Замечательные зарисовки из поезда Санкт-Петербург — Адлер: «Первой в тамбуре появится невысокая женщина в возрасте с большим количеством сумок и длинным зонтом за спиной. Она будет выносить сумки одну за другой, постоянно задевая зонтом ваши колени и вызывая раздражение. Вы решите, что на следующий раз точно сделаете ей замечание, но в эту минуту она сама обратится к вам с просьбой помочь выставить багаж на платформу. Вы, конечно, дадите согласие, быть может, не столь добрым голосом, каким он мог быть, если бы её зонт не задевал вас. Поблагодарив за ответ, женщина устало прислонится к стене и, глядя на проносящиеся за окном гаражи, ровным голосом сообщит, что приехала в Петербург хоронить своего сына, погибшего в другом городе и тело через час надо забирать в аэропорту и нужно сильно спешить, чтобы успеть. Откроется дверь из вагона и в тамбур заглянет Мама Чоли, дотронется до плеча пассажирки и спросит: «Ну, вы как, держитесь?». «Я держусь, спасибо, голубушка. Молодой человек поможет с вещами». А вам будет стыдно от того что вы только что чуть не сказали. Но этой встречи может и не случится. В тамбур, позвякивая поклажей, первым войдёт весёлый загорелый парень. Не сильно беспокоясь, слушаете вы его или нет, он расскажет, что едет в Петербург на свадьбу к друзьям, с которыми познакомился на море и везёт много-много дешёвого местного коньяка к праздничному столу. Кивнув несколько раз ему в ответ, вы с сожалением отметите про себя, что случись на свадьбе драка или любой мало-мальски серьёзный конфликт, этот парень будет первым, кто получит по лицу, так как его открытость под воздействием выпитого перейдёт сначала в навязчивость, а затем и в наглость. Впрочем, могу сказать точно, с каким бы настроением вы не покинули вагон, Петербург развеет всё в одночасье по пути с Ладожской до Восстания».
Пол Швайцер более полувека ремонтирует печатные машинки.
Александр Буратин вспоминает африканиста Александра Сосновского: «Вдруг обнаруживалось, что мысли, роящиеся в голове у пацана из кингстонских трущоб, папа которого стучит в барабан на пляже, призывая какого-то бога прилететь из Африки и вселиться в него, и который сам играет реггей и зависает по Хайле Селассие, — напрямую связаны и со средневековой поэзией Иегуды Галеви, и с автостопным блюзом Керуака, и с трудовыми коммунами Макаренко, с Карлом Марксом и Маркусом Гарви, Лениным и Ленноном, черными пантерами, красными бригадами, желтой подводной лодкой и зеленым знаменем газавата. Вдруг я просек, что интеллектуальный и духовный мир очень далекого ямайского хлопца отличается от моего лишь рисунком этого плывущего, живого узора культуры — а вообще-то он про то же самое».