану Щеглову, город — это машина подавления, которая работает по негуманистическим законам. Так, Париж был перестроен так, чтобы по широким городским проспектам было удобно двигаться армиями. Еще город старается оградить места, где любят собираться большое количество людей. «Мы живём в оккупированных городах, в которых никогда не кончается комендантский час». Ситуацианисты стараются создать условия, при которых этот порядок может быть разрушен. Достаточно выбить себя из колеи, чтобы пережить эмоциональное потрясение или создать новое знание, чтобы нарисовать карту чувств и желаний. «Всегда кажись серьёзным, если ты просто шатаешься по городу накуренным». Все инструменты освоения города уже есть внутри людей. Именно поэтому чувственное познание города называется психогеографией. Библия психогеографии — «Москва-Петушки» Ерофеева. У психогеографов есть специальные мобильные приложения для дрейфа, неосознанного познания города — оно строит причудливый маршрут и включает странную музыку.

• Медиа влияет на мир, даже если пользователи не хотят этого.
• Городское медиа девяностых-двухтысячных было тусовкой своих для своих.
• Самая запоминающаяся акция журнала «Столица» была борьба с памятником Петру I.  Основным методом борьбы с памятником были наклейки вроде «Вас здесь не стояло» или «Долой царя». Это было зло, остроумно и эффективно.
• То, что раньше казалось остроумным и точно пойманным, сейчас кажется фантазией, выдумкой.

• Дух «Столицы» жив в заведениях Борисова вроде «О.Г.И». Какая там еда? Да неважно! Главное, что чужие туда не ходят…
• Славу журнала «Афиша» составили не статьи, а мелочи вроде листингов к концертам или материалам вроде «10 самых жутких заголовков женских журналов».
• Чудовищные усилия редакции журнала «Афиша» тратились на рубрику «Правда», в котором уточнялись и опровергались материалы из прошлых выпусков журнала.

• Расписание всех столичных концертов на месяц в ранней «Афише» занимало половину журнальной полосы. Журнал писал: «В Москве открылось два странных заведения — кофейни. В них можно сидеть и пить кофе». Тогда в Москве открылось не две новые кофейни, а вообще в Москве было две кофейни.

• Москва середины 2000-х набралась состоятельности, и начала кичиться этим. Появилась Рублёвка и гламур, Собчак и Робски, Абрамович. Лучше всего это отрефлексировал Казаковский «Большой Город». Большой Город периода Лошака и Дзядко — это протест, синие ведёрки, антилизоблюды.
• У «Афиши» был слоган: «Как скажем, так и будет!» В языке «Афиши» главное слово — это «правильно» (правильные места, правильная руккола).

• Хорошие идеи приходят тогда, когда ты целую неделю сидишь с пустыми сайтом, и ничего не придумывается.
• Раньше жизнь была медленней. Люди за столом обсуждали старые события, и всем было интересно. А сейчас обсуждают твит, который вышел час назад (и уже устарел). «Положил в блюдо то, сё, сверху положил петрушки кудрявой. Да так красиво получилось, что так бы и сам туда прилёг».
• Створаживалось.

• Когда из профессии уходят люди, которые могут найти романные токи в упругой ткани повествования, мы остаёмся с людьми, для которых творог — это просто творог.
• Всех всегда волнуют геи, религиозные вопросы. Волнуют разумеется, в плохом смысле.
• В девяностые годы рок-звёздами были экономисты. В двухтысячных ими стали урбанисты. Сейчас все школьники говорят о велодорожках и городских маркетах еды. В наше время нельзя писать о городе, и игнорировать урбанисту.
• Урбанисты понимают город, как организм. Современники барона Османа писали, что он, барон, вскрывает нарывы, улучшает кровоток. Его трудами город становится более здоровым.
• Подсветка может сильно менять ощущение от города. Например, если не подсвечивать фасады, а только дорожки между ними, то город будет выглядеть совсем иначе.

• Концепция пластичного города — жители смогут сами выбирать город, в котором они хотят жить.
• Чтобы сделать город живым, нужно развивать малый локальный бизнес. Чем больше лавчонок, баров и магазинчиков на первых этажах домов, тем лучше. Их владельцы сами последят за своим районом. Такой подход впервые сформировала Джейн Джейкобс, автор «Жизни и смерти больших американских городов».

• Если в городе сложилось локальные сообщества, то их не разрушить даже эскаваторами.
• В урбанисте есть решения точечные и размазанные. Точечные — это когда все навалились и сделали крутой Парк Горького. А вот на ремонт дворов в Москве выделяется 18 миллиардов рублей. Но все эти деньги уходят на покраску заборов и латание качелек.
• До двух третей жителей Москвы крайне редко выезжают из своих районов. Им весь этот урбанизм нафиг не нужен.
• Жители районов проживают свои жизни, но не чувствуют себя хозяевами. Живут словно чужие люди. Сколько лет говорят о сообществах, но рождаются только сообщества в фейсбуке.
• На месте снесённых памятников архитектуры в Москве так толком ничего и не появилось.

• Сейчас всё — это медиа. Ночная велосипедная экскурсия, группа в фейсбуке с фоточками может эффективнее доносить материал, чем любой сайт или любая статья.

⌘ ⌘ ⌘Одним словом, было круто. Если у вас появится шанс побывать на мастер-классе Юрия — советую, это хорошая инвестиция в самого себя.