Увлекательный дневник медбрата реанимационного отделения одной московской больницы.

 

«Юные годы медбрата Паровозова» — настолько живая, чистая и интересная книжка, что я прочитал её всю за два дня, отрываясь от процесса с большим неудовольствием, как от куска вкусного, горячего, тёплого пирога с кружкой парного молока. Алексей Моторов, похоже, зря поступил в медицинский институт и пять лет отработал медбратом седьмой городской клинической больницы. В нём реанимировался и остался жить классный писатель, чему лично я очень рад.

Обычно кардиохирурги заканчивают операции к обеду или чуть позже. Крайне редко больных привозили в шесть вечера. Однажды, помню, операция закончилась в девять. Этого доставили к нам в первый блок ближе к полуночи.

Всё, что можно было получить по части осложнений в момент операции, получили, причём в самой тяжелой форме. Кровило там, где не должно было кровить, не сшивалось там, где должно было сшиваться, не разрезалось, где должно было разрезаться. Даже машина искусственного кровообращения выкинула фортель. Отсоединилась одна из пластиковых магистралей, и, пока это заметили, около литра крови вылилось на пол.

У анестизиологов тоже было не лучше. Уже на этапе вводного наркоза начались чудеса — сначала с интубацией, затем с подключичкой, потом возникла крапивница на один из компонетнов наркозной смеи, потом вдруг давление упало по нулям… В общем, тихий ужас, врагу не пожелаешь.

При этом вся огромная хирургическая бригада думала об одном. Как и почему до сих пор он жив, этот уже изначально практически безнадёжный пациент. И вот, когда всё было сделано, он выдал остановку. Хотя в момент кардиохирургических операций сердце останавливается по самой процедуре вмешательства, но тут, как говорится, больной встал наглухо. Сердце стали массировать и дефибриллировать, но оно не запускалось. Дефибрилляция открытого сердца выглядит так, будто сердце накрывают сверху и снизу здоровыми ложками. Это два электрода, по которым идёт ток высокого напряжения.

В какой-то момент времени один из хирургов, производящих процедуру, заметил, что нижняя ложка выехала из-под задней стенки сердца. Он решил поправить электрод, но забыл сказать об этом коллеге, который стоял практически спиной к нему. Тот занимался тем, что набирал заряд на приборе, нажимая на кнопку «набор», а после набора напряжения нажимал на кнопку «разряд», а после разряда нажимал на кнопку «сброс». Потом он повторял всё заново, и так много раз подряд. Вот такая техника была у нас в то время.

Операция шла больше двенадцати часов, поэтому у этих двоих синхронные действия дошли до сомнамбулического автоматизма. В общем, как только Сергей Петрович Иванцов взялся обеими руками, в мокрых от крови перчатках, за оба электрода, стоящий к нему спиной новичок Ваня Акулишин машинально нажал на кнопку «разряд».

Эффект получился грандиозным. Тот случай потом вспоминали много лет. Иванцов подпрыгнул метра на два, затем, приземлившись на пол, переколотив все стоящие со столом дренажные банки, принял почти горизонтальное положение, и, набрав скорость, выбил головой дверь в педоперационную. Пролетев её на бреющем полёте, он протаранил ещё одну дверь — в коридор, где и рухнул без сознания. Самое удивительное, что сердце у больного запустилось. Часть хирургов побежала оказывать помощь Иванцову, а другие начали зашивать грудную клетку пациента.

Книга хороша вся и во всём — тонкой прорисовкой персонажей, запутыванием повествования в клубок, небрежным нарезанием сюжетных линий. Там, где нужно, Алексей Моторов пишет по-медицински подробно, соскальзывая во врачебный нонфикшен, в других местах он фокусируется на исторических деталях и характерах его коллег. В итоге невыдуманный дневник о нескольких годах его юношества читается живо, словно крепкая современная проза.

Заведующая отделением переливания крови медленно и мягко приняла у него из рук историю болезни, присела на стол и раздвинула кипу бумажек, наклеенных поверх анализа группы крови. Она внимательно прочитала заключение, вырвала бланк из карточки и протянула кардиохирургу.

На бланке с большим фиолетовым штампом, удостоверяющим, что кровь третьей группы, положительного резуса, в графе Ф.И.О. значилось совсем другое имя и другая фамилия. Ей приклеили чужой анализ.

— Сколько лет вашей пациентке? — спросила заведующая у побелевшего хирурга.

— Девятнадцать! — прошептал тот.

Кто-то, не стесняясь, заплакал в голос. У неё просто не было шанса выжить. Ни единого. Почти полтора литра, что перелили этой девочке, вполне способны отправить на тот свет два десятка человек.

Юные годы медбрата Паровозова пришлись на перестроечный СССР, и никаких тебе смартфонов, социальных сетей, поездок за границу и хипстеров. Это время голодных врачей, любящих своё дело, очередей за финскими комбинезонами, шабашками и халтурками, профсоюзами и больными, сующими червонец в оттянутый карман врачебного халата. Для меня книга стала небольшой энциклопедией о жизни страны, в которой родился, но которую не застал.

— Ох и ни фига себе! — произнёс силуэт человеческим голосом. — Что это было?

— Замкнуло, кажется! — обтекаемо сообщил я и побежал в щитовую ставить на место выбитый автомат. Уже при свете мы рассмотрели утюг. Вместо основания традиционной клиновидной формы была затвердевшая к тому времени лужица расплавленного металла. Даже имеющий техническое образование Юрий Владимирович Мазурок подивился подобному зрелищу. Что я такое натворил, до сих пор остаётся загадкой.

В конце концов, утешал я себя, человеческий организм — это не утюг, там всё просто и предсказуемо.

Одним словом, замечательная книга, очень советую.

⌘ ⌘ ⌘